О Михаиле Файнермане
МИСТЕР С ТАМБУРИНОМ
Mr. Tambourine Man
Спой, Мистер-с-Тамбурином, песню для меня –
Сна ни капельки, и нет ногам покоя,
Спой, Мистер-с-Тамбурином, песню для меня,
И звени с утра, пойду я за тобою.
И хоть знаю я, что рай вечерний стал уже песком,
рассыпался, как ком,
лишь обрывки сна кругом – или чего там?
И что я здесь стою? я как впечатан в этот миг,
хоть бы кто-нибудь возник,
не сорвется даже крик – одна зевота.
Возьми меня с собой на корабль волшебный твой,
я совсем как неживой,
я стал опавшею листвой,
ноги ноют подо мной,
но шагают и меня с собою тянут.
Хоть куда готов идти я, я готов пропасть совсем,
стать пылинкой, стать ничем,
Твой звон – как сон волшебных стен, я в нем останусь.
И хоть слышишь, смех кружит на солнце с дикой быстротой,
этот смех совсем пустой,
он ни над кем, он ни про что,
А для неба нет оград, как нет двух мнений.
И если ты услышишь: подтянет кто-то наугад,
будто с тамбурином в лад,
только оглянись назад –
он там бредет и слушать рад,
Бредет и хочет быть твоей послушной тенью.
Скажи – и в кольцах дыма я исчезну, растворюсь,
с туманом времени сольюсь,
от замерзших листьев прочь,
в деревьев вспуганную ночь,
на пляж, открытый всем ветрам,
но злая боль – она и там меня достанет.
Да, плясать под этим небом, и одной рукой махать,
на фоне моря, и пока
я здесь стою в кольце песка,
со всею памятью судьбы
зарыться в синих волн горбы,
Про этот день мне дай забыть, и пусть он канет.
Спой, Мистер-с-Тамбурином, песню для меня –
Сна ни капельки, и нет ногам покоя,
Спой, Мистер-с-Тамбурином, песню для меня,
И звени с утра, пойду я за тобою.
ДА БРОСЬ ТЫ, НЕ ДУМАЙ, ПРОЙДЕТ!
Don't Think Twice It's Alright
Ну что теперь сидеть, искать ответа? –
со мной ли, без меня.
Да, что ж теперь сидеть искать ответа –
если прежде не могла понять.
Вот петух закричал, занялся рассвет,
Ты глядишь в окно, а меня уже нет.
Ты – причина, ты и ответ! –
Да брось ты, не думай, пройдет.
И что теперь ты свет в окне зажигаешь? –
я помню другим твое окно.
Да, что же свет в окне ты зажигаешь?
там, где теперь я – все равно темно.
Я б хотел услышать, пусть оно и прошло,
Слово – удержать меня, хоть мне же назло,
Мы ведь и сказали-то не так много слов –
Да брось ты, не думай, пройдет!
И пусть впереди одинокая дорога –
я и сам не знаю, куда иду –
Все ж "до свидания!" – слишком доброе слово:
"Прощай!" – хоть я не кличу беду.
Я не говорю, что ты была недобра,
Ты могла быть добрее – да ведь это вчера,
Ты ведь просто дни мои здесь крала –
Да брось ты, забудь, ерунда!
И что ж теперь звать меня, подружка? –
ты бы прежде позвала.
Да, что же теперь звать меня, подружка! –
я ушел – вот такие дела.
Я и сам не пойму, чья тут вина,
Может, я хотел женщину, а ты – всего меня.
Я отдал свое сердце – а тебе душа была нужна? –
Ладно, не думай, пройдет!
Перевел с английского Михаил Файнерман
Эти переводы песен Боба Дилана предполагалось напечатать в "Иностранке", там были еще 4 вещи, переведенные Сашей Левиным и мной. Но в "Иностранке" не получилось, и пару лет спустя я предложил их Сергею Кастальскому, который был тогда редактором в газете "New Hot Rock". Они и появились там в #4 (1994).
Когда мы познакомились с Мишей весной 1972 г., он уже несколько лет участвовал в московской литературной жизни. Ходил в лито маленького Симона Бернштейна, с которым, по-видимому, дружил. Смерть Симона в январе 1973 г. он тяжело переживал.
Какие-то особые отношения были у Миши и с Лёвой Рубинштейном, который тогда еще не был концептуалистом, а писал стихи, но я их не читал. Миша показывал мне лёвины конвертики – конвертик разворачивался, и появлялись надписи на различных плоскостях.
Из того, что Миша давал мне читать, самое большое впечатление произвели "Москва–Петушки" Ерофеева и стихи Севы Некрасова. Думаю, их общение с Севой имело определенное значение для обоих.
Другое важное лицо – Илья Бокштейн, с которым Миша общался до его отъезда в том же 1972 г. – оба они были завсегдатаями Иностранки (библиотеки). Миша заводил мне потом записи чтения Бокштейном своих стихов.
В общем, Миша увлекался различными англоязычными поэтами – Паунд, Сильвия Плат и др. – и сам иногда писал стихи по-английски. Он говорил, что его миссия – внедрить верлибр западного типа. Позже к этому добавилось японское влияние.
Я думаю, что в 70-х мы с Мишей представляли литературную группу, состоящую из двух авторов.
Году, примерно, в 76-м, Миша познакомился с Женей Харитоновым, который был к нам внимателен.
Витя Кротов, с которым Миша обменивался философскими посланиями.
Конечно, были и другие люди.
К концу 70-х возник московский концептуализм. По-моему, Мишу это не затронуло. Он скорей отшатнулся от этого явления.
В 80-х мы уже были в основном сами по себе, особенно после 1982 г.
Но конечно было и то, что нас объединяло – например, любовь к стихам Александра Денисенко.
В конце 80-х Миша носил стихи в "Новый мир" – не напечатали.
Книга "Зяблик перелетный" вышла в 1995 г. тиражом 200 экземпляров.
Остались неопубликованными ранние стихи и проза, и кое-что из более позднего, не вошедшее в книгу.
|
