Сегодня хоронили Сапгира.
        Это трудно себе представить: так много жизни в нем было. Даже в последние месяцы он искрился и пенился жизнью, как шампанское. Георгий Балл назвал эти месяцы чудом и подвигом: едва оправившись от инсульта, Сапгир что ни день с девяти утра садился за старенький ноутбук на бедной даче в подмосковном Красково - с запущенным до состояния молодого леса участком и огромным деревом прямо на террасе (в полу и потолке - по круглой дыре: пристраивали, разумеется, после и пожалели срубить). И написал за лето - пять книг стихов. А вечерами, продолжает Балл, читал вслух жене и близким - Державина, Фета и Тютчева, Хлебникова, обериутов...
        Из панихиды в ЦДЛ, где, как водится, рядом с пронзительными словами было много безвкусицы и саморекламы, запомнилось еще выступление Милитрисы Давыдовой - подруги Сапгира по кружку Кропивницкого, но не канонизированного "лианозовского" состава, а более раннему, конца 40-х: она прочла по памяти два стихотворения Сапгира тех времен - двадцатилетнего. Это совершенно традиционная (с легчайшим оттенком молодежного вызова) лирика - несколько наивная, очаровательная и лежащая, безусловно, много выше среднего уровня советской (официозной) поэзии тех и последующих лет. Один из лучших ответов, данных историей искусства на известную репинскую задачку: может ли авангардист сперва что-нибудь изобразить реалистическое? Может, еще как.
        Троекуровское кладбище заселено преимущественно военными. Впрочем, невдалеке от свежей сапгировской могилы - летчик-писатель Марк Галлай. И совсем почти что рядом - поэт-сталинист (было в позднесоветской поэзии и такое художественное направление) Феликс Чуев. Здесь не разбирают. Чуть дальше покоится генерал армии Кривда.
        По дороге с кладбища проехали мимо ресторана "Кафка" (первым его углядел в слегка отшторенное окно автобуса всегда пристальный к ландшафту и антуражу Евгений Рейн). Трудно сказать, что там могли бы подавать, - а вот появись где-нибудь в Москве ресторан "Сапгир", кормили бы вкусно и до отвала. Удивительно, как много различных заведений и учреждений можно было б назвать его именем: от приюта для ветеранов литературной сцены (в память известного места из "Весны в Переделкино", - самому Сапгиру в таком делать было бы нечего) до линии на камвольном комбинате (по производству особенно белых рубашек для нужд рисовальщиков)... Всё потому, что не было в русской поэзии последних десятилетий фигуры шире.