Подрядившись заведовать литературным разделом в новом проекте Марата Гельмана "Культурные герои XXI века", я в очередной раз столкнулся с сакраментальной проблемой литературной регионалистики. Отчего в одних городах складываются сильные поэтические школы, в других дело ограничивается яркими одиночками, а в третьих вообще особенно никого не видать?
        Вопрос этот возникал прежде применительно, главным образом, к экс-советским республикам: звездный состав русской литературы Латвии – Левкин, Ивлев, Золотов, Гондельман, Морейно, Тимофеев (а были ведь еще и авторы предыдущего поколения – скажем, меньше известная за пределами Прибалтики Николаева-Батурова) – не имел никаких аналогов в соседних балтийских странах, где все исчерпывалось парой-тройкой заметных фигур; точно так же ферганская школа в Узбекистане существовала на фоне гораздо более скромных достижений русских писателей Киргизии или Таджикистана. Правда, в обоих случаях можно было сослаться на появление среди литераторов определенного круга яркого лидера – идеолога и организатора (впрочем, на рубеже 80-90-х потенциал левкинского "Родника" едва ли существенно превышал возможности таллинской "Радуги", не обогатившей, однако, общероссийскую литературную карту ничем, кроме совершенно отдельно стоящих Веллера и Семененко).
        С собственно российскими городами ясности еще меньше. Соблазнительно было бы списать высокий "рейтинг" литературного Саратова на местонахождение в нем журнала "Волга" (а прежде еще и самиздатского "Контрапункта"), а возрастающую известность ряда самарских авторов – на уникальный феномен газеты "Цирк "Олимп"". Но рядом на наших глазах занимает не менее значительное место на литературной карте Воронеж, отмеченный и снискавшими уже определенную известность Еленой Фанайловой и Александром Анашевичем, и совсем молодыми Константином Рубахиным и Романом Карнизовым. В то же время литературные ресурсы Казани или Волгограда – в той мере, в какой мы можем о них судить по публикациям, доходящим оттуда, по центральным изданиям, по Интернету, – носят на порядок более скромный характер. Сходным образом Иваново – это небольшой, но литературный центр, определяющийся фигурами Игоря Жукова, Дмитрия Бушуева, Дмитрия Шукурова, тогда как больший по размерам и более близкий к столице Ярославль может похвастать, кажется, лишь одиноким Александром Беляковым.
        Ясно, что судить из столицы о причинах такой картины вряд ли возможно: надо разбираться на месте. Но, вероятно, стоит наметить некоторые параметры, возможно, играющие здесь известную роль. Помимо очевидного – наличия местных печатных изданий с традицией, уходящей хотя бы на пять-семь лет (т.е. не однодневок), надо отметить характер местного университета, местного литературного музея, местной центральной библиотеки как естественных источников кристаллизации литературной среды, наличие устойчивых связей с определенными литературными кругами в обеих столицах; можно предположить, что на литературную ситуацию может влиять ситуация в местном изобразительном, музыкальном (особенно роковом), театральном мире, – хотя непосредственные подтверждения значимости такой взаимосвязи, как ни странно, привести сложно. Особого внимания заслуживают ситуации локальной конкуренции, обостряющей культурную жизнь: соперничество между Пермью, Челябинском и Екатеринбургом за неформальный статус культурной и литературной столицы Урала, взаимное притяжение и отталкивание между Самарой и Тольятти, и т.п.
        Словом, есть еще над чем поразмыслить.