Казалось бы, эпоха не благоприятствует литературным мистификациям: слишком разобщено литературное сообщество, так что эффект разоблачения (если не изобрести что-то совершенно уж запредельное) заведомо невелик. Но это если исходить из предположения, что всякая мистификация ориентирована на последующее разоблачение, – предположение правдоподобное, но не абсолютное. Предоставляю читателям судить, распространяется ли оно на описываемый случай.
        В 9-м выпуске "Знамени" за этот год мое внимание привлекла удивительная справка об авторе: "Ивану Павловичу Раине 28 лет. Он окончил восьмилетнюю школу и ПТУ, работает трактористом в колхозе "Жовтень", заочно учится в Харьковском зооветеринарном институте. В письме, сопровождавшем рукопись, пришедшую в редакцию, автор пишет: "Родился, живу и помру в сёлышке Козы Краснокутского района, Харьковской области... Досуг скрашивают книги, пчеловодство, рок-музыка, компьютер и стихи"... Не публиковался. Связаться с Иваном Раиной можно через e-mail: pact@ticom.kharkov.ua". Честно говоря, я позволил себе усомниться в существовании тракториста с электронным адресом, но на мой умеренный интерес к стихам это никак не повлияло. Однако затем одно стихотворение показалось мне смутно знакомым. И даже не так чтобы уж очень смутно: я собственноручно, в качестве главного редактора, опубликовал его в 6-м выпуске альманаха "Вавилон", за подписью Вадим Волков; приехало это стихотворение, в самом деле, из Харькова, стараниями Николая Винника.
        Я попросил прокомментировать эту ситуацию харьковского поэта и прозаика Юрия Цаплина, который навел справки – и оказалось вот что. В 1997 г. в Харькове вышел альманах "Северо-Восток" – местами любопытный, но производящий неприятное впечатление провинциальными амбициями (в частности, апологетическими справками об авторах); среди участников был и Вадим Волков.
        Альманах попался на глаза Татьяне Бек, которая и опубликовала на него в "Знамени" (1998, #8) разгромную рецензию – охарактеризовав, в частности, стихи Волкова (без имени автора) как "синтез обессоленной рок-поэзии с бодринкой комсомольского припева" (что бы это ни значило). Волков обиделся. "Казалось бы, на этом все могло и закончиться, – пишет Цаплин, – однако знай наших! Обиженный Вадик переписывает от руки с десяток не вошедших в "Северо-Восток" стихотворений, едет в деревню к бабушке и оттуда, присовокупив к подборке трогательное письмо с ходу выдуманного тракториста-самородка (нет, но каков расчет! какова жертвенность!), отправляет подборку в "Знамя". И ведь сработало же!" И далее Цаплин замечает: "Я, конечно, понимаю, что отдел критики и отдел поэзии – вещи разные, но в то же время есть у меня внятное подозрение, что, приди эти стихи от имени Вадима Волкова, хрен бы они их напечатали, – а так, купившись на низкопробную социальщину..."
        Я, признаться, не готов опровергнуть подозрения Цаплина (равно как, впрочем, и присоединиться к ним): "самотека" в "Знамени" печатают довольно много, но ощутительный интерес к внелитературным факторам (профессии, местожительству, особенностям биографии) в тех же справках об авторах хорошо заметен. Со своей стороны я могу лишь подивиться всей этой истории – и посоветовать редакционным сотрудникам журнала "Знамя" (и других аналогичных изданий) внимательнее читать альманах молодых литераторов "Вавилон": оно и вообще не вредно, но, оказывается, еще и помогает от мистификаций.