Кто о чём говорит.
Кто ни о чём говорит.
А я говорю о том,
Что горит, горит
сердце моё в
направленьи тебя,
словно шнур бикфордов,
тлеет, словно июль торфяных болот
... сей сантимент не старится, но живёт...
В той комнатушке в Гарлеме было черным-черно
или (напишем маме) сине и бронзовато.
Там деликатно было закопчено окно,
а из матрасов нагло торчала вата.
Там было две кровати,
необъяснимый факт:
вряд ли такое место знает о целибате.
Комната, город, вечер - всё вызывало страх.
Страх и желанье. Ибо, в конечном счёте,
Страх и желанье - вот что такое мы.
Всё остальное тратится на дневное
прозябанье. Мы - части тела, выступающие из тьмы,
Давящие то на сладкое, то на больное.
Люди были печальны, а пружина бодра.
Даже спинка кровати постанывала и сипла,
И когда я тебя растолкала в половине восьмого утра
Ты сказал: "Примерно так бедняжки под слоем пепла
Просыпались в Помпеях, и только взглянув в окно,
Понимали, что всё - попали, пропали, влипли."
Гарлем - рай крематориев. Там как бы слегка темно
Даже утром, и кажется, будто в пепле,
Дёгте, трауре, саже и прохожие и дома
В духе Новой Голландии, в смысле - кирпич и трубы...
Аборигены оборачиваются на тебя так, что и я сама
Оборачиваюсь на тебя - и облизываю каменеющие губы.