Обидно.
        Но никто не препятствует и мне ответить:

        Вектор русской культуры центростремителен безусловно, постольку и настолько, поскольку и насколько провинция здесь не просто не-метрополия, но всегда – захолустье. Out-of-the-way. А теперь еще и out-of-the-e-way: проселочный коннект (2400, если местные алкаши не снесли кабель в металлолом) и вызывающие зависть соседей 40 долларов в месяц окончательно снимают кавычки с термина "глобальная деревня", привнося в него оттенок безысходности, едва ли внятный столичному жителю.

        Бубер писал об эйнштейновой концепции конечной вселенной: "...этот ... космос еще можно помыслить, но нельзя вообразить".

        Локальный хутор Весёлый (sic!) бесконечен в своей замкнутости: типа едоки картофеля под самогон и ебтвоюмать: цвет печной золы на снегу, над снегом же пригинаемых ветром трав и людей, а в отсутствие снега – цвет пыли и усталости (все равно как будто на снегу). Степь была создана Чеховым и, наверное, поэтому гениально неизменна в главном: "Скучно!". И это, поверьте, не состояние человеков, но – фундаментальное свойство пространства в отсутствие времени.

        Это даже не конец истории – ее просто не было никогда: плоды краеведческих экзерсисов местной интеллигенции умещаются на библиотечном стенде, большую часть которого занимает плакат, извещающий, что это – "История родного края".

        Маловато будет.

        Ну да бог с ней – с историей. В конце концов, можно приплести сюда цикличность времени в традиционной культуре и гордиться мифогенностью бытия пахаря и алкоголика. Но вот что странно: захолустье лишено и географии. Наиболее адекватный бездорожью дискурс – днем Платонов, ночью Бруно Шульц – порождает из массы деталей один и тот же пейзаж, вернее, одно и то же отсутствие пейзажа, безжалостное и бесконечное:

        "Земля повсюду одинакова и пуста. Уже тогда город наш все чаще оказывался в хронических тусклых сумерках, зарастая по кромке лишаями тени, пушистой плесенью и мхом цвета железа. Птицы кричали что-то, точно жалели людей, и вскоре пропали навсегда. Дни отвердели от холода и скуки. В этом затухающем, наклонившемся мире время снова прибирало нас к рукам."

        Imago mundi nova – imago nulla. Дивный новый мир. Отсутствие всякого образа. Захолустье – NUL device русской культуры (как, впрочем, и экономики). Истинно, истинно говорю вам: если зерно, падши в эту землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то и черт с ним – что упало, то пропало. Соросовская группировка с какой-то таинственной целью (благодетели хреновы) шлет на хутор Весёлый "НЛО", Лотмана, Витгенштейна, Драгомощенко, Фуко, Барта, Левкина, Дерриду, черта в ступе. Все это было бы смешно, но я, находясь в полной независимости от географического фактора, предвкушаю удовольствие от этих текстов с не меньшим, думаю, пиететом, чем на Петроградской стороне или на Пречистенке. А сколько таких весёлых и разных хуторов. И уже давно никакой истерики, никакого "В Москву!", возможно, в надежде на Сеть. Есть у нас Паутинка... Возможно, в напрасной надежде:

        Вектор русской культуры центростремителен. Безусловно. Привычно. Но – обидно.