автобус в моей жизни / 15.10.2003

• Владимир Березин
  Слово об автобусе

  Советский Союз занимает ведущее место в мире по численности пассажиров, перевозимых автобусами, протяженности маршрутов, количеству ежегодно выпускаемых машин.

  Л.Шугуров. «Наука и жизнь» 5'1984.

  ...Автобус тогда был символом удаления от центра — выйдешь из подъезда и окунёшься в рокот улицы Горького. Где автобус — нет его. Волочится через улицу Горького трамвай, идёт от Тишинки к Бутырке, шевелит усами таракан-троллейбус, а фыркающего дизелем автобуса нет. Рядом были даже сонное троллейбусное царство — усатые и рогатые спали вокруг Миусского сквера, в их кузовах шла неясная ночная жизнь, а автобусное царство начиналось только у Белорусского вокзала.

  И вдоль дач трясся автобус неразличимо-грязного цвета. И по России нужно было проездиться в автобусах, потому что по ней ползли как жуки круглые тушки ЛАЗов, и дребезжали божьи коровки ПАЗиков, работяги ЛиАЗы-667 и прочие...

  Царство аббревиатур было обширно и незапоминаемо — похожий на диковинный американский schoolbus ЗИС-154, огромный, как железнодорожный вагон, ещё ржавел на одной из московских свалок.

  Вне сокращений был венгерский посланец «Икарус» — 180-ый и гармошка скрипучего 280-ого. И это тоже было путешествие на окраину — сорок минут от проспекта Вернадского до Солнцево.

  И всё же главные были там, на далекой дороге. Где ехал междугородний львовский, с дверцей, открытой в нутро двигателя, через которую видно было, как стремительно вертится внутри шкив и свистят лопасти вентилятора. Самое важное начиналось тогда, когда странная штанга, будто космическая лапа, открывала перед тобой дверь, и нужно было выпрыгнуть на чужую землю. Когда другой, крохотный автобус выл на горном серпантине, было непонятно, успеешь ли ты до ночи на следующий или навеки останешься жить у древневавилонского памятника автобусной остановки.

  Заблудившийся автобус переставал быть метафорой. Однажды я работал в Костроме, приезжая туда регулярно на неделю-другую. Туда и обратно нас вез скрипучий «Фердинанд», вслед фильму и орудию названный ГАЗ. Этот автобус, будто Сирин-птица, имел голову грузовика, а тело автобуса.

  Однажды он сломался на Муромской дороге, и два немца, заработавшие, как и я, своих денег, переглянулись. Ночь спустилась на русскую землю, и они втянули головы в плечи. И, наконец, кто-то протяжно завыл за лесом, что обступил дорогу, — завыл протяжно и жалостно.

  По моей родине ползли сотни и тысячи аббревиатур — загадочный ЯАЗ с номером из четырёх цифр, и МАЗовские автобусы, ЯрАзы. СССР выпустил до своей смерти полтора миллиона лупоглазых и многоокошечных аббревиаций — казалось, что автобусы делают в каждом райцентре. Полз, содержа меня как эмбрион путешественника, ЛАЗ-695, и 697-ой, что назывался «Турист», тарахтел зиловским движком и тоже содержал меня. В брюхе его, ещё ближе к земле, тряслась поклажа, но нижнее брюхо было набито бархатистой пылью, и только мешки с сумками время от времени стирали её.

  Тогда, в чужом доме, куда добираться на «Икарусе» с пересадкой, кто-то читал над ухом Цветаеву — про автобус. Это было лишнее.