Почему появился Питер Пэн? Потому что этого очень хотелось маленькой английской девочке по имени Венди.
Если очень захотелось — сбудется. Так утверждают книжки для тех, кто умеет очень сильно желать, — для детей.
Кто хочет иметь друга — достоин его иметь. Летчику было одиноко в пустыне — к нему явился Маленький принц. Малышу было грустно без друга — к нему явился Карлсон, который живет на крыше. А к Венди прилетел Питер Пэн, тот самый, который жил у фей. Верно, было в нем то, чего не хватало послушной, аккуратной девочке. Он был весьма дерзкий мальчишка. Никогда не вытрет ноги, входя в комнату. Да и не войдет как следует, а влетит через окно. А какой он ужасный зазнайка! Если его похвалишь, он ни капли не смутится: «Да, я милый! Я очень милый!» Но он и впрямь очень мил. Даже феи, которые в сказке Барри отличаются неожиданно вздорным нравом и не прочь устроить какую-нибудь каверзу, только дружески щелкают Питера по носу. Даже звезды порой помогают Питеру в его проделках, хотя он и их частенько дразнит — подкрадывается сзади и пытается задуть. А дети от него просто в восторге. С Питером не соскучишься. Венди и ее братьев он научил летать. Детям это легко — надо только подумать о чем-нибудь приятном и удивительном. Ну и, конечно, нужно еще немного волшебной пыльцы. С ним Венди, Джон и Майкл смогли въявь добраться до своего любимого острова Небывалого, где Питер был капитаном пропавших мальчишек — тех, что вываливаются из колясок, пока няньки смотрят в другую сторону. Но что самое неотразимое для Венди — о нем можно заботиться. Ведь у него нет мамы. Венди будет рассказывать ему сказки — ему и всем пропавшим мальчишкам. Будет штопать им чулки и пришивать карманы. Ведь у них — подумать только! — на всех ни одного кармана. А по вечерам она будет укладывать их спать и поправлять им одеяло. Совсем как мама. Она будет мамой всем этим мальчишкам. Будет хозяйкой в маленьком домике, который они построили ей на острове. Венди очень любит свою маму, но попробовать самой — что может быть интереснее! Каждый находит на острове Небывалом то, что ему больше всего хочется. А мальчишек там ждут приключения, индейцы, пираты, русалки...
На этом острове откровенно нарочито собрано все, чем соблазняют воображение детские книжки, о чем мечтают мальчишки во сне. Так и ходят по кругу на крохотном островке на шаг друг от друга — выслеживая, охотясь, подстерегая, — за мальчишками пираты, за пиратами — индейцы, за индейцами — дикие звери. Явный перебор. Да ведь автор и сам подсмеивается над этим изобилием романтики, над традиционной кровожадностью пиратов, стандартным прямодушием индейцев, непременной роковой красотой отважной Огненной Лилии, дочери вождя...
Но приключения, которые автор словно бы небрежно — как придется — выбирает из пригоршни возможных, говорят не только о дорогих мальчишескому сердцу воинственных доблестях. Питер пожалел как-то птицу Небылицу, а потом, в минуту опасности, она самоотверженно спасает его, рискуя самым дорогим. Питер встречает, наконец, своего заклятого врага, пиратского капитана Джеймса Крюка, но не наносит удара: противник стоит на крутой скале ниже его, драться так было бы нечестно. А когда Крюк в эту минуту предательски напал на него, Питер потрясен до глубины души: несправедливость незнакома ему, непостижима.
Так даже расхожий арсенал приключений и выдумок несет драгоценные крупицы, из которых лепится характер. Возможно, пираты и индейцы слегка устарели, но дети играют так упоенно, так самозабвенно, что все, чего коснется неуемная мальчишеская фантазия, оживает. Именно Питер — вечный мальчишка, романтик и выдумщик — вдыхает жизнь в остров Небывалый. Когда Питера нет на острове, пираты и индейцы устраивают себе выходной, потихоньку объедаются и при встрече с врагом только показывают кукиш. А стоит появиться Питеру — и условные фигуры обретают кровь и плоть. Но ведь каждый ребенок перед сном переселяется в такую же дикую и прекрасную страну, сам творит ее.
Есть верный признак талантливой книжки для детей. В ней не властны законы скучной обыденной логики. Самые странные странности в ней естественны и необходимы, как необходимы детям всякие перевертыши, «лепые нелепицы». А уж с Питером, который жил у фей, могут происходить любые чудеса. Никто не удивится, если Питер выскочит в окно с третьего этажа, и только его тень не успеет. Ее сцапала Вендина нянька — собака-ньюфаундленд по кличке Нэна. Нэна хотела вывесить тень за окошко, чтобы Питеру было легче ее забрать, но Вендина мама решила, что тень портит фасад, и спрятала ее в комод. Когда Питер нашел свою тень, она изрядно помялась. Он никак не мог прилепить ее обратно. Венди пришила ему тень, начиная с пяток, — это было очень больно.
Но вот что самое удивительное (конечно, для взрослых, а не для детей): про Питера Пэна слышала еще Вендина мама, когда была маленькая. С тех пор он не стал старше, ему столько же лет, сколько Венди. А потом, через много-много лет, он прилетит играть с Вендиной дочкой, И никогда не вырастет, так и останется мальчишкой. Для Вендиной мамы это странно, а для Венди — ничуть. Сколько уже поколений сменилось с тех пор, как приходят к ребятам Том Сойер и Буратино, король Матиуш и Алиса из страны чудес, Чук и Гек и смелый Тимур. И к каждому поколению они приходят ровесниками. Сколько еще поколений перейдет в сословие взрослых, а они так и останутся детьми. Но обычно это чудо вечного детства остается за кадром, за рамками книги. Читая, дети об этом не задумываются. А здесь это удивительное свойство вошло в ткань сказки, движет ее сюжет. И ребенок если и не задумается всерьез, то неосознанно уловит раздумья автора о времени, о детстве, и грусть от того, что оно проходит, и от того, что все дети должны стать взрослыми.
Но все грустное и сложное растворено в легкой улыбке, в приключениях и вымыслах, битвах с пиратами. И лишь бегло, между строк проступает взрослое знание, знание невозвратимости, быстротечности, неповторимости лучшей поры человеческой — светлой, не отягощенной никаким грузом поры детства. Оно проступает где-то фразой, словом, которого дети могут и не понять в полной мере, но что незаметно оседает в памяти, западает в душу. Если в кинофильм вставить кадры другого сюжета, мелькающие со сверхобычной скоростью, то глаз не успевает их фиксировать, но где-то в сознании оседает добавочная информация. Так дети слышат и не слышат грустные обертоны этой веселой книжки. То, рассказывая об острове Небывалом, автор вздохнет: «К этим волшебным берегам вечно плывут в своих лодках дети. Там бывали и мы. Нам и сейчас еще слышен порой шум нездешнего прибоя, но ступить на те берега нам больше не дано». То закончит сказку такой неожиданной нотой: «И так оно будет продолжаться всегда, пока дети веселы, бесхитростны и бессердечны».
Бессердечны? Не обмолвка ли это в такой милой сказке? Но ведь Питер Пэн — воплощение детства, а дети вовсе не ангелы. Им присущ наивный эгоцентризм. Невинная сосредоточенность мыслей только на себе. В их маленький мир еще не нашли дорогу внимание и сострадание к другим, забота о ком-то. Пока все заботятся о них — они принимают это как должное. Дети и не подозревают о своем эгоизме. Им трудно увидеть себя со стороны. И потому умные детские книжки освобождают детей от этого груза слабостей, передают их какому-нибудь вымышленному Карлсону или Питеру Пэну. Потому Питер такой самовлюбленный хвастунишка. Потому он так забывчив. Он увлечен лишь настоящей минутой и забывает свои вчерашние слова, свои приключения, свои подвиги, подчас даже своих друзей. Способность думать о других — это начало взрослости. С острова Небывалого возвращаются тогда, когда вдруг понимают, что мама плачет дома одна, что днем и ночью в ожидании распахнуто окно, оно зовет оторваться от своих игр и развлечений ради тех, кто любит и ждет.
И все же взрослеть очень грустно. Вырастая, Венди словно чувствует себя виноватой перед Питером — вечным мальчишкой с его неугомонным воображением, бесхитростным благородством, беззащитностью перед незнакомой ему, непостижимой для него несправедливостью. Может, и не зря Питер отказался взрослеть — променять свою веселую и беззаботную жизнь на скучные взрослые хлопоты, хождение на службу. Может, многие ребята будут с ним согласны. Но уже подступает смутная догадка, что придется вырасти, что впереди — неизбежные тревоги и заботы, что беззаботность и бессердечность иногда почти синонимы и что нельзя всю жизнь прожить на острове Небывалом.
И это грустное знание окутывает легкой дымкой занятную остроумную сказку, пронизывает ее скрытыми глубинными течениями. И потому в нее окунаешься, возвращаясь к ней, с каждым разом все глубже. Это верный признак тех детских книг, которые провожают нас друзьями долгие годы.
Семья и школа, 1969, ╧10, с.48, 50.
|
