Фестиваль открыл Дмитрий Кузьмин, отметивший, что сам жанр фестиваля пока непривычен для российской литературной жизни, а те фестивали, что проходят, носят одноразовый характер, - тогда как сила фестиваля в его постоянстве, в возможности через определенный промежуток времени снова получить срез какого-то литературного явления. С докладом выступил председатель жюри Фестиваля Юрий Орлицкий, рассказавший о путях развития малой прозаической формы в России - от Тургенева (и даже нескольких более ранних авторов, послуживших Тургеневу ориентирами) до наших дней; в параллель этому докладу буклет с расписанием Фестиваля содержал миниантологию малой прозы, начинавшуюся писателем 1-й половины прошлого века Федором Глинкой и завершавшуюся Ниной Искренко (сюда включались только ушедшие из жизни авторы). Кроме того, организаторы Фестиваля сочли необходимым особо отметить авторов, не смогших участвовать в Фестивале, но внесших большой вклад в малую прозу: Орлицкий прочитал несколько рассказов Генриха Сапгира, Кузьмин - Виктора Сосноры (из книги "Дом дней", по недоразумению выдвинутой на Букеровскую премию как роман, хотя это три слабо связанных цикла миниатюр), Анатолий Кудрявицкий - Виктора Голявкина.
          В Фестивале приняли участие 55 авторов: 32 москвича, остальные из разных краев, от Донецка до Новосибирска. Разнообразие стилевых и жанровых тенденций было весьма велико. Собственно стихотворение в прозе (не в тургеневском смысле, а в постсимволистском, берущем начало в "Озарениях" Рембо) встречалось довольно редко: активно работают с этим жанром, пожалуй, только Галина Ермошина и Александр Уланов, что можно связать с их интересом к современной англоязычной поэзии (и, в частности, prose poetry). "Стихопроза", то есть попытки вводить в ткань малого прозаического текста заметный элемент ритмизации и метризации, аллитерацию и рифму, - также скорее редкость: устойчивый интерес к таким попыткам продемонстрировали только Светлана Заготова из Донецка и Андрей Сен-Сеньков из Борисоглебска (выступила еще Ольга Зондберг, но для нее это явление глубоко периферийное: просто определенный тип стихов, метрически вполне однозначный, но записанный прозаическим способом для подчеркивания повествовательного элемента и большей естественности интонации, - метод, опробованный еще Марией Шкапской); еще, разумеется, к этому лагерю может быть отнесено творчество Тимура Зульфикарова, стоящее, однако, особняком из-за восточного колорита и апеллирования скорее к персидской, чем к русской/европейской формально-жанровой системе. Тяготение к эссеистическому полюсу проявилось у несколько большего числа авторов. Миниэссе, питающееся корнями беллетризованной философской традиции XX века (в лице, скажем, Хайдеггера), - у Александра Скидана. Более размеренное, рассуждательное, монтеневское, - у Татьяны Щербины (представившей, впрочем, в основном тексты, написанные для недавнего проекта к юбилею "Энциклопедии" Коменского, так что элемент просвещенческого дидактизма был здесь предзадан, хотя воспринят с интересом и по реализации оказавшийся неожиданно свежим и современным); эссеистику же читал харьковчанин Юрий Цаплин - еще более сдержанную и отвлеченную (что, может быть, и жаль, учитывая большое разнообразие доступной ему стилистики). Розановская традиция - заметы по ходу жизни была представлена Андреем Лопухиным из Подмосковья и петербуржцем Сергеем Кирошкой. На грани между лирическим эссе и малым психологическим рассказом балансировали тексты сразу нескольких ярких авторов - Елены Муляровой, Леонида Костюкова, в какой-то мере Натальи Кузьминой и молодой самарской поэтессы Анны Скорняковой. Однако в большинстве своем звучавшие на Фестивале тексты были вполне нарративны и относились к разным традициям сверхкраткого рассказа. При этом реалистическая, условно говоря, традиция представлена практически не была. Разве что творчество другого донецкого автора, Элины Свенцицкой, можно расценить как некий гипер- (или, имея в виду кинематографические ассоциации, "нео-") -реализм, близкий, впрочем, к женской прозе рубежа 80-90-х, отличавшейся повышенным эмоционально-экспрессивным градусом и социально-психологической резкостью (Светлана Василенко и др.). Как гиперреалистические, но в ином роде, можно оценить и тексты Алексея Михеева, циклизованные в "повесть в рассказах" "А. и Б. сидели на трубе": в каждом рассказе действует персонаж, обозначенный буквой алфавита (всего рассказов, стало быть, 32), и сюжеты большинства из них прочерчивают самую общую схему существования данного человека, дают как бы модель, обладающую некоторой универсальностью. Реализм несколько этнографического плана - смакование бытовых и речевых мелочей нашего собственного прошлого - продемонстрировал Михаил Нилин, впервые представивший свою прозу (кажется, достаточно давнюю, предшествовавшую по времени его поэзии). О реалистическом (даже натуралистическом) начале можно говорить и применительно к работам петербуржца Бориса Кудрякова, однако частый обрыв сюжетных линий в произвольном месте показывает авангардную подоснову авторского подхода. Гораздо больше было работ, построенных так или иначе на элементах гротеска и фантасмагории. Прямые апелляции к Хармсу, впрочем, были на удивление немногочисленны - разве что в цикле "Фигуры", представленном новосибирцем Евгением Минияровым, действовали по-хармсовски бесплотные персонажи-маски. Фрагменты иной реальности, развивающейся по законам сна, с легким сдвигом по отношению к подлинной, - стержень малой прозы ивановского автора Игоря Жукова (чью книжку этого рода мы уже рецензировали), москвича Олега Пащенко (сны менее предметные, ускользающее содержание). Реальность деформированная, изуродованная, и похоже - злонамеренно, отражена в рассказах Георгия Балла и особенно Петра Капкина (последние при этом гомерически смешны, но так, как могут быть смешны мрачно-алогичные кошмары при полной уверенности, что к тебе они не имеют никакого отношения). Притчевый элемент делает абсурд и гротеск прирученным, домашним, благодаря чему тексты Анатолия Кудрявицкого и совсем юного Федора Францева куда более легки и изящны; сюда же примыкают некоторые работы петербуржца Михаила Гаёхо, вообще весьма разнообразные. Притчевая основа чувствуется и у Светланы Богдановой (в латиноамериканской, видимо, аранжировке), но демонстративная фрагментарность текстов (вернее сказать - произвольность начала и конца, потому что внутри себя тексты вполне связны) снимает в известной степени притчевую внятность (хотя бы и не единственность) интерпретации; нечто подобное можно сказать и о малой прозе Данилы Давыдова (вернее, о тех ее образцах, которые звучали на Фестивале). Еще интенсивнее принцип произвольно ограниченного текстового фрагмента использует Ирина Шостаковская, чьи работы неожиданно роднит с нилинскими интерес к неожиданным (а порой и не вполне правильным) оборотам речи, в ряде случаев едва ли не доминирующим в тексте над обрывком сюжета; сходный метод произвольных обрывов продемонстрировал и Викентий Нилин (как можно понять, сын Михаила), выступивший сверх программы, практически экспромтом. Жанрово определенная и даже, можно сказать, легитимизированная разновидность гротеска - анекдот (литературный или фольклорный, но, разумеется, не исторический) - становится основой для целого ряда работ, прежде всего Константина Победина, Владимира Тучкова, Наталии Юлиной (любопытно, что у двух последних, а еще и у Капкина, среди героев анекдота возникают российские политические лидеры, прежде всего Борис Ельцин); заметим, что это, конечно, сознательная имитация, позволяющая уловить надстраивание еще одного уровня рефлексии - своего рода иронизирование над иронией. Необходимо отметить еще одного автора, работающего со стилизацией, - Виктора Айсина, близкого Нилину-старшему по любовному смакованию речевых элементов, но тяготеющему при этом к элиминированию сюжетной основы, к чистой речи (недаром, помимо малых рассказов, он прочитал минипьесу - диалог двух совершенно пьяных молодых людей, в которой, разумеется, ничего не происходит, и все внимание сосредотачивается на восхитительной стилистике участников диалога). Помимо перечисленных, выступили также Дмитрий Чернышев, Валерий Земских, Борис Ванталов, Станислав Шуляк (Петербург), москвичи Валентина Пахомова, Кирилл Медведев, Александр Хорт, Максим Скворцов, Ксения Королева, Света Литвак, Дарья Симонова, екатеринбуржец Леонид Зейгермахер, псковитянин Алексей Маслов, Марина Орлова и Сергей Тесло (Донецк), Олег Андреев (Новгородская область). Были анонсированы, но не приняли участия в Фестивале Иван Жданов, Алексей Алехин, Андрей Урицкий, Максим Желясков, Ира Новицкая, Даниил Кислов, Павел Журавлев, Алексей Цветков-младший.
          Прошедший в рамках Фестиваля 14.11. круглый стол открыл, опять-таки, Дмитрий Кузьмин, связавший повышенный интерес к малой прозаической форме с очевидным кризисом романа (т.е. противоположного полюса художественной прозы), а этот кризис, в свою очередь, - не только с исчерпанностью художественных средств, но и с тем, что роман тоталитарен, заведомо предлагая некоторую целостную модель мира и систему мировосприятия (которую можно либо принять, либо не принимать), тогда как малоформатная проза по определению носит частный характер и оставляет читателю куда большую свободу выбора (сходную позицию высказал в своем более артистичном и эмоциональном выступлении и Аркадий Драгомощенко). С другой стороны, по Кузьмину, опускание романа в маргинальные жанры, в массовую литературу приводит желающих противостоять массовой культуре авторов к потребности в контрасте в том числе и объемном. Кузьмину возразил Валерий Земских, предположивший, что большая форма скорее вторична: ведь мы не говорим романами и повестями, и "вход" в малую форму - со стороны бытовой речи. Кузьмин возразил против этой мысли как обобщающей и предложил (возвращаясь к высказанной в дискуссии по малой прозе 2.06. Екатериной Ваншенкиной идее об обязательном существовании у текстов малой прозы жанров-прототипов) положить ее в основу одной из возможных классификаций: малая проза, апеллирующая к литературным жанрам и к речевым жанрам. В развитие соображений Кузьмина и Земских Данила Давыдов говорил о преимущественной преемственности современной малой прозы к маргинальным и "низовым" жанрам и формам, - называя, в частности, черновой фрагмент из собрания сочинений классика, минифельетон "Крокодила" и 16-й полосы "Литгазеты", "телегу" как жанр нового молодежного (музыкального, хипповского и т.п.) фольклора... Использовать в качестве основной дихотомии при классификации малой прозы критерий повествовательности (что соответствовало бы двум различным терминам англоязычной критики: short short story и prose poem) предложил Александр Уланов. Радикальную позицию предложил Станислав Шуляк, охарактеризовавший пафос малой прозы как пафос отказа: от жанра, от повествовательного начала, от более или менее обязательных в прозе структурных элементов (диалог, пейзаж и т.п.). Татьяна Михайловская указала, однако, что статистически это не подтверждается: большинство авторов так или иначе, в редуцированном и трансформированном виде, традиционные структурные элементы прозаического текста сохраняют, и, в частности, подавляющее большинство представленных работ (в том числе и не попавшие на Фестиваль, т.е. отсеянные жюри) вполне повествовательно. Кузьмин заметил по этому поводу, что малая проза представляет собой идеальную возможность для деконструкции любого традиционного элемента прозаического текста, приведя в качестве примера текст Олега Пащенко, в котором непрерывно развивающееся действие приводит в итоге к неустранимому парадоксу: герой, в начале рассказа севший на лавочку в парке, в конце выходит из автобуса. В разговоре был затронут также статус афоризма (к аргументам, высказывавшимся 2.06., было добавлено новое соображение Элиной Свенцицкой, указавшей, что в концепт афоризма заложено программирование достаточно специфической читательской реакции, что отделяет его от других типов малой прозы) и проблема циклизации: Михаил Гаехо предположил, что тенденция к циклизации малой прозы представляет собой реванш большой формы, ему ответил Кузьмин, заметивший, что проблема структурных отличий цикла от единого, но сложного по конструкции произведения остается белым пятном в филологической науке, но затронутый вопрос, возможно, имеет смысл скорее в плоскости восприятия: носитель "романного сознания", воспитанный на классической (или, напротив, современной массовой) литературе будет воспринимать цикл малоформатных текстов как роман sui generis.
          Собранная 15.11. секция перевода малой прозы оказалась весьма немногочисленной. После сделанного Анатолием Кудрявицким краткого исторического обзора свои переводы из современных американских авторов прочитали Александр Уланов (Эдуард Фостер, Мишель Мерфи), Галина Ермошина (Мерфи, Джозеф Донахью) и сам Кудрявицкий (Чарльз Симик); малую прозу итальянского писателя Тонино Гуэрры представила в своем переводе Елена Панфилова. Дмитрий Кузьмин прочитал по одному тексту молодого американского автора Джеймса Фоста (в переводе Станислава Львовского) и французского писателя Кристиана Бобена (в переводе Татьяны Щербины), Кудрявицкий - текст Славомира Мрожека в переводе с польского Андрея Базилевского. В ходе непродолжительно дискуссии было отмечено, что основные направления малой прозы - "стихотворение в прозе" авторов Уланова и Ермошиной (генеалогию которого Кузьмин возвел к французским сюрреалистам, а Кудрявицкий - к Джойсу), "магический реализм", представленный в данном случае Гуэррой и Симиком, и разные типы non-fiction (Фост и Бабен) - совпадают с российской картиной, но пропорции различны (прежде всего, стихотворение в прозе - prose poem - развито в западных литературах гораздо сильнее).
          По итогам Фестиваля жюри, в котором совещались Юрий Орлицкий, Татьяна Михайловская, Аркадий Драгомощенко и Дмитрий Кузьмин (а на более ранних этапах еще Андрей Сергеев и Вячеслав Курицын), присудило 7 официальных премий Фестиваля: Элине Свенцицкой, Георгию Баллу, Владимиру Тучкову, Константину Победину, Галине Ермошиной, Александру Скидану и Борису Кудрякову; сверх того, были присуждены 4 почетных диплома: Михаилу Нилину, Даниле Давыдову, Елене Муляровой и Ирине Шостаковской. Кроме того, от лица организаций, которые представляли отдельные члены жюри, но по согласованию со всем его составом, специальные призы были присуждены: от журнала "Новое литературное обозрение" - Светлане Богдановой, от журнала "Комментарии" - Игорю Жукову и Дмитрию Чернышеву, от Союза молодых литераторов "Вавилон" - Алексею Михееву, Петру Капкину и Андрею Сен-Сенькову (приз - авторская страница на нашем сайте). При закрытии Фестиваля было также проведено голосование среди зрителей (т.е., в значительной степени, среди участников Фестиваля), в результате которого приз зрительских симпатий с большим отрывом получила Елена Мулярова.
          В качестве постскриптума к Фестивалю 15.11. в салоне "Классики XXI века" свою малую прозу (в несколько большем количестве) читал Борис Кудряков.