Памяти Тимоти Лири - великолепной бабочки "мертвая голова", раздавленной мною, пятилетним, на Луне.
О чем теперь и сожалею.
И Теренсу Грибу - скромному садовнику.

          Умирать надо весело. Своей смертью, завершив земные дела. С улыбкой, даже с подъебкой по отношению к остающимся.
          Умирают по разному. Умирать не хотят. Смерть не признают закономерным итогом. В лучшем случае с ней готовы смириться, но никто ей не рад, никто не трепещет от восторга - ведь первое свидание! - при ее приближении. (Безнадежные раковые больные, которым смерть сулит избавление от телесных мук, и суицидальные личности, пытающиеся спрятаться в ее густой тени от мук душевных, в расчет не идут.)
          В культуре любого этноса смерть - вещь сакральная. Как, впрочем, и всяческое превращение, переход в новое качество - магия. Но отношение к смерти, оставаясь безусловно сакральным в любой точке пространства и времени, все же существенно разнится.
          Пожалуй, спокойней всех воспринимают смерть британцы. Им проще - островитяне, чье пространство ограничено (чем остров и похож на гроб), чтут традиции. Смерть - традиционна. Великая хартия вольностей, похоже, придает особую степень свободы не только живым, но и призракам.
          А Канал, очевидно, ограничивает их в передвижении, не дает им шляться по Европе. (Весьма вероятно, что водные преграды для обитателей потустороннего мира непреодолимы. Кто-нибудь слышал, чтобы в Европе объявлялся хоть один австралийский или американский призрак? Хотя и в самих Штатах призраков - особенно бывших при жизни белыми - почти нет. Сошлюсь на Оскара Уайльда.)
          За сотни лет островитяне свыклись со своими привидениями. Мир живых и мир теней существуют не просто рядом, они слились - и у своих мертвецов британцы черпают силу духа и вдохновения. Люси умерла, и стихи уже давно пишутся под сенью кладбищенских вязов в Харроу, тень невинно убиенного сводит с ума говорящего по-английски датского принца, и у каждого живущего есть скелет в шкафу. Фамильные склепы - корни нации, укрепляющие ее на земле. Бог хранит Британию.
          И все еще существует великолепная оппозиция: Россия - Америка, не только сулившая в недавнем прошлом единственную надежду на веселую смерть сразу всему человечеству, но и до сих пор отображающая полярность отношения к смерти.
          Русские относятся к смерти истово, почти любовно. Самое яркое проявление этой истовой любви - мазохистский ритуал долгих пьяных поминок. Русские способны бесконечно говорить, а главное - все время думать о смерти.
          В российской культурной традиции смерть, похороны, гроб - существуют абсолютно органично. "Гробовщик", "Мертвые души", "Смерть Ивана Ильича" и давно уже обособившиеся от основного текста эпопеи, испещренное помарками школьных сочинений "небо Аустерлица". И долгие философские разговоры над телом мертвой Настасьи Филипповны.
          Француз Шарль Перро деликатно девушку усыпляет, а наш Александр Сергеевич сразу насмерть травит. Яблочком.
          Русские не только продают и покупают своих мертвецов, русские - мертвецов любят и целуют, и в хрустальный гроб кладут, и любовью оживляют.
          И последнее целование на кладбище - последняя надежда. Вдруг и впрямь сбудется по-писаному - оживет покойник...
          И "Сказку о мертвой царевне" используют как инструкцию - семьдесят лет водят людей на поклон трупу в хрустальном гробе, надеясь его всенародной любовью оживить. Но точно инструкцию не исполняют - не целуют. А иначе Ильич, может, и ожил бы давно.
          Американцы, с их повышенной деловой активностью, настолько не хотят смириться со смертью, прекращающей привычное течение бизнеса и потребления, что воспринимают смерть от естественных причин как нечто противоестественное и неприличное.
          Для сегодняшних американцев смерть от старости или болезни - запретная тема. В нынешнем американском культурном дискурсе смерть имеет право быть только насильственной. Смерть - это когда изредка плохие парни убивают хороших, а хорошие часто отбирают жизнь у плохих. Смерть - это кино. А мертвецы - только в фильмах ужасов.
          Если смерть в кино перестает быть киношной, становится слишком естественной - как дыхание, обычной, тогда и она - табу.
          Поэтому политкорректные нью-эйджеры долго и нудно ругали Стоуна и Тарантино за их "Natural Born Killers".
          Удивительнее всего то, что именно в Штатах родилось психоделическое движение. Ведь смерть - это неотъемлемая часть психоделического опыта, разрывающего привычные связи и проделывающего очень странные шутки со временем.
          "... Это смерть "эго", смерть понятий и представлений, разница только в том, что можно вернуться обратно к жизни - в той или иной степени," - говорил Тим Лири, человек, решивший сделать из своей вполне естественной (рак простаты) смерти перформанс. И ему это почти удалось.
          Этой отчаянной и веселой попыткой на пару с собственной смертью в последний раз изнасиловать мораль обывателей и взять в заложники "духовные ценности общества", этим по-настоящему радикальным террористическим жестом Лири искупил тяжкий грех своего давнишнего предательства.
          Упокой, Господь, его душу.
          Только психоделический человек, благодаря многократному опыту псевдоумирания и убиения реальности, ставший столь же прекрасно-косноязычным и кристально ясным, как Экклезиаст с его "суетой сует и всяческой суетой", может - как, впрочем, и любой истинно верующий - принять смерть легко и просто, с чувством превосходства над остающимися.
          Разница между человеком психоделическим и человеком религиозным лишь в том, что первый глубже и лучше понимает феномен собственной смерти. Второй - сознает (в большей или меньшей степени - по вере) лишь смысл того, что предшествует смерти и следует за ней. Для психоделиста - смерть в значительной степени десакрализуется, для верующего - остается абсолютно сакральным актом.
          Большинство конфессий рассматривает смерть как всего лишь начало подлинного бытия, истинной жизни души, освобожденной от бренного тела.
          Большинство верующих - все-таки воспринимают смерть как конец. А жизнь вечную, нирвану - как травестию, пародию, суррогат жизни земной.
          Увы нам, отношение к смерти остается несправедливым. Человеческая жизнь уже давно (со времен кваттроченто, с его свойственным итальянскому Возрождению антропоцентризмом) ценится человечеством значительно выше, чем абсолютно равнозначная ей смерть.
          На мой взгляд, в этом особую роль играет категория времени. Жизнь кажется ценнее потому, что она дольше длится. События повторяются, разночтения при повторах придают процессу приятность и пикантность. Смерть же воспринимается нами как последнее событие в жизни. Повториться оно не может. Да и вообще, после смерти события прекращаются. Конец.
          Жизнь осознается как цепь мгновений. Смерть воспринимается, да и принимается ("если смерти - то мгновенной") нашим сознанием только как мгновение. Но лишь до той секунды, когда за нами действительно приходит костлявая жница.
          Люди, прошедшие через психоделический опыт, знают: на самом деле, с того момента, когда человек понимает, что уже не просто живет, а именно - умирает, и до того, как душа отлетает от тела, проходит определенный, пусть даже очень короткий промежуток времени.
          И он заполнен событиями не в меньшей степени, чем вся предыдущая жизнь, - ибо что же такое глубокая трансформация сознания, как не цепь событий?
          Психоделический опыт позволил человечеству осознать смерть как процесс.
          И с этого момента всякий действительно радикальный жест в искусстве - так или иначе исследует различные аспекты этого процесса.
          Демонстрация картин мертвому зайцу, публичный оргазм, "Reservoir Dogs", реквием Артемова, молчание Кейджа, сэмплированные хрипы техно, прибивание скальпов к асфальту, сонливое благодушие Федора Соннова, полсотни перформансов Андрея Чикатило, "Doom Party", разнообразные "игры в жмурики", - все это, так или иначе, о смерти.
          Духовная жизнь - сознание, душа человечества как единого организма, - начиная с искусства (безусловно, самого тонкого гносеологического инструмента) переживает глубочайшую трансформацию. Познание мира превращается в изучение смерти.
          Смерть слова и текста, смерть бескомпьютерных способов коммуникации и смерть индивидуального сознания - бежит по кругу гомосексуальная свинка постмодерна, в сотый раз подряд поедая собственное дерьмо. Душа человечества отлетает.
          Человек становится лишь частью информационного пространства, живущего по своим законам. Мы перестаем быть пользователями и становимся частью механизма.
          Дух, интеллект становится в такой же степени придатком компьютера, в какой тело коматозника является придатком реанимационной аппаратуры. Духовная жизнь человечества уже невозможна в тех формах, в которых она онтологически присуща виду Homo Sapiens.
          Честный и радикальный путь - не поедать грибы в лошадиных дозах, не колотить кувалдой по мониторам, и уж тем более не вживлять нейрошунты, а самим остановить эволюцию в сторону симбиоза человек-процессор, прекратив биологическое существование вида. Только так мы можем сегодня реализовать свою онтологическую свободу - свободу воли.
          Ни в коем случае я никого не призываю к суициду, или, того хуже, к убийству. Я всего лишь не боюсь признать и принять тот очевидный факт, что человечество завершило свои земные дела. Пора умирать. Весело, естественной смертью, с улыбкой и подъебкой.
          Для этого я предлагаю провести абсолютно радикальный перформанс под условным названием "Камни и Рыбы".
          1) Человечество отказывается от деторождения. В результате - начинается естественный процесс смерти от старости.
          2) На горных вершинах Антарктиды строится несколько гигантских трупохранилищ и крематориев, использующих атомную энергию. Все тела умерших из всех стран мира перевозятся туда и сжигаются.
          3) Вследствие существенного потепления климата в Антарктиде (результат бесперебойной работы атомных крематориев) происходит таяние антарктических льдов и подъем уровня воды в мировом Океане.
          4) После того, как запрограммированный автомат сожжет труп последнего человека, на Земле останутся только трепещущие в волнах водоросли и неспешно проплывающие в глубине большие прохладные рыбы. И кое-где над водами нового потопа будут возвышаться камни - в недалеком прошлом высокие горные вершины.
          А под толщей поглотивших Землю вод будут лежать мертвые, бесполезные, так никого и не сумевшие поймать компьютерные сети.
          Это будет действительно радикальный перформанс. Хотя бы потому, что сначала его зрителями и участниками будут все представители рода человеческого, а в самом конце не будет ни участников, ни зрителей - только рыбы и камни....