* * *
Смотри, как уходит сухой огонь.
На радужке солнечное пятно.
Вот мальчик Георгий, тряпичный дракон.
Ничто не стоит меж нами стеной.
Здесь ни перед чем не склонить колен,
Ни перед чем не поднять ресниц.
Любые сети уже крупны.
Мы не имеем чувства вины -
Зеркального имени правоты,
И наши дни сочтены,
Как все телесные волоски.
Ты сам себе золотой Армстро́нг,
Не напрягай межреберных мышц:
Душа уходит через дыру
Меж диафрагмой и лобным швом,
И ты готов умирать в миру,
Как доктор F. над нетварной тьмой.
НЕОКЛАССИКА И НАЦИОНАЛЬНАЯ РОМАНТИКА
Фон Клейст со своей унтер-офицерской вдовой,
Аптекарской пробочкой, нежной волшбой,
Как помнишь, легли на передовой
Рука к руке, голова с головой,
Так стоит ли здесь горевать?
Кузмин не желает на хлипкую ртуть
Глядеть, когда метет из окон,
И снежной звездою ему на грудь
Слетает заспанный Юркун
С розочкою во рту.
Одинокий мир, как дитя, с головой
Укроется воздухом, чтобы отстать,
И ты оказываешься вовне
Стеклянного шарика, удивлен:
Там город пустой и дрожит во сне,
Как во второй мировой.
* * *
С лицом, подтаявшим, как леденец, с грустным лицом,
Будешь губы облизывать, таять, чай пить,
О, еще не скоро зима, - дети в автобусе сообщат,
Очарованные, с повязками на глазах,
С черными, белыми кошками, как насвистел Ариэль,
С прозрачным профилем, с половинкой Луны во рту,
Со звездочкой из фольги на скуле,
Ни о чем вспоминать не будешь, ни о боли, ни о чем,
Целый год с ароматической палочкой, взаперти,
С алмазной пылью под кожей, с оптикой для чудес,
С хвойным, ментоловым запахом смерти, пока осядет в ноздрях,
С голубым излучающим мозгом, со счетчиком Гейгера в головах,
С черными созвездиями наяву.
* * *
Свою природу многажды поправ,
Свою природу множества, пся крев.
Чем я свищу еще - почти что и ничем,
Каким бы горлом, там, почти истлев?
Первоначальное обличье утеряв,
Что здесь я делаю, мышиный порошок,
Проевший плоть до самых потрошок,
До позвоночного колючего столба,
Где изолентою замотана латунь,
Но чья златая негритянская труба
Ложится в бешеную Богову ладонь?
И как ни скушно мне, и клады всех морей,
И папоротника цвет, и кровь царей -
Ничто, ничто, и рыцарь я скупой:
Две-три вещицы в мире не больней
Терять, чем на осколок наступить босой,
Иль в сердце получить удар тупой.
К ПСИХЕЕ
Над сказочными, жалкими дарами
Дрожа от нежности, без боли, без стыда
(Стекляшкой, золотцем), эфирными парами
Расправив перышки, - там, воздушек, слюда,
И веселясь высокою возгонкой,
И синим пламенем серебряным дыша, -
О, позабудь меня, не будь такой поганкой,
Мой ангел-девочка, насмешница-душа!
* * *
Что ты стоишь, ожидая свой вес,
Волчья сыть, травяной мешок?
Либо ты все потеряешь здесь,
Либо тебя сотрет в порошок.
Прежде чем сделаться пищей червей
Книжных, - увидь, отворись, прозрей:
Желтые кости московских церквей
В горле у польских королей.
Русское видео, что Даниил
Андреев успел запатентовать;
Как утром народ встает из могил
Узкою пленкой глаза бинтовать.
И Гоголь-вий плывет на плоту,
Успев смонтировать старый трюк,
Где останавливает толпу
Местный колдун мановеньем рук.
Александр возвращается из Орды
Чрез новгородский Городец,
Чтобы взглянуть, как его труды
Обращаются в холодец.
И ящер гложет Уральский хребет,
Хрящи выворачивая хвостом.
И оползает за Тибет
Карта Сибири единым пластом.
Лунный пейзаж над Великой стеной
По обе стороны позвонков
Ты, как империя, видишь ценой
Гибели передовых полков.
* * *
Господин моих дум, подари мне колец
Перед тем, как наступит пиздец.
Из-за пазухи вынь лезвея леденец.
Из-под камня подушки достань кладенец.
Мы увидим, как луны меж черных стволов
Расстрелял психопат-птицелов,
И пустынные здания в мертвых лесах
Заливает фотографический свет,
И полночным прохожим с глазами убийц
Нечего остерегаться здесь.
Если б я была воздух твоей головы,
С высоты бы на ангела с крестом
Посмотрела, тебя забыв.
"Митин журнал", вып.49:
Следующий материал
