ДВЕ ДОРОГИ
1.
Ночные минареты тополей.
Зеленый рог луны.
Чалма разматывается
            зеленою дорогой, одушевляя
            велосипедиста в его скрежетании
            цепями рыжими по шестеренкам.
Но судьба не сцепляется с
            посредственностью,
            цепь соскальзывает и долго-долго
            придется толкать на вершину холма
            по красивой зеленой дороге
            мятых два колеса, ободами цепляя следы
            чьей-то судьбы. Аллах
            в эту сторону не посмотрит,
            луна уйдет,
            восходящее солнце в облаках застрянет,
            посылающих путнику мелкий дождь.
У посредственности нет судьбы.
2.
Душа, душа, отчего ты пуста
            как полая кость
            мертвого королька, несомого ветром?
Ты знаешь:
            свет нальют в тебя только утром,
            звеня ключами от солнца,
            буднично как молоко.
Свет нальют вместе с цепкой
            стайкою мошкары,
            вместе с зеленою стружкой ракиты,
            вырезая горький свисток.
По улице - из пяти старушек
            проследует крестный ход
            и скроется в арке огромной
            двух верб тяжелых и сизых
            от бесконечной пыли -
            мятежного праха дороги,
            живущего тысячи лет.
ДИПТИХ
1.
Белая красота.
Смотришь долго на длинные пряди
            ветра, сдувающего молоко
            десятки лет клокотавшее в горле
            недопетою нотой
            безумно высокой.
Звеня металлическими суставами,
            приходят гости с вернисажей лжи.
Глядя в твои зеркала, поспешно стирают
            серую сажу улиц
            с искусанных лиц.
Ты вытираешь им слезы
            терпким как бинт обхождением.
Желтая бутылка бренди -
            янтарь в центре стола.
Гости кричат и танцуют,
            белый ветер шумит...
Старая мебель, древние стены, оплавленный
            теплый воск.
Присутствие матери в старых
            полураскрытых шторах.
Присутствие матери в долгих
            беседах до одури искренних.
2.
Чашу чистого пороха
            руки-облатки берут осторожно.
Прищуриваясь, глаза
            целятся чернотою своей.
Глухо цокает чаша
            по граням зеленых стаканов -
            этот порох пьет Полночь,
            душу смехом прикрыв.
* * *
Речь вечерняя. Синее золото
            шепелявящих сосен так медленно
            восходящих как дым
            по пульсирующему косогору
            малахитовыми клубами
            крови Духа Святого. Так бьется
            сердце-гора невидимо
            для суетных глаз, так тихо,
            что и уши зверьков самых малых
            не услышат ударов меж паузами
            в десятки тысяч лет. Одиночество
            в тайге не ночует и горе не любит
            бродить среди каменных песен,
            дно ущелья засыпавших каменных песен,
            озаряющих раструб ущелья
            разноцветных нот овалами
            в горном звенящем ключе "си"!..
Речь вечерняя, чародейная -
            слово птицы, словно снега, слова облаков
            на твоем языке сказаны, маленький путник.
Отзовись...
ПАНТОМИМА
Маски на месте, и тут же
            стали текучими жесты, пожалуй
            трудно разъединить
            всплески воздуха и начала
            повествующих пальцев. Музыку
            для этого действа никто еще
            не написал за ненадобностью.
Воздуха цвет меняется:
            синезеленый вокруг изнанки
            листьев мясистых, он продолжает
            сетку прожилок, бурою мутью наполнив
            нитки-пустоты. Мухи,
            осы и комары пролетают
            сквозь этот сон иногда. А вокруг пальцев
            воздух клубится уже капиллярами,
            сетью, дактилоскопической пеной и мшистый
            грунт монотонно, неторопливо
            приподнимает подземное сердце.
Дилетантюги Руссо - Жан Жак и Анри
            в диком саду, не знающем ножниц
            припоминают свои движения
            в утробе матери. За час до рождения.
* * *
А кто из нас не скакал на том коне,
            чьи копыта под корень ломали травы медовые?
Корни, кровью земли набухая,
            напрягались и с хрустом
            распрямляли их, называя травину
            каждую поименно. Так честь -
            слово это, понятие, смысл его постоянно
            жили и пресуществовали
            в гумусе, в нетрях и в камне -
            в том валуне у дороги,
            на который садились выпить глоток
            теплой воды, отдающей
            запахом старой и кислой
            непротекающей кожи.
"Митин журнал", вып.49:                       
Следующий материал