Рыцарскую школу окончил с отличием. Отверг однако распределение в престижную свиту. Был горд (беден).
Доходы от поместья и награды, коих удостаивался в ристалищах, - все и тратилось на приуготовление к ристалищам сим: ремонт лат, лекарства...
Да, на жизнь зарабатывал участием в ристалищах, но - каковым! В семидесятые годы на весь христианский рыцарский мир заявила о себе троица юных забияк из Нортумберленда (северная Англия). Юнцы сии колошматили чемпионов во Франции, Италии, Германии. Даже в Новгород занесло их однажды и тамошние сиволапые долгонько потирали ушибленные бока.
О странствовавшие неразлучно, бедные безупречно, энергичные круглосуточно сэры Ричард, Эдвард и Роберт! Просто поглядеть на англосаксонцев уже было приятно: рыжеволосы, румяны, синеглазы. На пиршествах поили кого ни попадя, заодно и побитого супротивника, не отказывая растолковать, каким именно приемом побит был.
Утром не похмелялись, выливали на голову ведро воды как водится со льдом, приступали к тренировкам. Сэр Ричард, в обиходе дружеского общежития Дик Молчун, тренировался всех дольше, всех упорнее, результатов добивался исключительных. Малютка Эд и Робин Торопыга единогласно избрали его играющим своим тренером.
Лепешку в голодный день делили на три равные части, но и во дни удач не бывало меж ними разборок. И бабам, то бишь женщинам, то бишь дамам прекрасным раздружить не удавалось. Дамами и не увлекались. Нет, ухаживали, конечно. Водили на выступления трубадуров. Но увлечься никем не успели - рыцарский долг призвал в Палестину.
При осаде Акры убит был Малютка Эд, два друга изнурились рыданьями, лежали как два трупа подле могилы третьего.
Сарацинские лазутчики, прокравшиеся при свете своего полумесяца в лагерь крестоносцев, споткнулись о бесчувственные тела, связали их, отволокли в плен.
И надумали пытать. Но едва были принесены пыточные снасти, друзья пришли в себя и сразу после - в ужас, а ужас вернул им, значительно увеличив, силы. Порвали путы! Прорвались к транспортному парку! На верблюде быстро отплыли в пустыню.
Скитались, умирая от жажды и голода. Приметили на горизонте караван. С воплями напали. Выбили из рук конвоя мечи. Перебили незадачливый сей конвой.
А караван шел с грузом льда, это сарацины в перерывах между битвами любили в палаточных сералях своих полакомиться еще и мороженым.
И вот Робин Торопыга мечом вспорол мешок, оголил голубую глыбу и грыз, грыз, постанывая от наслажденья. Совсем ошалел от жажды. Ричард увещевал друга быть поосторожнее, - куда там. Торопыга отвечал, что ему стыдно за легкомысленное - ведь ведрами! - расходование воды - со льдом ведь! - при былых похмельных обливаниях. И продолжал грызть. А к вечеру стал изъясняться жестами. У него начались жар и бред. Утром Ричард тщетно тормошил труп.
Мечом в левой руке маша воздушным стервятникам, мечом в правой выкопал могилу. "Зря ты не послушал меня, Торопыга", - сказал над безыскусным холмиком, а слезы, капая на раскаленный песок, шипели и испарялись.
Сызнова от горя лишился чувств. Был подобран караваном, шедшим к морю с партией военных пленников для переправки их в Испанию.
Переправили и погнали мимо лимонов и лавров на серебряные рудники. Но тут подоспел отряд крестоносцев - освободили!
Среди освободивших нашлись участники прежних международных ристалищ, сии восторженно помнили сэра Ричарда и способствовали его назначению командиром подразделения.
Много лет воевал в Испании. Такого навидался и наиспытывался, - к сорока годам выглядел на шестьдесят: власы как дым, зрак стеклянный. А в ненастье ныли почки, еще смолоду отбитые. И работая мечом в ежедневных битвах уже через четыре часа утомлялся, вынужденно отбегал в арьергард. Сие не главное!
Устал вот именно что морально. Роскошная природа испанская примелькалась, приелись вина испанские и сласти.
Допустил ошибку в заурядной битве, едва не погубил подразделение, - и лекарь посоветовал взять отпуск, отдохнуть в умеренном климате.
Некоторый рыцарь, тоже по состоянию здоровья покидавший Испанию, предложил для отдыха свой замок на берегу Женевского озера. Сэр Ричард, пожав плечами, согласился. Самым заманчивым представлялось вернуться в Англию, в Нортумберленд именно, в замок наследственный, заняться хозяйством сельским. Или работой тренерской с юношеством рыцарским. И, быть может, жениться.
Но, ежели честно, не был готов к возвращению. Полжизни на чужбине, шутка ли. При звуках родной речи, конечно, вздрагивал, но плохо уже помнил пейзажи, обычаи, историю Англии. Откладывал и откладывал возвращение.
И прибыл в замок на берегу Женевского озера. И время препровождал по мнению окружающих престранно: на крепостную стену поставил лавку, от утра до вечера сидел и глядел на озеро.
Это он вспоминал прошлое. И всего чаще прошлое спортивное. О молодость, молодость. Трибуны требовали - и галопировал к барьеру, а герольды скороговоркою комментировали, а шеренга пажей декламировала посвященную ему балладу, и видел скачущих справа от себя Малютку Эда и слева Робина Торопыгу, оба без шлемов, хотя и воспрещал им избыточное сие удальство, - о други, други, с развитыми по воздуху власами, румяные, синеглазые, некогда живые!
Но помнилась и пустыня, два холмика рукотворных в слепительном блеске...
Смеркалось, и спускался в пиршественный зал. Съедал индюка и выпивал свою норму - кувшин. Прислушивался к разговорам собравшихся.
О, рыцарство за столом собиралось именитое и интернациональное. Все так или иначе знали друг друга по крестовым совместным походам, по упоминаниям в поэзии трубадуров. Без переводчика беседовали о международном положении, о путях развития феодального общества, о ристалищах и прекрасных дамах.
Поведению сэра Ричарда удивлялись умеренно: англосаксонцы вечно хандрят. Чтобы расшевелить его, кто-нибудь начинал:
"Да, кстати, что касается Англии: король Иоанн притязает на абсолютность и посему бароны скликают храбрецов сражаться за Хартию вольностей. Сэр Ричард, что лично вы намерены предпринять? Присоединитесь к баронам?"
И понимал, что надобно присоединиться и посражаться, но и чувствовал, что не проникся идеями баронов, не врубился в историческое значение Хартии, слишком долго отсутствовал и не вправе вмешиваться. А просто как баран бежать вслед за баронами - прошу покорно.
И бабы, то бишь женщины, то бишь дамы прекрасные не привлекали, сколь ни старались. Вернее, он вот что прикидывал и соображал:
"А ежели действительно вернуться на Родину, быстренько так помочь баронам, заодно приискать девицу, или разведенную, или вдовушку, да и жениться в самом деле. И ускакать вдвоем в Нортумберленд навсегда. На хорошем скаку ободрительно обернуться к подруге: "Там, там жилище предков моих и какое-никакое поместье!" И подруга, от подпрыгивания в седле раскрасневшаяся и запыхавшаяся, ответит: "Не ради поместья следую я за вами, сэр Ричард!"
В замке отдыхали и несколько дам, одна из коих нацелилась на сэра Ричарда. Поднялась к нему на стену, затеяла диспут:
"Ужели толь интересно глядеть на озеро, когда перед носом объекты не менее примечательные?"
Ничего не ответил дурочке.
Тогда подстроила столкновение к коридоре, темном и довольно таки узком, чтобы пройти, не посторонясь. И не посторонилась. Ну что, ну задрал юбки, не обращая внимания на попискивание, поначалу притворное, а уж после и нешуточное. Удовлетворился и прошел в пиршественный зал, где собравшиеся обсуждали на сей раз инициативу шотландского короля начать очередной, четвертый по счету, крестовый.
"Ваш опыт, сэр Ричард, был бы полезен шотландскому молодому королю", - стали убеждать, но отмалчивался, с отвычки заныло в паху, сел за стол.
Никогда не робел с бабами, в спортивном прошлом отбою от них не было, посему легко пренебрегал ради тренировок. В Палестине пробавлялся теми, коих по вербовке привозили из Европы (на галерах), с теми не церемонился тем паче.
Еще ни разу в жизни не довелось восхититься до помрачения очей, до трепетания всех членов, не только одного. Но и когда же было восхищаться? Жизнь жил исполненную мужества: сызмлада ристалища и битвы, а пиршества преимущественно в полевых условиях, с привлечением разве что тех, привозных, восхищаться коими невместно.
Короче. В нынешнем зрелом возрасте презирал баб с первого ихнего звука, а уж утром и зрак на них не глядел.
Ну чего давешней не сиделось за столом со всеми? Иль невдомек, что ветеран ищет уединения, чтобы осмыслить пережитое? Нет, она пристает и очень даже нагло пристает!
Обгладывая ногу индюка, услышал, что за столом - тихо. Оглядел собравшихся. Оказывается, в замок прибыл трубадур и за дальним краем стола уже настраивает инструмент.
Внешность трубадура была типическая: бледный, со взором исподтишка горящим. В зеленой куртке и желтых панталонах. И патлы как у модных английских музыкантов.
Присмотрелся и - ну точно! - признал соотечественника. Только пятнадцать лет тому не был трубадуром. Подвизался в качестве герольда на лондонских ристалищах. Оглашал имена участников, комментировал удачные удары. А нынче, значит, сделался трубадуром. Скорее всего, он и сообщил о намерениях шотландского короля.
Имени бывшего герольдишки не помнил. Тут в зал вошла давешняя, села рядом как ни в чем не бывало. Наглая! В паху заныло пронзительно. Вот что значит давненько не... отмахнулся от услуг валета, сам взялся за горлышко кувшина, налил, выпил.
Трубадур ударил по струнам, заорал, сразу и выяснилось, что слабоват, подражает. И не кому-нибудь, а Бертрану де Борну, ни более, ни менее. Так же надрывался, бия что было мочи по струнам.
Сэр Ричард к творчеству трубадуров относился сдержанно. Сам и не тщился, полагая, что мозг его, многажды сотрясавшийся от ударов мечами и палицами, вряд ли способен произвести что-либо путное. В рыцарской школе однако учил провансальский, юным рыцарям вменялось знание поэзии. Слушал трубадуров и на пиршествах, иные песенки звучали премило. Умел оценить метрическую изобретательность, подбор слов, мелодию. Но претила концепция куртуазной любви! Fin´ Amors! Fin´ Amors! Не верилось в духовные совершенства Прекрасных дам! Малютка Эд смеялся:
"Дику не хватает чувства юмора, чересчур буквально понимает поэзию!"
Может, и не хватало чувства юмора. И с возрастом, выходит, чувство сие утратил напрочь. Пустозвонов концепции сомнительные выслушивал с раздражением. Да где встречали они дам своих прекрасных? Наяву ли? Налил и выпил.
Взять хотя бы давешнюю. Просто для примера, зачем далеко ходить. Ах, ах, bella donna. Давеча пищала как драная кошка, а теперь сидит величаво и глазом не моргнет. Своего достигла! И что самое отвратное: изображая внимание песне, уж верно измышляет, как бы еще разик со знаменитым рыцарем. Вот и сущность сей donn´ы.
Из всех трубадуров уважал только Бертрана де Борна. В Испании познакомился с ним лично. Нормальный мужик, образцовый рыцарь. Впечатляло, как он сорванным голосом орал суровые свои сирвенты. Исполнив сирвент, поднимал руку, пресекая овации:
"Поберегите ладони гладить по головам чад ваших".
Популярность его была велика. Покуда сэр Ричард добирался до Женевского озера, останавливался на ночлег во многих замках, и во всех без исключения юные рыцари, хлебнув для хрипоты холодного пивка, орали на пиршествах бертрановы сирвенты. Но юношеству заимствование таковой манеры исполнения где-то даже полезно. Вкупе с текстом исполнение таковое бодрит и самого исполнителя, побуждает его мужествовать. Профессиональному же трубадуру подражание не к чести. Налил и выпил.
Меж тем бывший герольдишка не спешил угомониться. Правда, хрипел уж не подражательно, а натурально, на последнем издыхании. Бряцал однако как заведенный. И более того - тешил публику! Сэр Ричард удивился, прислушался.
Э, воспевалась некая, несть им числа, уж такая вся и прекрасная, и премудрая, и пре-, и пре-... Но воспевалась неумело: низким слогом и нимало не мелодично.
А рыцари рычали одобрительно! И это рыцари, видавшие виды! Совсем, что ли, обалдели от безделья здешнего? Вот именно им и пора в очередной крестовый. В сраженьях припомнят, ежели подзабыли, подлинные критериумы. Малютка Эд, когда, утыкан стрелами, кончался на руках сэра Ричарда, тоже лепетал вирши о Прекрасной Даме, не собственного, правда, сочинения и концептуально тоже сомнительные, но толь виртуозные по отделке, что невольно помыслилось:
"С виршами на устах толь виртуозными и умереть не зазорно..." Се критериум. Бедный, бедный Малютка Эд!
В паху сызнова заныло, и затосковал сэр Ричард, ох, затосковал. И, слушая нудную канцону, дивился невзыскательности публики. Рыцари продолжали рычать, а donna давешняя изображала восторг, - сие как раз не ново. В первую голову ради ихнего внимания и заливаются трубадуры. И сим дурачат юношество. Юношество дает donn´ам обеты и отправляется в походы, а donn´ы - известно, что за donn´ы, и обеты всегда поспешны и смешны. Бедный, бедный Малютка Эд! тосковал сэр Ричард, и наливал, и пил. И ныть в паху перестало.
Тут и пустозвон взвыл заключительно, побряцал заключительным аккордом. Отступил на шаг, поклонился. Потный был, красный. Рыцари рукоплескали, а давешняя восклицала: "Бис!" Оглушила левое ухо.
Не скрывая досады, сказал кому-то вправо:
"Слабые ведь вирши. Что уж этак восторгаться".
Справа, оказывается, сидел ветеран крестоносного движения старец Болдуин. Лет семьдесят тому при осаде Дамаска каменное ядро проломило лоб юному Болдуину. Потерял сознание и никогда уже не нашел его вполне. В госпитале всех заколебал околесицами. Признали негодным к крестовым походам, отправили обратно в Европу. Всю дальнейшую жизнь гостевал в замках санаторного типа на правах инвалида и ветерана. Бражничал, волочился за дамами, толковал, не смущаясь ранением, о любых предметах, но пуще всего, в силу склонности, о поэзии. Чтобы послушать трубадура не ленился пересечь герцогство или королевство. В собственном замке не был с юности, поместье разорили соседи, но старца Болдуина занимали проблемы только поэзии.
Завзято сей встрепенулся и возразил сэру Ричарду:
"Вирши, не спорю, несовершенны, зато правдивы".
Постеснялся оставить без ответа суждение заслуженного деятеля. Но спорить не умел и не стал.
"Да, полно, слышали мы, слышали песни сии", - только и ответил.
"Но виконтесса Икс воистину необыкновенная женщина!" - заметил подошедший хозяин замка. - Ведь именно виконтессу восхвалял в канцоне наш гость".
"О да! да! необыкновенная Прекрасная Дама! - загалдели рыцари и повернулись к сэру Ричарду. - Право, прежде чем отправиться в очередной крестовый, вам следует заглянуть в замок Икс, благо оный поблизости. Убедитесь, что поэзия не всегда лжет, и наверное обрящете в конце концов Даму, достойную обетов".
"Ха-ха-ха! - ерепенился. - Не верю!"
Но уверяли, наседали, - и рассердился окончательно. Не умел спорить. Поднялся и вышел. В коридоре, впотьмах, наскочил на кого-то, отпихнул. В комнате не зажег свечу, завалился в одежде на ложе. Сквозь слез грезилось сизое ворсистое поле, на заднем плане высилась (грезясь, грезясь!) белая башня замка наследственного. Впрочем, запамятовал, как и выглядит оный. Не исключено, что грезился один из множества, в коих останавливался по обстоятельствам беспризорной жизни. "Болтаюсь по свету как... как Болдуин! О, не вчера ли утром по окончании церемонии посвящения в рыцари (не вчера!) поскакали три вы_пускника-отличника из глухого северного угла в Лондон и далее везде, на честный поединок выкликая судьбы свои? До сего дни доскакал лишь я, знаменит повсеместно, уважаем, ценим, однако - одинок! Ни семьи, ни, очень даже возможно, земли. Болдуин я, Болдуин. Ведь запросто соседи за толь длительное время отлучки могли присвоить и землю, и замок. Нет, ребята, пора домой, в Нортумбрию, в Нортумбрию!" - решил и уснул, и проснулся, не изменив решение.
Не стал никого будить, самостоятельно облачился в латы. Стараясь не звенеть башмаками по каменным ступеням, спустился в конюшню. Оседлал своего вороного. По-англосаксонски покинул замок.
Целое утро скакал по безлюдным лесным дорогам. Тогда большинство дорог в Европе были безлюдными и лесными. Скакал на север с тем, чтобы переправиться в Англию, на месте разобраться в политической обстановке и помочь баронам, ежели дело их правое. Мысленно спорил с вчерашними оппонентами:
"Придумают же: Дама, достойная обетов! Знал некоторого рыцаря, давшего даме обет добраться до Палестины с закрытым правым глазом. И там еще год воевать, повязку с глаза не снимая. Добрался только до Венгрии. Убили его разбойники на безлюдной лесной дороге. Оно и понятно, одним глазом поди уследи за обступившими, пускай сии всего лишь любители с дубинами. Неминуемо пропустишь удар по затылку. И пропустил. А дама, проведав о гибели его, испугалась и сказала: "Впервые слышу таковое имя". Вот и все, чего добился обетом своим".
Так рассуждая, скакал и вдруг приметил, что по обеим сторонам дороги широкошумные и густолиственные дубравы сменились сухостоем. Замелькали древеса ветхие, стволы в струпьях. Серая трубчатая листва занавешивала дорогу, шумела о шлем. Воздух тмился тучами пепла. Обугленные пни толпились навстречу. Дороги не стало.
"Что за притча?" - недоумевал, но внутренне и внешне был уж готов к приключению.
Лес вовсе прекратился. Черная, выгоревшая простерлась равнина, местами поросшая седым и, вероятно, огнеупорным волосом. Воздух сделался горяч и, как слюда, темен.
И повезло, что вовремя натянул поводья! Ведь затормозил у самого края - ущелье раздваивало равнину! И по узкому дну точилась речка, но какая же несоразмерно себе дымная и, сквозь прорехи в дыму, какая же красная!
Заглянул - и жаром обдало лицо! Шлем мгновенно раскалился! Скинул латные рукавицы, скинул шлем. Держась за мочки ушей, озирался в поисках моста. Подобрал, когда остыли, шлем и рукавицы, поскакал налево. Скакал, скакал - нет моста. Поскакал направо. Скакал, скакал - увидел мост. Да и не мост, а зыбкие над ущельем мосточки, уже и пылающие.
И посредине мосточков в пламени размахивал некто руками. Наскоро помолился и - эх, где наша не пропадала! - по вихляющимся досточкам пришпорил коня! Прихватил на скаку за шиворот кого-то! Миг - и уж все трое на той стороне!
Но за миг сей латы успели толь раскалиться, что вынужден был выброситься из седла. Орал, извивался, пытаясь разоблачиться. Не сумел самостоятельно и бегал трусцой взад и вперед, покуда не остыли латы. Устал, конечно, и прилег на землю. Вспомнил, что ведь спас кого-то. Но кого? Огляделся и изу_мился: чумазый, как сарацин, в истлевших одеждах старец Болдуин отвешивал благодарный поклон.
Честно говоря, сэр Ричард обрадовался знакомому лицу в незнакомой местности. Обнял, спросил с добродушным хохотком:
"Ты зачем же, старый обалдуй, берешься преодолевать препятствия, кои преодолеть заведомо не в силах? А ежели бы я не случился кстати? И вообще куда скачешь ни свет ни заря?"
"Туда же, куда и ты, - ответил старец, подмигивая. - В замок Икс, к виконтессе. Ах, Ричард, я и не сомневался, что ты случишься кстати. Уж таковы условия жанра".
"Все ты врешь, - нахмурился сэр Ричард. - Я скачу на север, чтобы затем переправиться в Англию и сражаться за Хартию вольностей". "Да? Правда? Ну, извини, Дик, извини, - подмигивал Болдуин. - Всегда я ляпну лишнее. Сказываются последствия черепно-мозговой травмы. Значит, не в замок Икс. И зря, ей Богу, зря. Общение с виконтессой..."
"Далече отсель до замка? - оборвал болтуна. - В смысле доберешься в одиночку?"
"О, разумеется. Смело скачи сражаться за Хартию, обо мне более не тревожась".
"Да ты пешком, что ли?" - поразился сэр Ричард.
"Пешком, пешком. Стеснен в средствах, не могу себе позволить. Ничего, привык. Идучи, напеваешь любимые вирши, размышляешь о прекрасных дамах. Мили так и мелькают".
Сэр Ричард колебался: благородно ли оставить чумового старца на краю пропасти. Инвалид все же. Свалится не ровен час. Но и нервировал независимостью поведения старец сей.
Спросил как умел осторожно: "Болдуин, и не прискучило тебе? Сидел бы дома, в собственном то бишь замке. Ведь, прямо скажем, не молод. Хочешь, подвезу? Давай, а? Где он, твой собственный, в каких краях?"
Болдуин в ответ толь затрясся от смеха, что с него посыпались истлевшие лохмотья. Размазывая слезы, стал вылитый арап.
"Спасибо, Дик, спасибо, как-нибудь в другой раз. Ты поспешай, куда там тебе не терпится, в четвертый крестовый или за Хартию сражаться", - и вдруг сызнова подмигнул. Дурик и есть дурик. Сэр Ричард еле сдержался, чтобы не выбраниться.
"Ну и ладно, - буркнул уже в седле. - Бывай".
И поскакал, не оборачиваясь.
Совершив подвиг, обычно чувствовал себя человеком. Дышалось легче, двигалось ловчее. Ну точно как в юности после ристалища. Почему и пристрастился совершать.
Но три дни без подвигов - и панцырь мнился тесен, с окружающими становился груб, никакие скидки на англосаксонское происхождение не выручали. В санаторном замке только тем и спасался, что созерцал озеро со стены.
И вот давеча перескакивая ущелье, надеялся вернуть на миг юношеское самочувствие.
"Так нет, надобно было напомнить о вчерашнем! Испортил настроение Болдуин. И, главное, самомнение какое. Он, видите ли, знает, куда я направляюсь. В замок Икс, к виконтессе. Да с чего вдруг? Эка вчерашние нахваливали ученость ея и набожность, здравый смысл, тонкий вкус! А виршам-то рукоплескали посредственным. Шибко разбираются ребята в поэзии. Любопытно было бы поглядеть на предмет. А ну как подлинно хороша виконтесса? Но слышали мы, слышали песни сии. Нет, ежели сериозно и положа руку на сердце, то должно признаться: когда странствующему рыцарю за сорок, ему, конечно, хочется встретить на жизненной стезе Даму, пускай не идеальную, но понимающую. Вот о чем напишите. Напишите о рыцаре, коему не удавалось восхититься духовными совершенствами дам. То ли попадались не те, а попадались те еще. То ли не примечал совершенств никаких, кроме телесных. И неприметливости собственной тоже не примечал, почему до времени и не крушился. Но с возрастом стало грезиться сизое ворсистое поле с белой башней на заднем плане, грезилось, что на скаку оборачивается к некоторой даме и объясняет:
"Се жилище предков моих и, надеюсь, наших с тобою потомков!"
И подруга с красным от ветра лицом (грезясь) подпрыгивает в седле и отвечает:
"И я надеюсь, и я!"
Подругу хочется приискать именно крепкую, надежную, чтобы при осаде замка, ежели соседи присвоили оный, оказалась небесполезна.
А то ведь как пустозвоны описывают идеальных-то своих. Оные непременно блондинки с белым выпуклым лбом, уста алые, зубки жемчужные, хотя и свои, но как сему поверить, глаза лучезарны, а кожа толь прозрачна, что сквозь даму местность обозревать возможно, узкобедрые, узкоплечие, грудка как у птички, старому солдату и подержаться не за что, голосишко пискляв, но, по заверениям пустозвонов, именно ангельского звучания. Но допустим существование таковых в реальности, допустим. На что же пригодны? Украшать и озвучивать внутренние помещения? Весьма сумнительно, чтобы в неотапливаемых башнях нортумберлендских прижились пичуги сии.
Но ежели поразмыслить, амазонки опаснее. Хорошо помнится история некоторого рыцаря из Линкольна. Влюбился в отличную даму. Отличную от пресловутых. Сия скакала верхом, играла в мяч на равных с мужчинами, владела многими видами холодного оружия. На пиршествах исполняла сирвенты Бертрана де Борна, аккомпанируя себе на мандоле. Эх, настоящему рыцарю желанная жена. Все настоящие рыцари завидовали удачнику, когда добился взаимности. Но уже на исходе медового месяца дама пить в замке запретила, на пиршества не ездила и мужа не пускала. Он-то предполагал странствовать вдвоем, на скаку обсуждать вирши, плечом к плечу сражаться с драконами. Она же наплодила детишек, сделалась поперек себя шире. В быту будучи тяжела на руку, выпускала рыцаря только по делам, каковые ему сама и измысливала. В Ирландию гоняла за плиткою зеленого камня для облицовки замковых стен. Во Францию отпустила на ристалище, но с заданием привезти модные гобелены. Однажды сэр Ричард встретил удачника на лесной дороге, сей возвращался из Палестины, куда послан был за листовым стеклом. Амазонка, на сквозняки сетуя, застеклить пожелала амбразуры замковые во упреждение простуд детских и собственных. Рыцарь к разговору был практически не способен, все подбегал к телегам, ощупывал обложенное соломою стекло.
"Ежели не довезу в целости, прибьет меня стерва", - вырвалось у него унылое. Латы на нем позвякивали, толь горемыка трепетал внутри оных.
Сэр Ричард тогда же дал себе зарок жениться лишь после откровенного собеседования с избранною дамой, выведав воззрения ея на совместную жизнь. Ныне, о сем неудачнике вспомянув, вспомянул и зарок.
Сызнова скакал лесными безлюдными дорогами. Птицы щебетали толь звучно, что гудел шлем. Настроение улучшилось, но почувствовал голод. Замок покинул натощак, и ежели утром с похмелья было не до еды, то теперь досадовал, что погорячился, ничего не прихватив из провианта.
Решил сделать привал, почистить латы.
Но едва спешился, услыхал слева от дороги женские крики:
"Спасите! Помогите! Насильничают!"
Чертыхнулся, однако обнажил меч, поковылял в чащу. Продирался чрез заросли, в шлеме худо различал, откуда крики, но забрало поднять опасался, опытный.
И с треском провалился в яму, по грудь! "Бу-бу-бу!" - бубнил, барахтаясь.
Нет, сосредоточился, напружинился, из всех сил подпрыгнул и - не так ловко выпрыгнул, как умел в молодости! Чрез решетку забрала отрасль густолиственная вся забилась в рот!
Ничего, ничего, энергично жевал горькое крошево, давился, но двигался в направлении женских криков.
Вступил, шумно дыша, на поляну. Не поздно ль? В центре поляны стояло мохнатое, великанское, человекоподобное. Пред ним, как ворох ветоши, валялась дама. Монстр обеими лапами держался за детородную дубину и обильно обрызгивал жертву перламутровыми звездами.
"У,-" говорил монстр, глядя на дубину.
Сэр Ричард тотчас сообразил, что здесь происходит. Поднял забрало и заорал:
"Ну ты, неублюдок, урод, выродок, прекрати немедленно сим делом заниматься!"
И начал изготавливаться к поединку: опускать забрало, расставлять ноги пошире.
Однако монстр набежал толь проворно, дубину взвел толь недосягаемо, ахнул же ею по шлему сэра Ричарда толь мощно, что в незапном мраке сэр Ричард опрокинулся на спину.
А когда очнулся, всхлипами полнился воздух.
Сел, поднял забрало, в глазах двоилось.
Неподалеку на корточках монстр, лапами прикрыв промежность, раскачивался и всхлипывал. Даже верхи древес заляпаны были алым.
"У-и, - всхлипывал монстр. - У-и".
Превозмогая головокружение, встал. Монстр, все на корточках же, запрыгал к чаще, протаранил себе собою же проход и скрылся.
Зашевелился ворох тряпок, из коего высунулась растрепанная дама. Она истерически смеялась и кричала:
"Победа, сэр Ричард, победа! Мы победили!"
Но тотчас и разрыдалась, уткнулась в рваные свои юбки.
Скинул латные рукавицы, снял шлем. Двумя перстами, кривясь от отвращения, сорвал с шишака кровавый лоскут чужого мяса, отшвырнул в чащу:
"Пришивай на досуге!"
Протянул даме руку, приглашая встать.
"Ты? - воскликнул. - Ты как тут?.. Ты что тут?.."
"К подруге я ехала, - отвечала плакса. - Между прочим, к виконтессе. В тот же замок, куда и вы, доблестный сэр Ричард. Хи-хи".
Сие нежданное ехидство нежданно и взбесило. Сам на себя подивился, сколь зашумело в ушах. Или следствие удара по голове прочувствовал наконец полнозвучно? Нет, к ударам по голове был привычен. Э, как бы там ни было, смолчал. Пред ветреницею ли распинаться, ей ли растолковывать историческое значение Хартии вольностей? У оных весьма определенные вольности на уме.
А дама уж отряхивалась, уж поправляла прическу.
"Как же ты чрез ущелье перебралась?" - все же спросил, все же было любопытно, как же она чрез ущелье-то перебралась.
"Ущелье? Не знаю никакого ущелья. Оседлала ослика и поехала, а сей дурачок вдруг как выскочит..."
"Погоди, погоди, ты ведь ехала поначалу лиственным лесом, каковой затем сменился сухостоем, так ли? А уж после простерлась пред тобою черная выгоревшая равнина..."
"Ничего не простиралось. Ехала себе и ехала, а когда дурачок выскочил и ослик с перепугу взбрыкнул, я свалилась, дурачок потащил меня в чащу и... и..." - и она сызнова разрыдалась.
"Ну ладно, ладно, - выполняя в таковых обстоятельствах рыцарский долг, стал утешать и даже похлопал даму по спине. - Никто, кроме меня, не видел, а я никому и не скажу..." - а сам косыми тоскливыми взорами искал ослика. Неужто придется доставлять даму по месту ея следования?
"Тебя как зовут-то?" - спросил, чтобы не молчать.
"Мадлен", - не чинясь представилась дама.
"Ну пошли, Мадлен, - сказал, вздохнув, - пошли на дорогу, поищем твоего ослика".
Они продрались сквозь заросли на дорогу и увидели искомого ослика, беседующего с конем сэра Ричарда. "Отлично! - вскричала дама. - В корзинке, к седлу притороченной, я везу подруге три бутылки вина и жареную индюшку. Мы имеем полное право откупорить бутылочку и отметить победу".
Услыхав сии посулы, есть захотел зверски. Кроме отрасли, ничего не употреблял в пищу сего дни.
Белокурая этакая бедокурка, прелестно Мадлен разрумянилась, синие глаза ея заблистали. Опасался, как бы распитие бутылки не свелось сызнова к распутным ея выходкам.
"Ладно, только недолго", - согласился, а уж когда из корзинки извлекла Мадлен маслянистую тушку, сглотнул слюну некуртуазно шумно. Не сдержался.
Расположились на обочине, под сению древес. Ножом расчленил индюшку, распечатал бутыль. Налил даме. Она, предвкушая, кивлялась:
"Ах, ах, мне самую чуточку. Я быстро пьянею".
Тут за поворотом затопотали копыта, и уже гарцевал перед ними всадник, и в новоприбывшем признал сэр Ричард вчерашнего трубадура.
"О Гаваудан! - воскликнула Мадлен, отставив кубок и бия в ладоши. - Скорее с коня!"
Сэр Ричард с еще пустым кубком в перстах мысленно выбранился:
"Так ли надобно присутствие трубадура?"
И дело было не в количестве бутылок (наперечет), и не в размерах индюшки (невеликих). Лирика трубадура не нравилась и просто даже физиогномия его!
"Добрый день!" - пропел Гаваудан, спрыгнул с коня и прилег в скромной позе как раз насупротив индюшки.
"Сколь сноровист!" - не мог не оценить сэр Ричард мысленно.
"Угощайтесь! Нет, я за вами поухаживаю! - хлопотала Мадлен. - Хлебните из моего кубка, их у нас всего два. Берите крылышко. Поэты растрачивают психическую энергию куда расточительнее, нежели мы, простые смертные. Я восторгалась вчера вашими канцонами", - и она всунула в рот Гаваудана кры... сей вытаращил глаза, но крылышко заглотил целиком.
"Как пеликан!" - сэр Ричард в сердцах отвернулся.
"А вот сэр Ричард, - не умолкала Мадлен, - давеча совершил подвиг. Победил в поединке великана. Ради сего случая мы и затеяли пирушку, а вообще направляемся в замок Икс, к виконтессе. То бишь направлялись мы порознь, но странно встретились и... а вы куда скачете?"
"Тоже в замок Икс, - отвечал трубадур, - какое счастливое совпаденье! Хочу узреть воочию предмет моих вдохновений. Надеюсь, изыщет она свободное время и выслушает канцоны, ей посвященные".
И грустно вперился в индюшку, напрашиваясь на добавочную порцию.
"Ах, исполните из репертуара!" - взмолилась Мадлен.
Гаваудан для приличия помялся, но взвыл таки речитативом. Под шумок сэр Ричард пригубил из кубка, отщипнул волоконце индюшатины, голод нимало не утолив. Но и неловко же было чавкать, покуда Гаваудан исполняет.
А исполнял долго. Мадлен то и дело трогала трубадура за рукав, как бы успокаивая и, уж несомненно, забыв о подвиге сэра Ричарда.
Яростный, вскочил сэр Ричард по окончании канцоны.
"Ну ладненько, - сказал, лишь по видимости смиренно. - Мне пора. Спасибо за угощенье".
"Куда же вы? - преувеличенно переполошилась Мадлен, маскируя нетерпение побыть с трубадуром наедине. - Разве мы не вместе?"
"Нет! - заорал, собою не владея, сэр Ричард, - Нет, не вместе! Я скачу на север, чтобы затем переправиться в Англию. На север, понятно? В ту сторону! А замок Икс, по вашим же словам, в противоположном направлении, не правда ли?"
"Но зачем так кричать?" - сказала Мадлен, изображая изумление.
А трубадур вообще не отреагировал на орущего сэра Ричарда. Жевал задумчиво.
Окончание повести Алексея Шельваха
"Митин журнал", вып.50:
Следующий материал
