Митин журнал. Вып. 53 (1996 г.). Редактор Дмитрий Волчек, секретарь Ольга Абрамович. С.173-222.

Когда два года назад я объявил своему научному руководителю, что в качестве дипломной работы я собирался перевести стихотворение Иосифа Бродского "Представление", он улыбнулся мне так же, как ты улыбаешься психически больному человеку, который рассказывает о том, как он довольно часто общается с жителями планеты Марс. Конечно, реакция моего руководителя была вполне оправдана: "Представление" представляет собой один из самых недоступных текстов поэта, который известен тем, что его не интересует разгладить кое-какие трудности ради долгожития его читателей. Я уже сто раз (или больше) перечитал это стихотворение, иногда с помощью своих русских преподавателей и друзей. Кроме того, что они высказали свои мнения, что он сошел с ума, они все были вынуждены признаться в том, что им даже трудно сказать, какой именно смысл скрывается в каждом слове, в каждой строке. Тем более, конечно, для иностранного читателя. В отличие от практически всех предыдущих стихов Бродского, "Представление" имеет своей целью описание советской реальности изнутри самого русского языка. Слова этого стихотворения сами по себе показывают, как советское представление мира разрушительным образом влияло на нравственности и язык русского народа, даже как классики русской литературы в некоторой степени были заставлены подчиниться идеалам коммунизма. В этом же стихотворении мы слышим, как люди были снижены до безличного состояния черной массы, и вопреки всему этому их отзывы на происходящее служит слабым видом протеста против этой чуши, которую исповедуют стоящие на трибуне вожди. Конечно, языковое развитие подобного рода никогда не происходило в английском языке и тем самым возникает вопрос о переводимости "Представления". Как можно передать ту реальность, которая просто не существовала - не то что в истории другой культуры, а в ее языке. И в то же время, какой носитель английского языка нуждается в переводе такого стихотворения? Если американский читатель хочет понять, что именно случилось в России в 20-м веке, он может справиться с целой библиотекой уже переведенных с русского книг; а если его жажда знания превышает эти пределы, он может заняться изучением русского языка и, в конце концов, прочесть подлинное стихотворение. Быть может, этой реальности, которая озвучена в "Представлении", суждено остаться на родном языке. Даже сам факт, что Бродский, который довольно часто занимается переводом своих произведений, не взялся перевести это стихотворение, подтверждает то ли его непереводимость, то ли бесполезность такого задания. Зачем, - или, точнее говоря, для кого перевести? Мой ответ на этот вопрос - личный: для меня перевод - это вид чтения. Цель любой формы чтения - как-то достичь сущности произведения, понять, что стоит между и за строками. Это связано с самой главной особенностью любого произведения литературы высокого ранга. Как пишет немецкий критик Вальтер Беньямин в своем блистательном эссе "Задача переводчика": "Что именно говорит произведение литературы? Что оно передает? Оно рассказывает очень мало тем, кто его понимает. Его существенное свойство - ни высказывание, ни передача информации". В данном случае, читая "Представление", мы не присутствуем на уроке советской истории и культуры, хотя стихотворение перенасыщено персонажами, событиями, реалией этой эпохи. Мы слышим причитание, плач хотя бы одной души, которая - воспоминая все, что она пережила - пытается отлить эти страдания в словесный вид. Во всяком случае, когда мы читаем любое произведение изящной словесности, даже без всякого намерения перевести с русского на английский, с английского на польский, мы переводим с того языка, на котором написано произведение, на наш общий родной язык, язык души. Этот язык мы давным-давно забыли - при обрушении Вавилонской башни. Мы улавливаем эха, следы этого языка в стихах, в рассказах великих писателей, в том числе - Бродского. Как говорит Беньямин в вышеупомянутом эссе: "Любой перевод, который намерен исполнить передающую функцию, не может ничего передать кроме информации. Это отличительный признак плохих переводов". И какая главная задача по мнению Беньямина? "Задача переводчика - это освободить в родной язык тот чистейший язык, который околдован другим языком, освободить тот язык, заключен в тюрьме произведения, путем пересоздания этого произведения". Я хочу сейчас сделать маленькое отступление, чтобы иллюстрировать, как обстоит дело с переводом на моей родине. Я прочитаю первые восемь строк стихотворения Евгения Рейна "Монастырь"; потом перевод H.William Tjalsma, что был опубликован в английском издании известного советского альманаха "Метрополь"; потом свой перевод. За станцией "Сокольники", где магазин мясной И кладбище раскольников, был монастырь мужской. Руина и твердыня, развалина, гнилье - В двадцатые пустили строенье под жилье. Такую коммуналку теперь уж не сыскать. Зачем я переехал, не стану объяснять. Я, загнанный, опальный, у жизни на краю Сменял там отпевальню на комнату свою... Beyond Sokolniki Station, where there's a meat store And the Old Believers' cemetery, there was a monastery. A ruin and a sea of mud, wreckage, disintegration: In the twenties they set to turning into a dwelling. There's no other communal house like it today. Why I did it, I'll not explain. I, worn-out, scandal-ridden, Bum and lout, exchanged Leningrad for a monastery cell. Behind Sokolniki Station, by the raskolniki cemetery And a butcher's shop, stood the remodeled monastery. It was a folly and a fortress, a shambles and a dive - They made the building "co-op" in nineteen twenty-five. Communal pads like that one doesn't find these days, And why I ended up there I won't begin to say. Harassed and out-of-favor, I was living on the edge, And so I tossed my pillow on some old friar's ledge. Я не хотел бы хвастаться. Я не уверен, что мой перевод хорош, но тем не менее он так же, как "Монастырь" Рейна, стихотворение. А перевод Tjalsma - это просто передача кое-какой информации. Его перевод производит на читателя впечатление, что Рейн - какой-то зануда или неудачник, который никак не может наладить свою жизнь. Более того, судя по переводу, он, т.е. Рейн, не умеет сочинять стихи. Пропуская самое элементарное - т.е. то, что дух любого стихотворения заложен не в значениях слов, а в ритмах, в рифмах, в коннотациях, даже в сердцебиении, в шагах поэта - Tjalsma заблуждается. И поэтому его перевод не имеет никакого отношения со стихотворением Рейна. Сейчас я буду говорить о трудностях, с которыми встречается переводчик, затеявшись перевести "Представление". Но перед тем, как я тронусь в этот путь, я должен прочесть вслух хотя бы первую строфу данного стихотворения, чтобы ознакомить вас с ним. Представление Председатель Совнаркома, Наркомпроса, Мининдела! Эта местность мне знакома, как окраина Китая! Эта личность мне знакома! Знак допроса вместо тела. Многоточие шинели. Вместо мозга - запятая. Вместо горла - темный вечер. Вместо буркал - знак деленья. Вот и вышел человечек, представитель населенья. Вот и вышел гражданин, достающий из штанин. "А почем та радиола?" "Кто такой Савонарола?" "Вероятно, сокращенье". "Где сортир, прошу прощенья?" Я думаю, что переводчик обязан понять стихотворение в подробностях; я даже позволил бы себе сказать - лучше чем поэт; т.е., даже эти обороты, рифмы, которые поэт отобрал, быть может, бессознательно, под славным влиянием Музы - все эти вещи должны стать предметом анализа для переводчика. В первую очередь нужно искать источники стихотворения, попытаться услышать эха других произведений в нем. Насчет "Представления", самым главным источником является поэма Александра Блока "Двенадцать". Даже форма "Представления" сама по себе дает нам этот ключ: стихотворение состоит из пятнадцати "двенадцатистиший", плюс заключительное четырнадцатистишие. Такая строфическая структура настолько необыкновенная, чтобы не вызвать у нас вопросы по поводу ее происхождения. К тому же, я нашел несколько моментов в "Представлении", - эти детали кажутся, по меньшей мере, подражаниями, эхами отдельных строк поэмы Блока. Я не нагружу вас перечислением всех, но я приведу одно эхо к примеру. В "Двенадцати" Блок описывает заброшенного в сторону новым миром человека "Стоит буржуй, как пес голодный, / Стоит безмолвный, как вопрос." Так же в самом начале "Представления" описывается какой-то человечек: "Эта личность мне знакома! Знак допроса вместо тела." Какой-то угрожающий член компартии идет на смену подозрительному буржую. Но все это мелочи по сравнению с другими сходствами этих стихотворений. Одно является тем, что в обоих произведениях голоса народа доносятся до нас. В "Двенадцати" Блок как будто идет по улице, слыша отрывки из разговоров и так же, разговоров солдат, т.е. самих Двенадцати. Надо отметить, что Блок передает эти реплики в так называемой "частушечной" форме, в размерах народных песен и частушек. В "Представлении" каждое двенадцатистишие кончается репликами, подслушанными в толпе. Эти реплики передаются в виде частушек. Например: "Где яйцо, там - сковородка"./ "Говорят, что скоро водка/ снова будет по рублю"./ "Мам, я папу не люблю". Даже банальный любовный треугольник, что служит сюжетным стержнем "Двенадцати", присутствует в "Представлении", хотя в более грубом виде и как бы между строками: Катя, Ванька и Петруха продолжают свою историю, но насилие и безнадежность, с которыми они проводили "первое отделение" своего романа, усилились и стали порядком вещей. И есть еще одно сходство между обоими стихотворениями: в "Представлении" первая часть каждой строфы кончается двухстрочным "резюме", которое как будто обобщает предыдущее шестистишие. Как правило, эти двухстишия написаны в том же размере, как следующее: "В очи бьется / Красный флаг. / Раздается / мерный шаг", т.е. в преобладающем, народном размере "Двенадцати". Но, конечно, приход Революции не торжествуют в частушках "Представления": "Прячась в логово свое / волки воют "Е-мое"."; "Друг-кунак вонзает клык/ в недоеденный шашлык" и так далее. Встречая такие совпадения почти на каждом шагу, мы не можем не верить, что Бродский сочинил "Представление" по модели "Двенадцати". Подвергая "Двенадцать" скрытой пародии, Бродский хитрым образом призывает Блока. Он как будто говорит ему - "Видишь ли, Саша, чем все это кончается?" Есть еще три источники "Представления", но они менее важные по сравнению с Блоком. Я пока не развил свой анализ этих, - эту работу я отложу. Тем не менее, все стихотворение указывает на то, что перед нашими глазами идет кошмарный первомайский парад - или, точнее сказать, какой-то радиодиктор описывает нам происходящую сцену - приходы вождей и важных гостей на трибуну мавзолея на Красной площади. Напротив трибуны стоит толпа народу: мы подслушиваем их отзывы на происходящее, - хотя, судя по их разговорам, их больше интересуют бытовые проблемы, т.е., секс, водка, сплетни, деньги. И это противопоставление - власть и народ - приведет нас к следующему источнику. По всей видимости, это стихотворение построено по "карнавальной" логике. Мы присутствуем в единственный день года, когда все могут позволить себе что угодно, хотя в полускрытом виде. Дистанция между властью и "грязью", т.е. народом, немного сокращается. Даже вожди являются ряженными в этот день - если мы допустим, что это не "реальные" Пушкин, Гоголь, Толстой, Герцен, которые приходят на трибуну, а исторические советские персонажи. Конечно, зто смелое предположение, но как иначе объяснить появления классиков русской литературы в таком абсурдном виде? Быть может, рядом с Бахтиным и с Блоком "зодчим" этой поэмы является Даниил Хармс - особенно в его "Анекдотах из жизни Пушкина" какое-либо видоизменение допустимое. Глядя на мир по-Хармсовски, мы бы не удивились видеть "Гоголя в бескозырке" или "Льва Толстого в пижаме". Я сейчас обращаю ваше внимание на типы трудностей, которые встречаются в переводе "Представления". Я не буду говорить о проблемах, связанных со стихосложением - это само собой разумеется. Но я хотел бы подтвердить, что переводчик обязан сохранять систему рифмования и ритма как можно больше. Без всякого соблюдения правил стихотворного искусства от стихов получается передача всего лишь кучи случайно собравшихся слов. К сожалению, именно таким образом многие переводчики на Западе заблуждаются: считая размер и рифму просто побочными продуктами пристрастия к традиции, они всегда готовы бросить Пушкина за борт парохода, чтобы не беспокоить читателя. Конечно, они не оправданы: поскольку речь идет о переводе с русского на английский, то системы стихосложения достаточно близки, чтобы позволять поэтический перевод. Даже в самом названии стихотворения переводчик сталкивается с проблемой. Можно сказать, что Бродский имеет в виду практически все значения слова "представление", в том числе: письменное заявление о чем-н.; театральное зрелище, спектакль; знание, понимание чего-л. И, к сожалению, нет одного слова на англ. языке, которое соответствует всем этим значениям. Здесь данному переводчику приходится подобрать англ. "revue", поскольку, читая это стихотворение, можно представить себе какой-то мрачный водевиль. И этот выбор "revue" особенно оправдан, если - как я выше предложил, речь идет о первомайском параде, который Бродский представляет нам в виде фантасмагории. В пространстве "Представления" все позволено - Сталин и Пушкин могут поместиться на той же сцене. Второй тип проблем, что встречается нам в переводе "Представления", я бы назвал "цитатностью". Это стихотворение переполненно цитатами и намеками, начиная с Маяковского, кончая Ахматовой. Бродский переделывает все эти цитаты смехотворным образом, сохраняя естественно только Ахматову от снижения. Я приведу несколько примеров. В первой строфе описывается "представитель населенья" - "Вот и вышел гражданин, / достающий из штанин." Конечно, это намек на "Стихи о советском паспорте" Маяковского. Бродский снижает гордость Маяковских стихов, пропуская дополнение после глагола "достать", оставляя нам несколько вульгарную мысль. Даже описание этого представителя - переработка детских стихов, которые сопровождают рисование смешного человечека: "Точка, точка, запятая, / Минус - рожица кривая, / Палки, палки, огуречик - / Вот и вышел человечек". В одной реплике мы слышим "У попа была собака." Каждый русский может продолжить эту цитату: "У попа была собака. Он ее любил. Она съела кусок мяса. Он ее убил. В яму закопал, надпись написал...". Но для иностранного читателя, эта реплика ничего не подсказывает. Дальше, мы читаем: "По Европе бродят нары в тщетных поисках параши." Это ясная перекличка с "Манифестом Коммунистической Партии" Маркса и Энгельса, - "Призрак бродит по Европе - призрак коммунизма." Бродский не зря использует цитаты: переделывая, деформируя их, он борется против пропаганды, которая стала заменителем воздуха в советское время. Отрешившись от роли "инженера человеческих душ", он зажигает эти лозунги. Эта цитатность - будь она красива или неприлична для русского читателя - остается проблемой без видимого решения для переводчика. Такая понятная всем читателям традиция, - более того, такое ироническое отношение к данной традиции, просто не существуют в таком же виде в английском языке. Даже лучшему англоязычному специалисту по русской литературе трудно узнать все эти цитаты. Единственное, что может сделать переводчик - это перевести их, чтобы у них сохранялись хотя бы следы этой цитатности. Я бы поставил третий тип проблем, на которых спотыкается переводчик в "Представлении", под заголовком "Реалии". В этот раздел можно включить не только предметы, взятые из быта, но даже различные стили русской речи, сленговые и матерные выражения. В самом начале стихотворения переводчик сталкивается с задачей: как перевести "Председатель Совнаркома, Наркомпроса, Мининдела!". Для носителя английского языка эти слова просто непонятные звуки. И развернутый вариант - "Chairman of the Council of People's Commissars, the People's Commissariat of Education, the Ministry of Foreign Affairs" - не очень красиво бы звучал. Я решил оставить эти сокращения в приблизительном виде, поскольку в этом же двенадцатистишии какой-то член толпы спрашивает, "Кто такой Савонарола?"; ему отвечают, "Вероятно, сокращенье". То есть, для народного ума, окруженного советскими лозунгами и неологизмами, такие слова теряют свой смысл. А если мы берем более конкретный предмет из повседневной жизни, - например, эту нарезанную косо полтавскую колбасу, которая появляется во второй строфе, мы спотыкаемся на такой же проблеме. Вообще мы - американцы - не то что мы не косо режем колбасу, - мы просто редко режем колбасу. И в строфе про Толстого мы читаем, что "бродят парубки с ножами, пахнет шипром с комсомолом". Для русских само слово "шипр" пахнет шипром - для американского носа шипр ничем не пахнет. И как передать совмещение разных слоев речи в таких строках, как "Вместо буркал - знак деленья. / Вот и вышел человечек, представитель населенья." Как воспроизвести злобное остроумие, выразительность и, в конечном итоге, пафос следующей реплики-частушки: "Жизнь - она как лотерея." / "Вышла замуж за еврея." / "Довели страну до ручки." / "Дай червонец до получки". В конце концов, переводчик, рассмотрев стихотворение до мельчайших подробностей, даже прожив некоторое время в мире стихотворения, должен в какой-то степени забыть об этом мире, и, веря в свое языковое чутье, создать новый мир, который будет зависеть от старого, от подлинника, так же, как воспоминание одного дня зависит от этого дня. Перевод такого рода будет новая жизнь, загробная жизнь подлинника. Я должен признаться в том, что - поскольку я уже давно околдован "Представлением" - я до сих пор не добрался до этого мира. Я не уверен, что английский язык - по меньшей мере, мой английский язык, способен на такой взлет, или спуск. Это, может быть, хорошо. Я извиняюсь перед вами, что я мог коснуться всего лишь поверхности шедевра "Представления" в этом докладе. Заканчивая, я прочитаю первую строфу своего перевода "Представления", поскольку остальные пока не отработанные. Joseph Brodsky's Revue Chairman of the Minindel, the Sovnarkom and the Narkompros! This terrain's as familiar to me as the marches of Cathay! This character's familiar! No body, but a question mark's pose. I see a greatcoat's dot, dot, dot. A comma's pause, but not a brain. Twilight's swallowed the throat. A division sign, no eyeballs staring. Here he is - a mannikin's emerged, the population's darling. Here he is, the citizen, taking it out of his wide pants. "How much for that radiola?" "Who the heck's Savonarola?" "Well, probably, an acronym." "Beg your pardons where's the can?" Приложение: Комментарий к поэме Бродского "Представление" "Митин журнал", вып.53:                       Следующий материал