Митин журнал. Вып. 55 (осень 1997 г.). Редактор Дмитрий Волчек, секретарь Ольга Абрамович. С.27-39.

I                ... having deprived them of life, we'll begin to enrich ourselves with their spoils: for they're lawful prize; and the extirpation of that cursed blood wikk be an acceptable service to Heaven. M.Cervantes "Don Quixot"         Откуда он пришел, никто не знал. Отмерил палкой расстоянье, на землю, будто жребий бросил хлеб, и помня, как плотничал в Голландии, на пару с солнцем рыл канал в Афинах, иль ставил ветряки, в три дня построил дом. То сеть чинил, то прял, толок зерно, то вел войну с мышами, пропадал на пашне, а то, взяв перья и бумагу, шел к реке.         Доброй ночи, Хозе, в этот год я был беден, но счастлив - что думаешь ты о чиканос, Геваре? - читал, мастерил - о волненьях в Оттаве, гаванских сигарах, о таксах, свободе? я беден и много стал размышлять.         Иногда беспокоит хозяйство: то нету гвоздей, а то денег на дранку, сумеречных свечек (встаю спозаранку, готовлю пищу, выхожу на крыльцо, слышу праздные толки, что рыщут в белье как заплечные волки...) вчера отослал я тебе деревянный рожок. Будешь класть туда соль, иль табак, иль сзывать свиристелей... или положишь в мешочке на полку с ученьями Черномырдина, Маркса, томами Шекспира на Spanish, Сервантеса на английском, Цицерона на греческом... за моим окном - вселенские вышки. Маяки византийские, звонницы, башни, пластилиновый шут, Папагено, следит, нет ли пожаров в лесах, неприятельских сил, нечестивых гонцов, гондольеров, голландцев. Мое оловянное войско пополнилось: кухонный интендант большим черпаком вылавливает из котлов несъедобную пищу, маршальский жезл и солдатский топор, разные мелкие щепки. Я превратил его из фиолетового с блестками в черный, и это придало ему величие, мне кажется, что у него в оловянных сильных руках треуголка. У меня несколько черных, с проваленными носами, слегка обугленных кукол, доктор, пристрастившийся к морфию, в половодье принявший чрезмерную дозу, два брадобрея и плюшевая собака Баштанка. Я пытался изваять Паганини из черного силикона, но бросил. Неустанно и нощно латаю, стирая, ласкаю, затем окунаю в гремучую черную смесь... Мельницы тоже покрыл черной матовой краской, вижу ночами сиянье (любую гуттаперчу) и жду теперь, не почернеет ль мука... Извини, друг Хозе, истрепалась бумага, конверт я заклею живицей сосновой, скучаю, жду писем, твой Тэд.         По пути на почту Тэд заехал на свой огородик у мельниц. Вороны: одна из пластмассы - неплавкой, но гладкой - для годовалых младенцев резины (которую впихивать в рот и бросать, выцарапывать глазки, баюкать). Другие - черны от природы, из пуха и перьев, проворны, теснились на куче: сор, мусор, игрушки, щебенка, скакунья: Тэд не мог к ней привыкнуть, называл Нибелунг, обходил стороною, сторожкой, не трогал, не знал, кто принес, не оставив записки, боялся глядеть, к черным мельницам мертвую лошадь. Тэд не сумел оттащить ее от семейства разросшихся, вздувшихся, масляно-черных бегемотиков, кеглей. Его приводила в смятение, тревожила лошадь, и он назвал ее Нибелунг, и прикрыл осторожно старой газетой. II                        Свистом нечистых запуталось стремя, как знак пораженья, прожженный военный камзол - ты моя Вивиетта, дуэнья! - как стаю сзывая - не ворон, а мельник - вендетта! - взывая, корабль и лодки сбирает на мол. Каин! Авель! Скорей принесите подарки! Грозою, теплом, пахнет мелом, мукой, ускакав, подманил ее лаской и хлебом скрипя жернова деревянные мощные крылья...         он прятался в мельнице.         из черновиков         Шпагатом перевязаны крест-накрест, неопасны с виду, своим последствием имели шесть смертей: шесть черных мраморных камней стоят, с крестами золотом про мраморному фону. Вот Джим и Джек, обнявшись, с песнопений шли, пакет с псалмами открывали у порога, а с ними рядом - Эми Ли - "ужель признание в любви?" (прислали торт, во льду шабли) - в тот день исполнилось ей тридцать три, и никогда теперь не будет сорок. Вот Брайан Марч, и демократ Р.Гуд, и наконец, игрок Том Вуд, свой скрипт пославший в Голливуд и не дождавшийся ответа.         На дело брошен был агент Х.Орт.         Подкидывал монетку высоко, да так, что никогда не возвращалась, задавал вопрос, затем из стопки книг он те, что ближе, выбирал: виденье белого кита вело к морям и близости убийцы к маякам и баржам, водяным плотинам; картинки с видом Гарварда - к студенческим мундирам - возможно, террорист учен, доцент иль химик-самоучка. Путем логических ходов, слученья случая, одежды, слога, слов, и отпечатков смерти с вспышками прозренья составлен был портрет: преступник худ, умен, живет в деревне, ходит чисто (он бомбы в сумке из холстины домотканой приносил - порою не хватало денег на заклейку, марки - и исчезал бесшумно, быстро, как только очень тонкий умный человек мог сделать: просачиваться в щель). Решили: неженат (иначе б, косы на ночь расплетая, снимая крем с лица и как бы между делом выходя проверить положенье звезд, прошла бы к телефону, сообщила), иль связи, цепи тесных поцелуев и касаний разорвал, неистовство постели променял на то, чтоб с пассатижами, катодами работать. ЧТОБ ТЕ, КТО НЕ УМЕЛ ЧИТАТЬ, МОГЛИ ПРОХВОСТА ОПОЗНАТЬ, ИЛЬ ТЕ, КТО НАЧИНАЛ ЧИХАТЬ (от едкой типографской краски), МОГЛИ НА ГАДА НАСТУЧАТЬ, УЗНАВ ЕГО БЕЗ МАСКИ, Х.Орт дополнил визуально текст: был приглашен художник, Руперт Прост. Он изучил события и факты тех трех лет: былое обаянье жертв, останки бомб, кровь, слезы матерей. Преступник худ (вот вам обтянутые скулы), умен (высокий лоб и просветленный взгляд). Живет в деревне - гуси, козы, сноп. Расклеили портреты по заборам, по собачьим будкам, по уборным, творитель же отправлен был домой, он будто видел, как взрывались бомбы, как тонкий умный человек в очках от солнца, в капюшоне, убегал, смеялся... странно вдохновленный, Прост продолжал писать: один портрет, другой, напора краски не сдержав, пропитанный раствором белый холст вдруг встрепетал, забился - и   п о ш л о :   жар-птицыно истерзано перо, котлы, горбуньи, старцы... Кощей со множеством вещей: из стаи сказочных гусей - с яйцом, иголкой, штопальным грибком (взмахнула дева рукавом) - сварили суп... посыпались объедки, кости, и холст вдруг замер, опустел. Запахло прелым. Сквозь мреющий сумрак сигаретного дыма и плотный слой краски прорисовывался на холсте облик сероглазого, в светлом костюме, славянского типа молодого человека со стрельчатыми ресницами, загадочного, грустного вида. Руперт вгляделся в этот таинственный образ и сердце заныло: такой легкий, летящий юноша вряд ли протянет в темнице... И этот новый,   н а с т о я щ и й   скетч Р.Прост Х.Орту, в ФБР, не стал нести, он дал ему названье "Автопортрет", датировал и обернул лицом к стене, а вечерами, обуянный страстью, нежно, застенчиво портрет к себе поворачивал и долго на него смотрел. III                By God's fair air I grind ye grain, Make good prayer When bread ye gain.         Old English verse         Тэд вышел из дома и стал измерять домодельной, в занозах, линейкой рост помидоров, затем опять зашел в дом. Приборы в кустах записали отдаленные звуки: Тэд поет песню на Spanish, бормочет, катает по полу что-то, ядро иль бочонок вина. На второй день, объявившись на крыльце неумытый, в исподней рубашке, веселый, он стал мастерить на оленя ловушку. Широколобый, шерстистый, мясом богатый олень, наводнявший леса, в объектив не попал. Случайный енот, позабыв, полосатый и плоский, - не заяц, носом метит в капустный кочан. Тэд вбегает в дом и выходит с двустволкой. Человек в надвинутой на лоб фуражке шел через поле, сапоги вязли в грязи. Пролетел косяк журавлей, звуча важно, болотисто. Тэд продвигается по направлению к дому, пятится, подставляет ветру неширокую грудь. "Как дела? Урожай?" - спросил, приблизившись, Харри. "Не думаете ли вы, что крокодилы, которых поймали в Галапагосском проливе, знают ацтекскую тайну?" Тэд вздрогнул. Рыжеватые, будто нарочито кустистые, плохо вымытые клочки волос чужака плясали в глазах, вызывали тревогу. Похлопывал длинной рукой по колену пришедший, поглаживал полновесный карман. Тэд заметил, что руки его изодраны кошкой. Магия формул, ободренная мыслью о теплом неприкосновенном животном, валиком цифр пропечаталась в памяти: вторая страница, справа сверху, в углу, неустойчивым почерком, от вторженья чужих он поставил заслон, осмелел. Показать человеку в фуражке, скошенной набок, расползшуюся черную утку или черную куклу в задравшемся, в сеточку, платье... У незнакомца, однако, такое невзрачное, не запоминающееся, не западающее в душу лицо, что, пожалуй, не стоит. Будет рад неизвестный в суконном, если, с пуговкой посередине, как у почтовых работников, кепи, побрею без мыла, скребя по сухой коже, щетину... и через час вышел из дома обратно в новой синей рубашке и со следами бритвенной (люстриновой) крови по окату виска. Незнакомцу действительно было это приятно, и он, будучи вежливым, внимательным человеком в учтиво приподнятой на лоб фуражке, продолжал неторопливо тихий разговор. "Достопочтенный селянин, не полагаете ли вы, что во время выборов в электорат, - и лицо его принимает выражение сладкое, - и народонедоброй небратской войны на Востоке... почта в округе нашем плоха?" "Ну конечно, - решил про себя Тэд, - наверное, ему можно сказать про черную утку, - и ответил, что еще думая об этой утке и пытаясь представить в уме ее крылья, глаза, всепрощающий взгляд...: в Нагасаки, когда я там жил, крокодилы действительно были ручные, и они плескались в ручье, прирученный ручейник, молочник, ручник... знали тайну древних ацтеков". "Вот так приехали, - удивился Х.Орт, - не сразу ли он начал про бомбы, про облаки яда, про взрывы? - как странно..." и после этой серии мыслей Х.Орт не знал, что спросить. По плану, разработанному им же самим, он должен был спрашивать то, что первым приходило ему на ум, потому что то, что туда приходило, и должно было быть именно там, что он должен спросить. "Брат брата трет, бела кровь течет", - вдруг сказал Тэд и, глядя на мельницы, поднял два камня с дороги. Х.Орт отшатнулся, растерянно, как бы отчаянно так немного, взглянул на кусты, взмахнул правой рукой, отряхнул пот с фуражки и решил, что надо поехать купить младшей дочке два желтых банта, а то все ходит с короткой стрижкой как мальчик, и двинулся в магазин. Из кустов вышли двое: змеиный холод тонких полосок железа, боль скрученных рук, небоскребы, паденье, надвигались фигуры. Камера фиксирует, как к Тэду подходят двое мужчин, мягко, осторожно берут его под руки и ведут на опушку, где спрятан "Форд миниван" с затемненными стеклами. Наручники на него не надели. IV                СТАРИК. Здорово. Здорово, зять. КНЯЗЬ. Кто ты? СТАРИК. Я здешний ворон. КНЯЗЬ. Возможно ль? Это мельник! СТАРИК. Что за мельник! Я продал мельницу бесам запечным, а денежки отдал на сохраненье... А.С.Пушкин "Русалка"         По радио выбывший из Летной Академии астронавт Роберт Прук, лишившийся при участии бомбы мизинца, сказал, что на отсеченье отдаст свою левую руку только чтоб вернуть трагедийно утраченный палец. "Я, конечно, не знаю, - заявил Р.Прук, - является ли Тэд Казинский настоящим бомбометателем, возможно, и нет, но поскольку я очень хочу, чтоб никто не страдал, я считаю, что Казинский и есть тот, кто бросал бомбы - потому что если мы предположим, что Казинский преступник, то бомб больше не будет". Домохозяйка Куинти прошептала в слезах, что после смерти своего последнего мужа она так долго ждала разоблаченья обидчика, что, наверно, ФБР не должно тратить время на то, чтобы поймать кого-то другого. Домохозяин К.Марч, брат убитого Брайана Марча, заявил, что да, действительно, время не ждет, и, возможно, время пришло. Был один человек, однако, который высказал мнение, что, дескать, не являются ли бомбы предшествием бомбометателя подобно тому как звезда в Вифлееме была предвестьем рожденья ребенка, но никто не понял, что он сказал. Тем временем получено было сообщенье о том, что еще две бомбы взорвались в зданье британской разведки... Предвидя событья, однако, ФБР еще раньше, до взрывов, объяснило, что Казинский по почте послал множество бомб... и они все идут и идут... порождают восстанья, и уходы партизанов в леса... и их так много (и имя им легион), что они будут разрываться еще годы и годы. После этого официального заявления носители смерти в пакетах, надписанных "Библия", "Массажер", "Toys & Us", "Детский конструктор", уже никого не пугали, потому что главный виновник событий был найден. В камере, с домашне-сытными, заботливо подогретыми пирожками с повидлом, кофе, индейкой, он, мучаясь болью в желудке от непривычной еды, говорить ни с кем не хотел. "Теодор, во имя Бога, Отца, Сына, покайтесь. Покиньте мир с облегченной душою", - говорил, в рясе, участливо, слезами заливаясь, священник. Улыбаясь смущенно, фотограф усаживал Теодора на стул, придавал ему строгую романтичную позу, захватывал неудобными тисками пряди волос. В сальном пиджаке, модный портной, шивший костюмы танцовщикам Джоффри, укорачивал Тэдовы тюремные брюки. Парикмахер по прозвищу Бёрди, обнаружив в себе литературный талант, писал очерк "Как я стриг знаменитость" - дома же, втайне от всех, мастерил из волос Тэда силки. Х.Орт не находил себе места. Черные жгутики детских скакалок, вороны и Барби лежали у него на столе, черные мельницы не давали покоя... Недоверие к миру? Одинокость? Забытость? - злобною мачехой, проезжим отцом... - наконец Х.Орт разработал свой план. "Похожие, схожих профессий, одинаковой формы черепа люди должны иметь одинакового образа мысли", - раскрасневшись, со стаканом "Маргариты" в рук, доказывал он своему другу, начальнику отдела ФБР по нестандартным способам изучения психики, Роберту Брозду. Одетый в малиновый с треугольным вырезом свитер, владелец немецкой овчарки Арто, победитель всех игр "Джеопарди!", тонкий, мощный, мужественно пахнущий восхожденьем на пики и лосьоном "Сиерра", без упрека любовник, Бобби Брозд смеялся в ответ. "Смотри, Харри, ю'д бэтта харри - так и быть, даю тебе месяц..." - веселясь, на Х.Орта взглянул и вдруг помрачнел. V                There for my lady's bower Built I the lofty tower, Which to this very hour Stands looking seaward. Henry Longfellow "Skeleton in Armour"         Одарен, нелюдим, агорафоб, анемичен, статьи о луддитах писал, алогичен... бывший профессор Корнеля Мильтон Р.Кинчон, по мнению Х.Орта, был вылитый Тэд. Навещал Пасадену, Хелену, заезжал в Оклахому, Альпену... в двухместном номере в Шарлотте пил... - там, где гибли невинные люди; в тех местах, где замечен был Тэд, Мильтон Кинчон доклады читал... он вещал о цензурах, о власти, о какой-то напасти, -         и Джозефе Конраде.         Харри Орт из досье ФБР извлек Кинчона после долгих примерок и туда же обратно, в секретное "Дело", занес под кодовым именем "Миллер Корнилле", а копаясь в мусорной куче в Итаке, среди ракушек, стрел, в плесневелых молочных пакетах, он шкурки обесчещенных кошек нашел: перекрашивал Корнилле Корнель их в удобопродаваемый цвет. Мильтон Миллер купил в Гвадалахару билет, односложно молчал на вопросы в ответ, с итальянцем-соседом, Тринитро, шептался... Забывшись, как рыба, К. высовывал толстый синий язык, ускользая в пучину разрозненных мыслей...         В меланхолье вносил, выносил он какие-то свертки... ДОНЕСЕНИЕ                На ферму к Корнилле засланы кролики Положен на полянке мертвый олень (лошадь найти не смогли) и безносые куколки Барби... а затем, осторожно и медленно (чтобы Миллер Кинчон ничего не заметил), мы начали строить ветряк. Возвели его из толстых картонных листов, Прикрепили картонные крепкие лопасти-крылья, Прорубили бойницы... Мы начали красить: так, чтоб Киллер Минчон подумал, что она от ветров и невзгод потемнела: мшистые пятна, обводка углем, немножко серой, коричневой краски, сюда пластилина, немного замазки... комочков из грязи, цемента и туши... Февраль - 23-е. Суббота. Тепло попрощавшись с подданным ит. винодальной страны Тр.Толуэном, Корнилле исчез.                         В выходные Орт, сидя в клетчатом пледе на кресле с вязаньем, в сорокадвухлетье свое, был один, жена с дочерьми уехали отдохнуть на Гавайи. Блестящий план с Миллером К., который скоро с помощью внешних влияний, покрашенных мельниц, ворон, бегемотиков, кукол, полностью должен был стать Теодором, завис; Кинчона нигде до сих пор найти не могли, и Х.Орт, считая придирчиво петли, задумался над вопросом любви. Каждая женщина, которую он встречал вне поля зренья жены, какая-нибудь совершенно простая такая блондинка, Соня иль Нэнси с мармеладною кожей, похожая на сотни других, под воздействием его, неосознанных, видимо, желаний и снов, превращалась в тех, кого он когда-то любил, в Риту и Бриту. Какое-либо телодвижение, расхожая ласка иль фраза из уст веленево-велюровой незнакомки, разодетой в шелка, иногда были такие Ритины-Бритины, что Х.Орт в постели терялся, переставал верить в философско-потусторонний смысл акта полов, выходил из комнаты, прятался за портьеры из плюша и пытался вдохновить сам себя подсчитыванием своих достижений в криминальной психологии, а затем со счету сбивался, на прощанье прихватывал фото "для дела", скрывался. Харри казалось, что та, одиннадцатилетней давности, история с близнецами Ритой и Бритой никогда не закончилась, он слишком много страдал, покупал им дорогие обеды, слишком много вложил, целовал попеременно то одну, то другую, накладывал на свои рыжеватые, всегда казавшиеся грязными волосы гель, надевал узкие брюки, чтобы стянуть полноватые бедра, - и ничего не достиг. Сестры уехали на родину в Швецию, к папе-послу, а энергия, затраченная на них двоих, как бы по инерции продолжая с удвоенной скоростью жить, превращала всех его нынешних девушек в Риту и Бриту. Орт расставил бокалы, позвонил, как всегда в свой день рожденья, в Стокгольм, услышал Ритин-Бритин восхитительный голос и, закашлявшись от волненья, быстренько бросил трубку, чтоб они его не узнали, родные, милые, я все еще вас люблю, вы мои белокурые феи... В дверь позвонили. Сосед подобрал на пороге оставленную почтальоном открытку: "Pardon, je n'ai pas vous envoyй lt pacquet avec un cadeau. Je m' excuse ne pas dire au revoir j'ai part. Guadalajara, M.K."         Х.Орт пригласил соседа за стол: красная феска, крахмальный жилет, черные усики, черные очи... деликатно поев, перевернул кверху дном свой стакан, захватил с собой зубочистку, газету, задвинул за собой стул, ушел. Орт закутался в черный плед. "Я верю в то, что с помощью особых, известных только нам изощреннейших средств, - писал Х.Орт в докладной записке Роберту Брозду, - мы можем спроектировать личность Теодора Казинского на кого-то другого, и этот произвольно выбранный нами человек вберет в себя все свойства убийцы. Мой сосед Авель Рахмун не имеет отношения к политике, не участвует в выборах, ходит в стриптизные бары исключительно с познавательной целью, и является в своей сигарной лавке "Lyon King" исправным хозяином. Преступник знает, что будет казнен. Поэтому никогда не признается. Я слышал, что Т.Каз. нашел адвоката и заявляет, что сумасшедший - и все это с одной только целью, чтоб избежать наказанья. Тайна странных убийств не должна уйти вместе с ним".         Х.Орту представлялся Авель крадущийся, прячущий, зарывающий что-то... Х.Орту представлялся Авель таинственный, Авель преступный... Подсылал Харри Орт к Авелю непонятных людей, телеграммы и письма, плакаты, вселял подозренье, и пытался вызвать гнев у него к испитым пастухам, исподволь попрошайкам, сомнительным байкам, калекам, листающим "порно" дельцам. Спрашивал Авеля Орт про убийства, улики, увечья, увертки, можно ль кого замочить с примененьем отвертки... Авель пил подозрительный чай, брал в библиотеке странные книги, Авель стал теперь поздно гулять. Задавал Авелю добродушный гость Х.Орт все один и тот же чеканный вопрос: а видел ли ты мельницы, Авель, черные мельницы, в снах, сновиденьях, оврагах?.. "Разве я сторож мельницам этим?" - ухмылялся толстенький Авель, и никак не мог понять, про какие же мельницы речь, удивлялся, многозначительно кашлял, но через неделю в разговоре со своим каждодневным соседом Х.Ортом уже стал интересоваться этими мельницами, купил книгу о том, как их строить, и стал спрашивать, какие они, эти мельницы, водяные или ветряные, и зачем они там стоят, а еще через одну неделю заявил, что да, сегодня он, кажется, где-то эти мельницы видел, наяву или может во сне, или просто долго думал о них. Еще через две недели он купил несколько мешочков с цементом, дранку, гвозди, бруски, и разложил все это на бетонном полу своего гаража. Мельницы вышли маленькие, кривобокие, неуклюжие, размером с кукольный дом, потому что материала на большие не хватило. Одновременно с этим Авель, уже несколько раз обокраденный подручными Х.Орта, положил под прилавок портфель со взрывающейся черной несмываемой краской. Орт пригласил Авеля на специальную беседу в отдел. Авель плакал и каялся, и говорил, что он никогда не хотел бросать бомбы, а только "собирался прогнать все это ворье, которое напустило какую-то жидкость в сигары" и рассказал о том, что он ощущал перед тем, как у него появилось желание смастерить пусковое устройство: холодный голубой свет, ясность, стремление, чистоту, силу, и как две точки в пространстве стремятся в одно, и в тот же момент где-то далеко, на о.Тасмания, совершается взрыв, и затем опять - отчужденность, свет, - взрыв. Х.Орт отослал все эти сведения Роберту Брозду, и тот, прервав работу Х.Орта в самом разгаре и запретив давать любую информацию о "мельницах, бегемотиках, дурацких куклах" в газеты, решил, что продолжать исследование больше не стоит. VI                        Жил в Сан-Франциско господин. Он жил в районе Ричмонд, наводненном туманами и золотом пронзающих синь русских церквей, а именно на 39-ой авеню, покупал пироги с кислой капустой за доллар и смотрел телевизор. Он приехал из Львова в Сан-Франциско четыре года назад, и будучи одинок в свои двадцать восемь лет, писал сам себе письма: М-ру Марку Телегину 551 39-ая авеню, Сан-Франциско, Калифорния, штат мексиканцев и фруктов         Здравствуй, дорогой Марк! Забыть русский язык в этой стране никак невозможно, ибо в него всегда можно уйти. Потаенный, невывернутый наизнанку, как для показухи опустевший карман, в минуты тягостных сомнений и раздумий о Родине, как учила нас наша замечательная учительница Арфа Петровна... он служит мне поддержкой, опорой. Почти ни с кем из русских не говоря, я отыскиваю в себе драгоценные запасы, о существовании которых прежде не знал. Скоромина, святки, соха, тороватый - каждый раз теперь, когда хочу что-то сказать, я говорю на таком языке, которого современные русские не понимают. Я создал себе своеобразную нишу, укрытье, мне ближе теперь люди Тургенева, потому что это тот язык, который я вывез из России, и неважно, в какой стране я живу - этот язык мертв и он мой. Не забудь, пожалуйста, купить завтра коробку шоколадных конфет, потому что у твоей сестры Марианны через неделю день рожденья. У Т.К. лицо как у Желябова. Он выглядит так героически в своем красном тюремном комбинезоне. Картина "Поднимающий знамя". Есть, я думаю, на свете некая сила, которая объединяет всех людей в одно целое. Смысл истории с бомбами - совсем не в бомбах и убийствах самих по себе, а в чем-то другом. Мне кажется, что все это произошло для того, чтобы показать, как рождается Текст, слово и дело держатся друг за дружку, вещь порождает другую, мысль же рождает событье. Я думаю, Марк, что ты должен работать над собой. Нет причины, по которой люди бы ненавидели и хотели убивать друг друга. Посмотри на себя в зеркало. Прощаюсь с тобой до очередного письма. До свидания, Марк Телегин         Дом Т.К. был очень маленький, и в нем умещались только кровать, стул и несколько книг. Но читая газеты, Марк Телегин заметил, что с каждым днем в доме находили все больше и больше вещей, связанных с преступлением Тэда, как будто дом мог все эти вещи вместить.         1. Были найдены две пишущие машинки - "Corona" и "Royal" пятидесятых годов, на которых Тэд надпечатывал адреса на конвертах. Потом, как будто двух машинок было недостаточно, была обнаружена третья, и существование трех пишущих машинок в одном маленьком доме уже как бы давало хороший повод составить рассказ.         2. были найдены книги по истории и политике, "Les Miserables" и "Падение царств"         3. еще не собранная до конца бомба, которая, как утверждал Тэд, предназначалась им для глушения рыбы, неотправленное письмо мексиканскому другу, две винтовки "Винчестер" и один пистолет         4. кофта с капюшоном из тех, которые непременно валяются где-нибудь в доме: три года назад в нее был одет человек, который подбрасывал бомбы, и было как-то забавно думать, что преступник все еще хранил эту обличавшую его вещь         5. были найдены старая мышеловка и капкан на оленя         6. несколько жестянок из-под карамелек под названием "Hershey"         7. много старой одежды         8. велосипед "Schwinn", на котором Тэд добирался до своего участка у мельниц, с изогнутыми ручками, десятью скоростями и кожаным старым седлом.         Марк увидел, что речь в газетах шла не об увечьях людей, - каким-то образом главным было - группировка и звучность предметов, которые были составлены так, будто кто-то строил из них, как из кубиков, книжек и стульев, какую-то сказку. Велосипед, мышеловка, и дом в отдаленье от жизни, гуси, козы, снопы... на глазах у читателя репортаж об убийствах превращался в словесность. Главным были слова, а не хроника смерти - велосипед, мышеловка... появляющиеся в одной строгой последовательности, одно за другим, мышеловка за Репку, а Репка за Дедку. Когда слова улеглись, начало вырастать продолженье: велосипед, мышеловка, холодный, почти необжитый дом с тазами и ведрами, поставленными под излиянье дождя, воспроизвели человека. В газетах стали появляться его описанья: сначала замедлено, детских годов, а потом подбираясь к взросленью.         Объявился один друг Т.К. и поведал, что Тэд всегда очень был тих и любил тихие странные игры - -         Отыскали другого товарища Тэда, который сказал, что Тэд был неряшлив, когда жил в общежитье - -         Третий сказал, что у Казинского в комнате пахло, и пол был покрыт толстым слоем недоеденной заплесневелой еды и молочных пакетов - -         Четвертый сказал, что Тэд был синий чулок, любил математику, песни - -         Почтовый работник сказал, что Тэд был всегда вежлив, причесан - -         И даже нашлась женщина, которая за семьсот долларов поделилась секретом о том, что они с Теодором когда-то любили друг друга, но не наладилась семейная жизнь, и он был расстроен, и писал стихи о животных, и развешивал их на деревьях у нее под окном, когда они разошлись.         Читателям хотелось узнать еще больше о Тэде, и тогда в газетах напечатали, что когда-то он был женат, и у него есть младший брат Дэвид (который и сообщил ФБР о похожести Тэда на расклеенный на заборах портрет), а отец их, поляк-иммигрант, заведовавший когда-то сарделечной фабрикой в Лодзи, прививший своим сыновьям любовь к Шопену, Костюшко, Джозефу Конраду, покончил с собой год назад, когда узнал, что болен саркомой.         Марк Телегин предполагал, что действующим лицом в этих статьях о Т.К. был не Тэд, а особые способы распределения текста: мышеловка с велосипедом логично (?) продолжилась кофтой, кофта повлекла за собой описание того, как Тэд одевался (плохо и бедно), за соседом потянулся другой, любимая девушка, плачущий растерянный брат... Каким-то образом, именно эта последовательность была важна, и все уже почти забыли о бомбах и Брайане Марче, и следили за ходом откапывания все новых и новых вещей; судебное расследование заменилось проникновенным рассказом о талантливом мальчике, обещающем бакалавре, желанном ученом. И таким образом, Телегин Марк понял, что является скрытой движущей силой - вещи, рассказ; он решил, что человека составляют не деяния, а предметы, то, что можно записать, пронумеровать, положить в чемодан. И когда каким-то образом серия "велосипед-мышеловка" истощила себя, и нечего о них уже было сказать, рассказ о Т.К. был закончен, и газеты переключились на что-то другое, и Марк тоже о Казинском забыл, оживился, приобрел мотоцикл, стал зарабатывать деньги и ходить на собранья держателей акций, и обманывать, как все американцы, IRS; потом работу свою потерял, ожесточился, лицом потемнел, обронил где-то свои золотые часы фирмы "Полет" и дорогую авторучку из Tiffany; наконец оформил развод, воспользовался чужой кредитной карточкой, поехал играть в рулетку в Неваду, проиграл все последнее; написал пару писем в Союз бывшей жене, спрашивая о войне в Чечне и судебных реформах; купил там же, в Неваде, полусломанный, но кое-как стреляющий "Магнум"; вернулся автостопом во Фриско и, почти пропустив мимо ушей новость о том, что в ходе следствия Тэд был признан виновным, стал жить в Golden Gate парке, прячась от полиции, ночами уходя на окраину леса; и однажды, полуголодный, но все еще бодрый, веселый, пошел из любопытства на встречу с губернатором штата, и вдруг почувствовал какое-то беспокойство, тоску, и понял, что губернатора почему-то не любит, и Америка ему чужда, и он здесь так ни в одном городе и не прижился, и вдруг увидел холодный голубой свет, ощутил силу, спокойствие, ясность и присутствие черных кукол и мельниц. Сан-Франциско, 1996 P.S. Эта история подлинная. Бывший профессор математики Теодор Казинский находится под следствием в Сакраментской тюрьме, штат Калифорния. "Митин журнал", вып.55:                       Следующий материал