ИНОГДА, КОГДА ЧИТАЮТ СТИХИ
Комната светла, но глаза уставлены в темноту
рта, раскрытого будто бы под напором
немого комка, вскарабкивающегося по гортани
и потом разбивающегося о зубы
на дробные слова, складывающиеся, вылетая,
в многочисленные предложения, которые отвергают
не по непониманию, но по чрезмерному пониманию
непроисходящего и непроисшедшего, и чем дальше
с шелковистого дна дней детства ползти наверх
последнему отчаянному комку души, тем душней
в комнате, тем настороженно-радостные глаза
азартнее вытягивают его из гортани
по натянутому между телом и тем, что не
тело, горлу, изо рта, раскрытого, как аорта
в окровавленных лохмотьях губ, притягивают и отвергают
не по обоюдонепониманию, но по обоюдопониманию, и потом
там, куда уходят разбитые на отвергнутые предложения смыслы,
обессмысленные словами, образованные зубами,
образуется винная лужица цвета крови,
растираемая подошвами, шаркающими в шумном
нетерпении услышать правдивое описание первого
или второго, цело- или нецеломудренного поцелуя
влёт, или пощечины, и на губах подошв остается
вкус звука поцелуя или влёт пощечины, ибо те,
слышащие целующихся или звук пощечины, знают
о поцелуях или о пощечинах больше
целующихся или получающих или же дающих пощечины,
но у говорящего лишь горечь криков горько на губах,
и память вытолкнута комком,
и там комок, где был комок, и там светлеет черная пустота,
и там, где были волны или вальсы, там спазматическая зевота,
разрываемая судорожными тошнотными движениями
перенапряженного горла,
и там, где было горло - голос, и там, где было тело, теперь там только
колотящиеся о ребра легкие с коротким дыханием,
там, и там, где было то, что не тело, там слава
над заплеванным полом, с ленивым умиранием пополам,
и лампа перегорает, и там, где были глаза,
зажигается сытая ночь, и там отсутствие
глаз в залитой светом комнате очевиднее
добровольной дичи, обманувшейся в охоте охотников
охотиться и насыщаться ею, ибо сырость интересуется
интересом когда-нибудь насытиться про запас,
чем дичь настойчивее преследует неохочих
охотников и выпрашивает права быть убитой, и чем глаза
неотвязнее приставлены к дыре притягивающего их рта,
вытягивающего из одичалых глаз взгляды, и чем глаза
бесцветней, и чем больше взгляда из них выпито тусклым ртом,
чем темнее в светлой комнате, тем ощутимее присутствие глаза
за пределами комнаты или взгляда,
или даже слабого осмысления.
Но этот глаз закрыт веком.
УТРО
Первый свет на подушке, и глаза открыты на кроны
берез и резкие картонные ели
за окном на берегу напротив слепой стены
кирпичного дома напротив в глухом дворе
в середине городка, где городошники распечатывают письмо
под стук отлетающего от слепой кирпичной стены
теннисного мяча, падающего на зеленую середину
кувшинкового пруда под на подоконнике радиолу,
согревающую батарею центрального отопления летним голосом Робертино
Лоретти, под стук теннисного мяча,
под плеск воды под веслом, под паровозный гудок,
под дремотный лязг трамвайных мшистых путей
в тенистый лес, под шляпки белых грибов;
щекочущая тень ресниц на щеках,
свет глохнет, кувшинки качаются на воде,
шипенье сковородок на кухне смеркается,
теннисный мяч от слепой стены
не может отлететь
на летний асфальт,
утро, переходящее в утро,
всего слишком много.
страх смерти плотнее занавесок на окнах.
самое начало жизни.
ВЕЧЕРНЯЯ ГИМНАСТИКА
к этой процедуре нужно переходить после вводных
процедур, и повторять ее нужно часто.
свисать с крюка, вбитого в потолок, и, касаясь
руками пола, энергично встряхивать головой.
помочь занять исходное положение может друг;
если друга нет, это может сделать враг; если нет
ни друга, ни врага, это можно сделать и самому.
часть правды в том, что голова перезамусорена словами.
я запомнил ваши слова, сказанные в тот вечер.
может быть, напрасно, и, хотя я их не запомнил,
они будут со мной вечно, хочу я этого или нет,
а я этого не хочу, и поэтому они вполне могут со мной не быть.
скажите, неужели вы не замечали нелепую пустоту,
или множество нелепых пустот в безлюдном воздухе по ночам?
если вам случается выходить на улицу по ночам,
то, вероятно, замечали, вероятно, это пустота от рывка
чьей-то руки, ухватившей за шиворот человека,
унесенного в неизвестном - в неизвестном нам - направлении.
пустота заполнена отсутствием человека,
она в точности повторяет очертания его тела.
более того, если присмотреться, то есть отойти на дальнее расстояние,
отчетливо увидятся покачивающиеся в воздухе шарики пустоты.
стоит ли сомневаться в том, что они заполнены отсутствием слов
отсутствующего человека в форме заполненной его отсутствием пустоты?
я обещаю вам хранить если не сами ваши слова,
то хотя бы память об их очертаниях в холодном ночном воздухе.
сделайте, пожалуйста, потише радио: я хочу узнать
вниз встряхиваемой головой,
что нового в мире, но зачем я этого хочу, я не знаю.
СТРАЖ СТОРОЖА
рыжий страж на рыжем рассвете
на вест-вест от навеса стережет сторожа,
стерегущего стража сторожа под навесом.
все спокойно в мире, и мерно мир
дышит полной грудью сторожа. сторож не
не подозревает, что каждое его движение арестовано
взглядом стража сторожа, и сидит
тихо и тихо смотрит, подозревая.
Дозревают яблоки на ветках, холодно в тишине.
в тишине сторож насторожился и шевельнулся.
слабое движение небосвода, и сторож открывает глаза:
закатный свет рассвета исчез вместе с исчезнувшей частью неба,
бело-черная пустота на месте прежнего полыхания.
на ост-ост от навеса, недоумевая, смотрит страж сторожа:
нет неба, нет рассвета, есть сторожимый сторож и жаркий шум
холодного ветра в ветвях яблонь, но неба нет.
тень пустоты падает к ногам сторожа, исчезают яблони и навес.
но ветер все еще шумит в ветвях! потом выкрадывают и ветер.
река похищена. хищно ухмыляется некто
неосторожно простороженный подозревающим сторожем и его стражем,
сторож и страж стерегут друг друга, паря парой в разреженной пустоте.
фигуры двух людей, у которых все украдено, кроме них,
нависают над землей, люди медленно вращают невидящими глазами.
приближается жизнь, но смерти все еще нет.
