Юрий Сычев, Сергей Полынин, Юрий Сидаугас.


[Стихи].
"ГФ - Новая литературная газета". - М., 1994. - Вып.6. - с.1,6. / "No comments". Предисловие Дмитрия Кузьмина.

        Не полагается себя хвалить, но что ж поделаешь, если это действительно так: ни одно профессиональное издание не ведет такой, как "ГФ", работы с самотеком. Редакционная почта, Бог весть какими окольными путями добравшиеся до нас рукописи - источник не одной и не двух публикаций газеты. И это не потому делается, что печатать нечего: для нашего-то небольшого объема вполне хватило бы одних только "звезд" и "мэтров". Но литература, живая и подлинная, не может обойтись одними звездами: никак нельзя в ней обойтись без планет, астероидов, комет и даже космической пыли... Скорее всего, искусство, как и вся культура, - организм, а не механизм: в нем нет заменимого и повторимого (хотя, разумеется, есть очень важное, не слишком важное, почти незначительное...). Оставить же менее значительных авторов второстепенным изданиям - не получается: там, в виде общего правила, формируется совершенно неадекватный контекст, от которого очень непросто отрешиться. К тому же - чересчур уверенное ранжирование в искусстве едва ли не безответственно: представления о том, какие явления и авторы более значимы, какие - менее, - весьма изменчиво (в очередной раз сошлюсь на тыняновский закон смещения периферии в центр). В конечном счете, очевидно, можно говорить о некоей планке - устанавливаемой для одних интуитивно, для других с определенным научным обоснованием (такое разделение присутствует и в редакции), - выше которой - Искусство, а в этой сфере, как и в астрономии, требует своей доли внимания не только Вега или Сириус, но и малый астероид, обладающий собственными уникальными координатами на звездной карте - творческим Самостоянием.
        Такова идеология раздела, к которому читатели "ГФ" давно привыкли: "Неизвестное имя". Но дальше - дальше встает вопрос: а что же космическая пыль? Тексты, не дотянувшие до заветной планки, - не требуют ли хоть малой доли внимания и они?
        Здесь может идти речь о разных вещах. О стихотворении с одной "настоящей" строкой (когда-то эта проблема занимала Мандельштама): мне жаль, что канут навсегда "цветные легкие рассвета" и "полуночная мощь сердцетрясенья" из слабых, в общем, стихов совсем еще мальчика - волгоградца Алексея Чигоркина: жаль независимо от того, будет этот мальчик когда-нибудь звездой или хоть астероидом - или нет. О несовершенных, даже откровенно плохих стихах, уникальных как человеческий документ (это редкость, но бывает). Даже об эталонной в своем роде графомании, которая составила бы честь Дмитрию Александровичу Пригову, будь она опосредована авторским имиджем...
        Космическая пыль - извините мне навязчивость этой аллегории, - не нанесена на звездные карты (разве что уж очень крупные ее скопления, вроде какой-нибудь народнической поэзии или "деревенской прозы"). Но она, по одной из космогонических теорий, образует, сгущаясь, небесные тела; она, по одной из полуфантастических гипотез, может служить топливом для звездолетов. А новую специальную рубрику для аналогичного явления в литературе мы назовем - дабы указанная аллегория вконец не навязла в зубах - "No comments": пусть читатель "ГФ" сам увидит в этих текстах что-нибудь - или не увидит ничего.

* * *

Я о любви сказать хотел,
Но Вас увидел, оробел.
Я думал душу Вам излить,
Но не посмел я говорить.
Ваш гордый взгляд меня смутил,
Открыться не хватило сил.
Смотрел на Вас издалека,
А Ваша поступь так легка.
Ланиты Ваши так красны,
Глаза как две больших луны.
Так шелковисты волоса,
Блестят на солнце как роса.
А руки Ваши так нежны,
Один лишь взмах приход весны.
Фигура Ваша хороша,
Но мне милей ее душа.
Я о любви сказать хотел,
Но Вас увидел - оробел.

* * *

Прощай, прощай, зимы метель,
И здравствуй, звонкая капель.
Прощай, суровая зима,
И здравствуй, светлая весна!
Прощайте, санки и коньки,
И здравствуй, теплые деньки.
Прощай, сугробы и мороз,
И здравствуй, свежий запах роз.
Прощай, глубокие снега,
И здравствуй, зелены луга.
Прощай, на речке толстый лед,
И здравствуй, спящий огород.
Прощай, пушистые снежинки,
И здравствуй, чистые росинки.
Прощай, узоры на окне,
И здравствуй, ласточка в гнезде!

Из Аллеи IV

Я бросил камень в зеркало пруда:
одни лишь волны, а казалось - вдребезг!
Луна - монахиня без плода -
                                глядится ночью иногда,
стократ блаженная, с тишайшей кровью,
путь девственный свершая в небесах.

Ослом
              хотели сделать?
Затея
             в умище взбрела?
Цветами разулыбьтесь, эй вы!
Топчите чистое, - смелей!

Парализовала меня дева
                                            ваша.
Терновник сердце ободрил.
Бежал, а красота ее
                                    за мною.
По горло я в любви,
                                    о люди!

Как солнце б - дню! Но почему ж
                                                      наоборот всё?
Ручное сердце... - вот чего боюсь!
А вы цените себя шибко.
Не ставьте в грош меня,
                                        ни в грош!

Я не красив собой, или собою.
Игрушкой жизни... - не по мне.
Звонил печально в колокол Овидий,
И языком всё "Tristia" нам пел.

Ни капли совести в вас нету!
Сквозь кожу бычью - вздох Любви.

Я бросил камень...

* * *

Где ты сейчас, не скажу никому.
Спрячу твой след под ковер из листвы.
Сам в сумрак вечерний нырну и уйду,
Не обернусь, прошагав половину пути.
Мосты развели и в тумане пропало лицо.
На той стороне мир другой, и другие слова.
И невозможно считать мне себя храбрецом.
Лишь иногда благородным маэстро; и то иногда.