"... с неожиданными гармониями, неожиданными диссонансами...":

Интервью
"ГФ - Новая литературная газета". - М., 1994. - Вып.7. - с.1, 8.

Серьезный ученый, обратившийся к изучению текущей русской литературы, - по нынешним временам редкость. Тем более любопытно, когда такое обращение случается в штате Кентукки. Поэтому нам представляются ценными и значимыми, при всей беглости и фрагментарности, те соображения, которые высказал профессор Янечек во время кратковременного визита в Москву в беседе с редакторами "ГФ".

Дж.Я. Как чрезвычайно бурную и разнообразную. Не знаю, насколько это удачное слово, но по существу оно подходит: плюрализм. Очень живая жизнь, богатая разными возможностями. Конечно, есть и свои издержки. Вот, например, определенное смещение и смешение поколений: такие авторы, как Холин, Айги, воспринимаются как "новые имена" - и это сбой не только читательского восприятия, но и литературного движения. Как раз на днях мы говорили с Сапгиром, почему то, что намечено им в некоторых ранних книгах, не имеет продолжения в работе следующих поколений: это же просто им неизвестно...

Дж.Я. Я бы не стал этого делать. Мне представляются вполне продуктивными не только тенденции, стоящие за Айги или за Сапгиром, но и, к примеру, за Ждановым (просто первое имя, пришедшее в голову). Разговор об отмирании каких-то традиционных форм всегда очень условен: вроде бы и кажется уже, что время четверостишия ушло, и тот же Сапгир...

Дж.Я. Другое дело - что мне более интересны всякого рода маргинальные явления. У меня поэтому и диссертация была посвящена "Котику Летаеву" - грань поэзии и прозы. Отсюда же мой интерес к Никоновой, Некрасову, некоторым работам Волохонского... Вообще я, вероятно, занимаюсь именно авангардом потому, что легко скучаю; так что полное торжество одного направления, пусть самого интересного, мне бы совсем не понравилось.

Дж.Я. Может быть, и так, а может быть, и нет. Это не самый существенный вопрос для меня. Я иду от конкретного произведения, и меня как раз смущает привычка современной критики говорить не о самом тексте, а о контексте, как бы этот последний ни был важен (кстати сказать, в той статье, которую Вы упомянули, я как раз писал об условиях контекста).

Дж.Я. Думаю, что ситуация там такая же, как здесь у вас, - в том числе и потому, что ведь и читатель современной литературы эмиграции - здесь. В сфере литературного авангарда самый яркий, на мой взгляд, персонаж эмиграции - Елизавета Мнацаканова, ее первую в России книгу я сейчас готовлю для пермского издательства "Арабеск", серия "Водолей" - в ней они печатают авторов, живущих вне России. Кстати сказать, открылась эта серия книгой Александра Очеретянского - его имя также отвечает на ваш вопрос.

Дж.Я. Да, конечно, это тоже интересный автор, но слишком, мне кажется, однозначный.

Дж.Я. Да, пожалуй. Может быть, это связано с тем, что там большая плотность русской читающей публики?

Дж.Я. Ну, разве что самые маргинальные явления: "конкретная поэзия", "звуковая поэзия" (то, что следует за заумью, когда используемые звуки уже не звуки языка), - с этим работает вроде бы только Никонова.

Дж.Я. Началось все с Андрея Белого: у меня остался от диссертации раздел, связанный с визуальной организацией текста. Пришлось обратиться к проблемам визуальности - отсюда футуризм, вплоть до Чичерина, заумь. А потом Константин Кузьминский показал мне сборник "Аполлон-77" - с Худяковым, Некрасовым, Мнацакановой, Волохонским... Я даже представить себе не мог, что существует сейчас по-русски такая литература. Естественно, стал ею заниматься...

Дж.Я. Нет. Мне литературное творчество заменила музыка. Я пишу такую полифоническую музыку несколько барочной ориентации, фуги, - с неожиданными гармониями, неожиданными диссонансами... Однажды ее играли в Тамбове, два раза в Ейске - в связи с проходившими там авангардными мероприятиями.

Дж.Я. Думаю, все важно и все нужно, даже "толстые журналы", - это ведь тоже фактор того многообразия, о котором мы говорили. А не хватает преимущественно времени, чтобы прочитывать все, что надо...