Вавилон: Вестник молодой литературы. Вып. 1 (17). - М.: ВГФ им. Пушкина, 1992. Обложка Вадима Калинина. ISBN 5-86310-009-5 c.60-63.

Все как будто знают, что Поль Верлен - один из величайших лириков Европы последних полутора столетий. К сожалению, тем, кто не читает по-французски, приходится по большей части принимать это знание на веру. И дело не только в том, что наиболее полные (хотя и охватывающие лишь малую часть написанного) его издания на русском языке - 1915 г. под редакцией Брюсова и 1969 г. под редакцией Эткинда - давно стали библиографической редкостью, но и в том, что существующие переводы дают лишь приблизительное представление об этой удивительной поэзии. Особенно отчетливо это видно на примере классического верленовского стихотворениея, входящего в сборник с очень характерным названием "Песни без слов" (1874): Il pleut doucement sur la ville. Artur Rimbaud II pleure dans mon coeur Comme il pleut sur la ville. Quelle est cette langueur Qui penetre mon coeur? O bruit doux de la pluie Par terre et sur les toits! Pour un coeur qui s'ennuie, O le chant de la pluie! Il pleure sans raison Dans ce coeur qui s'ecoeure. Quoi! nulle trahison? Ce deuil est sans raison. C'est bien la pire peine De ne savoir pourquoi, Sans amour et sans haine Mon couer a tant de peine. Над городом тихо накрапывает дождь. Артюр Рембо Плачется в моем сердце, Как дождь идет над городом. Что это за томление, Что проникает в мое сердце? О сладкий шум дождя По земле и по крышам! Для сердца, которое скучает. О песня дождя! Плачется без причины В этом сердце, которое противно самому себе. Как! никакого предательства? Этот траур без причины. Это просто сама боль От незнания, почему Без любви и без ненависти Мое сердце полно боли. Подстрочный перевод М.Варденга (1991)         Среди известных нам двенадцати русских версий этого стихотворения хрестоматийным считается перевод Бориса Пастернака. Этот текст, названный им "Хандра", является, безусловно, великолепным русским стихотворением, но имеет, положа руку на сердце, мало общего с Верленом. И в сердце растрава. И дождик с утра. Откуда бы, право, Такая хандра? О дождик желанный, Твой шорох - предлог Душе бесталанной Всплакнуть под шумок. Откуда ж кручина И сердца вдовство? Хандра без причины И ни от чего. Хандра ниоткуда, Но та и хандра, Когда не от худа И не от добра.         Можно примириться с тем, что из текста исчезли важные для Верлена указания на городской именно пейзаж (в какой-то мере этот недочет искупается наличием такого указания в эпиграфе). Представляется, что несколько упрощена Пастернаком мысль заключительного четверостишия; из третьей строфы исчез мотив предательства. Но главное - полностью изменилось настроение стихотворения, основным средством выражения которого выступает - на это указывает и название книги Верлена, - не слово, а звук. Во-первых, ритмический строй текста совершенно искажен Пастернаком - не столько потому, что метрическую основу верленовского стихотворения составляет анапест*, а Пастернак использует двухстопный амфибрахий, сколько потому, что ритм у Пастернака практически не отступает от метра, в результате чего звучит жестко, почти чеканно, тогда как у Верлена 10 строк из 16-ти, начиная с самой первой, имеют те или иные отклонения от метрической основы, создавая колеблющуюся, размытую, напевную мелодию "песни без слов". Во-вторых, Пастернак отказался от необыкновенной системы рифмовки, принятой Верленом: рифмующее слово первой строки повторяется в четвертой и рифмуется с третьей, вторая строка четверостишия остается без рифмы; перекрестная рифмовка Пастернака отдает "неслыханной простотой", едва ли уместной в данном случае. Наконец, звуковой облик русского и французского текстов предельно различен: если у Верлена он определяется мягким французским "l", в сочетании с "p" как бы имитирующим звуки дождевых капель,носовыми звуками, мягким, грассирующим "r" и гласными переднего ряда, преимущественно "o" (eu, oeu), т.е. опять же "мягкими", то в пастернаковском тексте с первых строк доминируют "р", "д", "с", "т" и гласный "а". В этом смысле чрезвычайно выразительно данное Пастернаком название "Хандра", совершенно немыслимое для верленовского текста хотя бы по звуковым причинам.         Из других вариантов перевода, встретившихся нам, наибольшего внимания заслуживают два: Плачет в сердце моем, Как над городом дождь. Что же ночью и днем Плачет в сердце моем? Сладкий ропот дождя По земле, по домам! С сердцем речи ведя, Сладок ропот дождя. Отчего ж без причин Плачет сердце в груди? Нет измен - я один. Эта скорбь без причин. Нет печали сильней, Как не знать, почему Без любви, без страстей Сердца боль все сильней. Д.Ратгауз (1896) Сердцу плачется всласть, Как дождю за стеной. Что за темная власть У печали ночной? О напев дождевой На пустых мостовых! Неразлучен с тоской Твой мотив городской! Сердце плачет тайком - О какой из утрат? Это плач ни о ком, Это дождь виноват. Это мука из мук - Не любя, не скорбя, Тосковать одному И не знать, почему. А.Гелескул (1968)         Перевод Ратгауза - известного на рубеже веков поэта-декадента - исключительно точен: в частности, только здесь (и у Гелескула) передана особенность верленовского "il pleure": личный глагол "плакать" употреблен в несвойственной ему безличной форме, по аналогии с "il pleut" - "идет дождь". Единственная заметная неточность - "без страстей" в последней строфе. Кроме того, формально сохраненный Ратгаузом повтор рифмующего слова утратил, к сожалению, смысловую нагрузку: у Верлена повторяются таким образом не какие-то, а ключевые слова: "сердце", "дождь", "без причины", "боль". Беда, однако, в том, что перевод этот, при всей своей точности, начисто лишен неповторимого верленовского очарования...         Текст Гелескула - работа переводчика-виртуоза. Здесь в наибольшей степени передано именно настроение верленовской поэзии, при сохранении редкой изысканности и свободы стиха. Сочетание традиционной перекрестной рифмы в 1 и 3-й строфах с почти верленовской рифмовкой во 2 и 4-й позволяет сохранить впечатление необычности и в то же время создать ощущение полной естественности. Намечены Гелескулом и черты звукового соответствия: перекличка слов "плачется - всласть - стеной - власть - печали - ночной" в первой строфе, созвучия "м-т-в-ст-ск" - во второй. Перевод этот безусловно лучший, но и в нем, увы, ряд важных формальных и смысловых особенностей не нашел отражения.         Еще два перевода представляются не лишенными серьезных достоинств. В слезах моя душа, Дождем заплакан город. О чем, тоской дыша, Грустит моя душа? О струи дождевые По кровлям, по земле! В минуты, сердцу злые, О песни дождевые! Причины никакой, Но сердцу все противно. К чему же траур мой? Измены никакой. Нет горше этой муки, Не знаешь, почему Без счастья, без разлуки Так много в сердце муки! Ф.Сологуб (между 1908 и 1923) Небо над городом плачет, Плачет и сердце мое. Что оно, что оно значит, Это унынье мое? И по земле, и по крышам Ласковый лепет дождя, Сердцу печальному слышен Ласковый лепет дождя. Что ты лепечешь, ненастье? Сердца печаль без причин... Да! Ни измены, ни счастья, - Сердца печаль без причин. Как-то особенно больно Плакать в тиши ни о чем. Плачу, но плачу невольно, Плачу, не зная о чем. В.Брюсов (1894)         Перевод Сологуба - вторая редакция одной из трех предложенных им версий верленовского текста. Их общий недостаток - ничем не оправданное употребление архаичной ("народно-поэтической") лексики - проявляется здесь в наименьшей степени ("минуты, сердцу злые"). Кроме того, именно в этом варианте Сологуб, как никто другой, приблизился к точной передаче верленовского выделения ключевых слов тавтологической рифмой. Однако использование двухсложного размера (почти правильный 3-стопный ямб) существенно искажает ритмический облик подлинника. Перевод Брюсова - один из наиболее поэтичных и даже по звучанию приближается к Верлену (разве что третья строка рискованно предполагает обязательное произношение [что]). Думается, однако, что смысл концовки автором перевода совершенно упущен.         Остальные переводы - в том числе вольное переложение Анненского и перевод молодого Эренбурга - заметно уступают вышеприведенным.         В своей работе над верленовским текстом я стремился прежде всего к воссозданию по-русски его звукового облика, к последовательному проведению тавтологической рифмы на ключевых словах. Мне хотелось также как можно точнее передать смысловой нюанс концовки: именно "незнание почему" и есть причина испытываемой лирическим субъектом боли (с этим местом справились до сих пор только Ратгауз и, пожалуй, Сологуб). Над городом тихий дождь. А.Рембо То ли плачется сердцу, То ли каплет с небес... Только бедному сердцу С чего бы скорбеть? Шелест ласковый капель По земле, по реке... Колыбельная капель Для сердца в тоске. Где же грусти причина? Измена? Едва ль... Это плач без причины - Просто в сердце печаль. Сердце полнится болью - Без любви, без вражды... Жжет немыслимой болью Беспричинность беды. Д.Галь (1991-1992)         И этот перевод далек от совершенства. Так, мне пришлось пожертвовать не только деталями городского пейзажа, но и местоимениями первого лица. Несколько навязчива "беспричинность" в последней строке. Наконец, ни в одном существующем переводе не передана градация эмоций лирического субъекта, возрастающих у Верлена от "langueur" - "томление" до "peine" - "боль, горе". Но - "кто может, тот сделает лучше": надеюсь, мой вариант послужит одной из отправных точек для тех, кто рискнет - вспомним мысль Жуковского - вступить в соперничество с Верленом.         * Разумеется, о "метрической основе", "анапесте" и т.п. применительно к французской поэзии можно говорить лишь условно, поскольку ударение во французском языке фиксировано на последнем слоге, и, тем самым, система стихосложения несколько иная. Однако, поскольку мы рассматриваем проблемы перевода, вынужденно приводя разные системы стихосложения к некоей аналогии, такая условность представляется допустимой.         P.S. Благодарю А.А.Маныкину, натолкнувшую меня на мысль об этой работе.

"Вавилон", вып.1:                
Следующий материал