Илья БРАЖНИКОВ

Москва


        Вавилон: Вестник молодой литературы.

            Вып. 3 (19). - М.: АРГО-РИСК, 1995.
            Обложка: Ольга Трофимова (рисунок), Дмитрий Кузьмин (дизайн).
            ISBN 5-900506-21-5
            [Без паг.]


РЫБКИ

            1.

            - Покажи.
            Кирюша торжественно проводил Вадьку в комнату, подвел к столу, откинул горбатящееся полотенце. Вадька разочарованно протянул:
            - Ну-у... Я думал, у тебя правда есть, а у тебя нет ничего.
            - Пока нет.
            - Да ладно. Скажи, мамка денег не дает. Ну да: вы ведь бедные.
            Кирюша побледнел.
            - Не смей так говорить, понял?
            - Да ну тебя... трепло.
            - Я трепло?
            - Конечно, трепло. "У меня, у меня..." А у самого нет ничего. Всем завтра скажу, какое ты трепло.
            - Ну и говори.
            - И скажу.
            Вадька пошел одеваться.
            - Ну и говори. Думаешь, я боюсь?
            - Испугаешься. Как ребята узнают, кто ты есть, никто с тобой и разговаривать не станет.
            - Ха-ха. Напугал.
            - Напугаю. Трепло несчастное.
            - Дурак.
            - Кто? Я?!
            Вадька, завязывающий ботинок, распрямился, думая: ударить или нет? - не стал, снова склонился над ботинком.
            - Поговори у меня... рыболов, - зло пробурчал он.
            Закрывая за ним дверь, Кирюша ясно и веско сказал:
            - А рыбки у меня будут.
            - Да, как же... - вскинулся было Вадька, но дверь захлопнулась перед самым его носом. "Будут, будут, - подумал он в ярости. - После смерти."
            Кирюша чрезвычайно любил рыбок. Они составляли его страсть с первого класса, когда он впервые увидел рыбок у тети Оли. Он готов был часами простаивать, глядя на рыбок, в гостях или у прилавка в зоомагазине. Ему нравились и полосатые скалярии, и черные, как ночь, моллинейзии, и шустрые серенькие гуппи.
            Даже пышные прожорливые вуалехвостки нравились ему.
            Кто-то собирает марки. Кто-то - фотографии чемпионов. Кирюша любил рыбок.
            Он любил рыбок один. Никто не знал об этой его страсти. Скопив за три года некоторое количество денег - иногда приходилось отказывать себе в самом необходимом, - Кирюша купил наконец аквариум и наполнил его водой.
            Аквариум был круглый и огромный: на 60 литров. Кирюша поставил его на стол в гостиной, накрыл полотенцем и часто рассматривал. Издали и вблизи, при занавешенных окнах и при дневном свете, в солнечную погоду и в осеннюю хмарь.
            Рассматривал и при свете ночника.
            Ни единой душе не было известно об этом. Это была его маленькая мальчишечья тайна. Иногда он откидывал полотенце, засучивал рукава рубашки и опускал в аквариум поочередно то правую, то левую руку. По самый локоть. И улыбался.
            Вадька узнал об аквариуме случайно. На уроке рисования старый седой Сигизмунд Лазаревич заметил, что, в то время как все дети заняты изображением гипсового кувшина, руки Кирюши ведут какую-то потаенную жизнь под партой. Многоопытный педагог усмехнулся и сказал мягко, но внятно:
            - Кирилл. Потрудитесь встать и продемонстрировать классу выполненную вами работу.
            Кирюша встрепенулся и, не вынимая рук из-под парты, начал медленно пунцоветь. По классу пронесся смешок.
            - Кирилл. Потрудитесь встать, - повторил Сигизмунд Лазаревич. - И положите руки на стол.
            Взрыв хохота последовал сразу же за словами учителя. Кирюша продолжал сидеть неподвижно, розовый, как освежеванное мясо.
            - Руки на стол! - шутливо скомандовал Сигизмунд Лазаревич.
            Что-то со стуком упало на пол. Кирюша медленно вытащил руки из-под парты.
            - Теперь покажите классу вашу работу, - Сигизмунд Лазаревич встал. - Если вас, Кирилл, затрудняет моя просьба, если вы даже подняться не в силах, когда учитель стоит, я готов прийти вам на помощь.
            Сигизмунд Лазаревич подошел к кирюшиной парте (последней в ряду у стены) и под общий смех поднял над головой чистый лист бумаги.
            - Вот таков гипсовый кувшин в представлении Кирилла. Вы, Кирилл, по-видимому авангардист. Вы просто новый Василиск Гнедов, - сказал Сигизмунд Лазаревич, но необразованные дети не оценили его шутки.
            Сигизмунду Лазаревичу на мгновение от этого сделалось грустно, и он закончил урок. Звонок, впрочем, давно уже прозвенел.
            На перемене Вадька подошел к Кирюше - руки в карманах - и спросил:
            - Чё это ты читал? Про баб?
            Кирюша покачал головой.
            - А чё? Детектив, что ль, какой?
            Кирюша снова покачал головой, всем своим видом показывая, что не желает продолжения разговора. Любопытство Вадьки разгорелось еще сильней.
            - Ну скажи... Думаешь, сболтну? хочешь, зуб дам?
            Кирюша замялся.
            - Ну хочешь... - Вадька вынул руки из карманов и левой обнял Кирюшу, - хочешь, я тебе про баб дам почитать? "Секс в жизни женщины"? Там фотки цветные. И рисунки... А?
            - Вадим! - сказал Кирюша, пытаясь освободиться от назойливых объятий. - Мне не интересны твои книги про женщин. Но если ты обещаешь хранить тайну, я покажу тебе то, что составляет главный интерес всей моей жизни.
            Вадька широко раскрыл серые, прекрасные в своем наивном мальчишечьем любопытстве глаза.
            - Чтоб я сдох, если кому скажу.
            - Пойдем, - сказал Кирюша и повел Вадьку в туалет. - Вот. Смотри, - он вытащил из потрепанного портфеля большую зеленую книгу.
            - "Поведение аквариумных рыб и уход за ними", - прочел Вадька. - Ну, ты пиздец кадр! И такую мутотень ты под партой читаешь?
            - Вадим! - Кирюша слегка побледнел. - Я понимаю, что это может показаться тебе пустяковиной, но, как я уже сказал, это составляет главный интерес моей жизни. С моей точки зрения, мутотенью, как ты выразился, являются твои книги о сексе, но я никогда не позволю себе подобных выражений, потому что уважаю твой вкус и пристрастия. Кроме того...
            - Ну, ладно... - Было заметно, что Вадька сконфужен.
            - Кроме того, - продолжал Кирюша, - помни, что ты обещал мне хранить тайну.
            - Кира, а ты... покажешь мне своих рыб?
            Лицо Кирюши просияло. Он сказал:
            - Никогда, пожалуйста, не называй меня Кирой. Если ты хочешь общаться со мной, зови меня так, как зовут все, кому я дорог: Кирюша. После уроков можно пойти ко мне, если ты, конечно, не против.
            "Ну конечно, я не против, Кирюша!" - хотел сказать Вадька, но это сказали его глаза, в коих светилось неподдельное счастье.

            2.

            Вадька недоуменно рассматривал наполненный водой аквариум.
            - А где же рыбки?
            - Посмотри внимательнее.
            - Да что я, слепой? Хоть бы улиток запустил.
            - Есть здесь и улитки, Вадим.
            - Где?
            - Посмотри внимательнее.
            Вадька добросовестно таращил глаза, но ничего не видел.
            Кроме воды.
            - Видишь?
            - Нет.
            - Значит, мои рыбы невидимы для тебя.
            Вадька обиделся.
            - Знаешь что, КИРЮША? Не еби мне мозги, понял? Своими невидимыми рыбами.
            И, обиженный, пошел одеваться.
            - Завтра в школе всем расскажу, какое ты трепло, - говорил он, завязывая шнурки.
            - Я не трепло.
            - Трепло. Всем расскажу.
            - Я не трепло. А вот ты, по-видимому, дурак.
            - Кто дурак? Я?! - Вадька поднял побагровевшее лицо. Он подумал: ударить или нет? - не ударил. Да и что такого бить? Его тронь - он рассыплется.
            - А рыбки у меня есть, - сказал Кирюша и захлопнул дверь.
            - Да... есть... - пробурчал Вадька, вызывая лифт. Что-то под лопаткой чешется. Попробовал почесать об угол - ничего не вышло. Рука не доставала ни снизу, ни сверху.
            Лифт приехал.
            На следующий день о случившемся знала вся школа. Кирюше часто доводилось испытывать на себе людскую несправедливость. Он происходил из бедной семьи, у него никогда не было дорогих пахнущих ластиков, авторучек с часами, но этот день навсегда останется в его памяти. Одноклассники улюлюкали. Учителя, точно сговорившись, вызвали его на каждом уроке. Кирюша знал, что, когда он вернется на свое место, его будет ожидать там что-нибудь в высшей степени неприятное: рисунок на парте, уродливая рыбешка из хлебного мякиша на стуле, сушеный окунь в портфеле. Кульминацией дня стал вызов на уроке биологии, когда учительница Мустафаева с арбузообразными грудями попросила пересказать параграф о семействе хордовых.
            Вадька затеял "разговор" с Кирюшей после пятого урока. Все ребята знали об этом и ждали с нетерпением.
            Но пятого, как, впрочем, и четвертого урока не случилось. Дело в том, что Петя Пуговкин, мальчик во многих отношениях необыкновенный, но в целом редкостный подонок и свинья, прогуливаясь по коридору во время занятий, пустил в ход слезоточивый газ.
            Последствия были тяжелыми. Многие дети плакали, с толстой учительницей Мустафаевой сделалась истерика, но хуже всех пришлось кирюшиной однокласснице, светловолосой и молчаливой Леночке Штейнгольц. Придя домой, она обнаружила, что ее колготки выпачканы кровью. Леночка тихо ахнула и побежала в ванную. Выяснилось, что и трусики все были в крови, и это не только не прекращалось, но, напротив, грозило перерасти в настоящий кровавый дождь.
            Так неожиданные обстоятельства - страх и отравление слезоточивым газом - ускорили наступление первой менструации Леночки Штейнгольц.
            Петя Пуговкин вскоре был, конечно же, исключен из школы.
            Кирюша возвращался домой обычным маршрутом: вниз по Тверскому, мимо деревьев и тумб с афишами, анонсировавшими на этот раз спектакль под названием "Трупой жив", направо по Петровке вслед за 3-м маршрутом троллейбуса и налево вверх по Кузнецкому до зоомагазина.
            Вот и он. Добродушный седоусый старичок за прилавком, ревностный почитатель Фрейда и противник Дарвина, весь превращался во внимание, едва только кто-либо из посетителей обращался к нему, неуверенно указывая пальцем: "мне вон того хомячка" или "насыпьте мне грамм двести трубочника".
            На этот раз Кирюша пришел не просто поглазеть на рыб. Он был не с пустыми руками. И седоусый продавец знал об этом.
            - Чем могу быть полезен? - обратился он к Кирюше.
            Вместо ответа мальчик извлек из портфеля трехлитровую банку, на вид не очень-то чистую, с местами сохранившейся, заляпанной белой краской этикеткой.
            - Наконец-то решились! Поздравляю. Ну-с. Каких желаете рыбок? Или, может быть, тритон? Обратите внимание, молодой человек, превосходный тритон. Еще вчера сидел на дне заброшенного подмосковного пруда в Пиравино. Знаете? Это под Шатурой.
            Глаза Кирюши вспыхнули. Как долго он готовился к этому событию! Как часто он представлял себе эту сцену! И все равно не сразу удалось справиться с волнением... Прошла, пожалуй, минута, а то и две, прежде чем Кирюша выдавил, наконец, из себя:
            - Гуппи...
            - Сколько?
            - Десять, если можно.
            - Браво. Поступок не мальчика, но мужа. Дальше!
            - Меченосцев.
            - Сколько?
            - Я не знаю... Три или четыре... Только, пожалуйста, и красных, и черных.
            - Разумеется. Дальше.
            - Две моллинейзии.
            - И еще... - У Кирюши пересохло во рту. Ему предстояло назвать имя самой заветной рыбки. - Вон ту... СКАЛЯРИЮ.
            Кирюша заметил, что для вуалехвосток был выделен особый аквариум.
            - Скажите, а вот эта серенькая рыбка тоже вуалехвостка?
            - Нет. Эта экзотическая рыбка носит название телескоп. Сейчас пока не видно, чем вызвано это наименование, но со временем глаза у этой рыбины станут настолько выпуклыми, что действительно будут напоминать два телескопа. Купите телескопа. Видите, среди вуалехвосток он изгой, они мешают ему кормиться, вообще всячески его третируют.
            - Борьба за существование, - понимающе кивнул Кирюша.
            Продавец вдруг весь как-то выпрямился, очки его гневно сверкнули.
            - Нет-с, - сказал он, почему-то понизив голос, - нет-с. Тут не борьба за существование. Тут борьба полов-с. Впрочем, извините меня. Вы еще слишком молоды, чтобы понимать подобные вещи. Купите телескопа. У него даже имя есть. Славик. Смотрите, откликается: Славик, Славик... Иди в банку. Иди в банку к молодому человеку.
            И тут Кирюша увидел (или это только так показалось), что телескоп Славик сам, без помощи продавца перескочил из аквариума в банку.
            - А теперь что-нибудь посадить - травки, к примеру, да? - Продавец, судя по всему, был нимало не удивлен происшедшим.
            - Да. И улиток. Чтобы очищали воду.
            - Ну, этого добра вместе с рыбками к вам попало уже достаточно. Всё?
            Всё. Что ж, прекрасно, молодой человек, прекрасно. Итого: рубль на десять - это десять рублей, да четырежды рубль двадцать, пять на сорок да дважды рубль двадцать да дважды три - ну... и Славика, так и быть, уступлю за три. С вас двадцать четыре рубля двадцать копеек.
            Хватит или нет? Кирюша с излишним усердием начал доставать деньги: рубль, еще рубль, мятая трешка, десятка выпала из рук, Кирюша поднял ее, подул, наконец, целая куча разноцветных бумажек очутилась перед пожилым почитателем Фрейда. Здесь не хватает двух рублей пятидесяти копеек. Кирюша похолодел. Он роется в карманах и обнаруживает еще пятачок, кажущийся каким-то гнутым и маленьким, робко протягивает его продавцу, - вы знаете, у меня больше нет ничего. Неужели придется расстаться с кем-то из рыбок, ставших уже его, кирюшиными? - рыбки кажутся почему-то особенными, совершенно отличными от тех, что в магазинном аквариуме. Ничего страшного.
            - Ничего страшного, - мягко говорит продавец. - Принесете в другой раз. Ведь вы у нас частый гость, не так ли?
            Даже не верится:
            - Правда? Вы это серьезно?
            - Ну конечно, - продавец снимает очки и протирает их платочком.
            - Спасибо! Я обязательно верну! Спасибо большое!
            Кирюша не знает, как благодарить. Он протягивает через прилавок руки, крепко обнимает за шею и целует продавца. После этого хватает банку и, едва не выплеснув драгоценное содержимое, выскакивает из магазинного тепла в зимние московские сумерки.
            Москва. Опять Москва. В звуках вечернего города слышался стук мерзлой рыбы и скрип полозьев. Чудилось, что отовсюду хлещет пар. Кирюша бежал по переулочкам, одной рукой силясь застегнуть полу пальто. Другой он прижимал к груди банку. Он бежал. Куда? Становилось совсем темно.

            3.

            После того, как рыбки перекочевали из банки в кирюшин аквариум, хозяин долго стоял, любуясь ими.
            Вот, казалось бы, все рыбы одинаковы - плавают. Но, если присмотреться, ни одна из них не ведет себя, как другая. У каждой, что называется, свой стиль, своя манера поведения. Гуппи, например, семеро пестрохвостых самцов, устроили охоту за тремя самочками. При этом один гонялся за ними по всему аквариуму, не столько реально чем-нибудь угрожая, сколько запугивая, другой - делал вид, что он вообще как бы здесь ни при чем, но, стоило самке оказаться в непосредственной близости от него, срывался с места и бодал ее выпуклый животик. Черные моллинейзии держались гордо и независимо, словно не замечая, что творится вокруг. Скалярии были все время вместе и преимущественно внизу. Телескоп Славик плавал задумчиво и одиноко.
            "Рыбки мои, - с любовью думал Кирюша, подсыпая в аквариум сухой корм, - завтра куплю вам трубочника."
            Трубочник - маленький гладкий червь, типа глиста. Только глист белый, а трубочник малинового цвета. Любопытно, что рыбки не едят мертвого червя. Для них нужен живой, шевелящийся червь. Поэтому держать трубочника лучше в воде. Без воды трубочник дохнет. Дохлый червь - рыбкам не корм и семье обуза. Живого червя рыбка предпочитает сухому корму. Люди, как правило, с одинаковым удовольствием едят виноград и изюм, то есть сухой виноград, по виду напоминающий трубочник. А чем питается трубочник? Тем, чем питается всякий червь, - человеком. Значит, подумал Кирюша, человек может съесть рыбу, съевшую червя, съевшего в свою очередь человека.
            Кирюша вздрогнул. Кажется, звонит телефон. На том конце провода кто-то тяжело дышал, затем положил трубку. Кирюша не любил, когда так шутили. Телефон снова зазвонил. Кирюша решил не подходить, но на 15-м или 16-м звонке не выдержал. Послышалось шипенье, сквозь шум чей-то голос явственно прошептал:
            - Готовься к смерти.
            "Дураки," - хотел ответить Кирюша, но связь оборвалась. Наверное, кто-нибудь из вадькиных дружков. Сделалось неприятно. Кирюша вернулся было к рыбкам, но они больше не успокаивали. Наоборот, в их плавании почудилось что-то зловещее. "Пойду спать, - решил Кирюша. - Поздно уже."
            Он уснул со светом и проспал час или больше. Разбудил его тихий плеск, как будто кто-то кидал в воду камешки. Вначале звук этот показался ему продолжением липкого, навязчивого сновидения. Он лежал поперек кровати в теплой испарине с отвратительным привкусом во рту. Словно кошки насрали. Кто-то продолжал методично кидать камешки. Кирюша поднялся и, держась за стену, точно боясь упасть, направился в комнату с аквариумом. Словно кошки.
            Кирюша открыл дверь и едва не вскрикнул: его кот, дымчатый кастрированный Гоша с поразительной для жирного существа проворностью запускал лапу в аквариум и спокойно вылавливал кирюшиных рыбок. Когда Кирюша вошел, Гоша как раз выудил очередную жертву. Ею стал несчастный телескоп Славик. Рыбка жалобно стучала о стол всем своим небольшим тельцем, и за ней хладнокровно следил одним глазом жирный серый котище. Заметив хозяина, Гоша моментально сориентировался, взял в зубы трепещущего Славика так, что торчал только хвост, дико сверкнул глазами и в один прыжок скрылся под кроватью.
            - Сука... - еле слышно проговорил Кирюша.
            И ринулся отодвигать кушетку.
            Кот, уразумев, что затеял слишком опасную игру, выскочил, как ошпаренный, и скрылся за пределами комнаты. Кирюша нашел Славика. Он был еще жив, но, по-видимому, кончался. Кирюша бережно держал его, мокрого, на ладони, и ладонь мелко вздрагивала. На всякий случай он опустил Славика в аквариум, но тот сразу всплыл вверх пузиком. Кирюшу пошатнуло. Точно во сне, он медленно добрался до ванной, включил холодный душ, подставил голову. "Гад, гад, - твердил он, - откуда ему знать, что у Славика выросли бы глазки?"
            Через пятнадцать минут Кирюша вышел из ванной бледный, но полный решимости. Первым делом он подошел к аквариуму. Необходимо было сосчитать потери. Кирюша удостоверился в том, что недостает одной скалярии. Самки или самца? Теперь это было уже не важно. Моллинейзии плавали обе. Меченосцев было три. Считать гуппи не имело смысла. Кирюша взял миску, в которой обычно отваривал пельмени, взял кружку. Сначала он выловил мертвого Славика. Это не составило труда. Славик уже не шевелился. Затем Кирюша принялся отлавливать живых и пересаживать в миску. Остатки воды он выливал прямо на пол или на стол. После того, как все рыбки оказались в миске, Кирюша пошел на кухню, включил газ и поставил емкость на плиту. Греться. Вначале рыбки вели себя спокойно, но через несколько минут стала заметна суета. Кирюша добавил газу. Рыбки вовсе замельтешили. Вскоре, когда вода забурлила, стало уже непонятно: то ли рыбки баламутят, то ли просто кипит. Кирюша добавил полчайной ложки соли и накрыл миску крышкой.
            В вещах подобного рода Кирюшу не назовешь новичком. В своей жизни ему приходилось варить и картошку, и вермишель. Кирюша был сосредоточен и деловит. Когда крышка начала приподыматься, он снял ее, уменьшил газ и дал ухе еще немного покипеть. Затем он выключил газ и откинул содержимое на дуршлаг. От рыбок обильно шел пар. Как    и ожидал Кирюша, никто не потерял своего цвета. Только моллинейзии покрылись тонкой матовой пленочкой. Кирюша вспомнил, как позапрошлым летом они с папой ловили в реке раков. В качестве приманки использовалось сало. Всякий раз, приходя с речки, отец вываливал раков на диван, где те и ползали до обеда. Когда Кирюша впервые увидел вареного рака, он поразился резкому изменению цвета: из зеленого в красный. Но рыбки не раки. Хорошо бы этим летом снова отправиться в Аксютинск.
            Остудив рыбок под краном, Кирюша брал их двумя пальцами за хвостик и раскладывал на тарелке солнышком. В центре он поместил красавицу скалярию.
            Скалярия по форме сама напоминает солнышко, а по расцветке - зебру. Она по праву может украсить любую рыбную компанию.
            Получилось довольно эстетично: серенькие гуппи с разноцветными хвостиками, черненькие и красненькие меченосцы, черные моллинейзии, подернутые матовой пленочкой.
            Осторожно, чтобы можно было до последней секунды насладиться внешним видом рыбки, Кирюша брал их за хвостик и клал в рот. Они, что называется, таяли во рту, мягко, едва ощутимо хрустя на зубах. Моллинейзии, правда, немного горчили. Кирюша долго не решался приняться за скалярию, оставленную напоследок. Помог кот. Зачуяв вкусненькое, шалун вылез откуда-то, стал урчать и тереться о ноги Кирюши.
            - Что, пришел, залупа? - ласково пошутил мальчик. - Рыбки захотелось? А кто Славика съел? А? Я спрашиваю, кто Славика съел? Мало?
            Кот ластился и слащаво улыбался Кирюше, как бы признавая вину, но в то же время призывая простить совершенные ошибки, потому что все это - дело прошлое. Кто старое помянет, тому глаз вон.
            - На, серый, - сказал Кирюша и, поколебавшись, кинул коту красавицу скалярию.
            Гоша проглотил ее, не задумываясь, даже не пожевав для приличия.
            - Еще?
            Кот облизнулся.
            - Ну и горазд же ты жрать, как я посмотрю. Обеих моих скалярий уплел, я даже и не попробовал. А знаешь ли ты, что, убив одну из скалярий, ты обрек на смерть и другую? Скалярии не выносят одиночества. Ты знаешь, что такое одиночество?
            Кот явно не понимал, в чем дело, и хотел рыбы.
            - Эх ты, кастратище несчастное, - вздохнул Кирюша и встал. - Ну, пойдем, посмотрим, может, осталась еще какая-нибудь рыбешка.
            Гоша, не подозревая о готовящейся западне, радостно заспешил в комнату впереди хозяина. Он проворно вскочил на стол и заглянул в пустой аквариум. Кирюша правой рукой взял кота за туловище ближе к хвосту, левой - за шею, предварительно там почесав. Гоша поддался на ласку, заурчал и в следующее мгновение был с силой водворен в аквариум головой вниз. Кот дико рванулся, но Кирюша легонько надавил ему на горло. В животе кота что-то заклокотало, он ощерился. Вода и стекло исказили и без того уродливую гримасу. На поверхности выступили два или три пузыря. Кирюша разжал пальцы. Кот плавно опустился на дно аквариума.
            Кирюша вытер пот со лба и посмотрел на животное сквозь стекло. Темный фон окна придавал картине налет некоторого драматизма. Под окном пищала сигнализация: кто-нибудь прокрался в чужую машину и что-то там делал. Машина казалась котом, опущенным на дно темного московского воздуха. "Воздух бывает темным, как вода, и все живое плавает в нем, как рыба," - вспомнилось вдруг. Звуки затихли: машина умерла. Внезапно она ожила и запищала, зазвенела с новой силой.
            Но это звонили в дверь. "Мама пришла," - догадался Кирюша.


    "Вавилон", вып.3:                      
    Следующий материал                     





Вернуться на главную страницу Вернуться на страницу
"Журналы, альманахи..."
"Вавилон", вып.3

Copyright © 1998 Илья Бражников
Copyright © 1998 Союз молодых литераторов "Вавилон"
E-mail: info@vavilon.ru