МОЯ ЗНАКОМАЯ ЗАМУЖЕМ ЗА АНГЛИЧАНИНОМ

        Это было, когда у меня кровоточили десны и я просыпался каждое утро со вкусом крови во рту, подобно вампиру. Я жил в Англии уже достаточно долго, чтобы перестать думать по-русски. Например, это как раз была та весна, когда все россияне, как один, проголосовали на президентских выборах за ИО президента, а все лондонцы - на выборах мэра за человека, которого за несколько недель до этого с шумом выгнали из правящей партии. После этого трудно было согласиться с кем-то, говорящим по телевизору, что Ельцин победил Горбачева благодаря тому, что русские любят обойденных и уволенных. Она была студенткой, приехавшей из Ростова-на-Дону в незаметный в тени младшего тезки город Йорк изучать русскую литературу. Странное сочетание места и специальности. По крайней мере, в Йорке был я, приехавший в этот город преподавать русскую литературу (занявший, отвоевавший у ста кандидатов редчайший пост преподавателя на факультете литературы), и между нами установилась естественная духовная связь. Когда она ушла от меня (впрочем, мы никогда не были с ней в интимной близости; точнее было бы сказать, когда она пришла к другому - своему будущему мужу), я узнал об этом, будучи в университете. Я вернулся домой, сел на пол, зажег длинную голубую свечу и прилепил себе на макушку. Парафин стекал мне на волосы, потом его невозможно было отмыть, приходилось отламывать маленькими кусочками. Некоторым людям удается прожить всю жизнь в городах, начинающихся на одну букву. Так переезжают, например, из Новосибирска в Норидж. Она вышла замуж за англичанина, и, перемещаясь следом за его работой, постепенно они обосновались в Рочдэйле. У них две дочери в начальной школе. Я хорошо устроился. Обхватил косяк двери коленями, так что одно колено в комнате, другое - на кухне. Чуть-чуть присел, держась руками за косяк двери на уровне солнечного сплетения, и можно начинать. Легко, почти незаметно напрягаю мышцы плечей, и голова - трах! - стукается лбом о косяк. И снова - трах!

ПРАВИЛА ДЛЯ ПРОГУЛОК

        Основной мой совет: по возможности не носите с собой предметов, которые внутри не такие же, как снаружи. Я объясню, что я имею в виду. Если вы возьмете пуговицу, монету, кусок мыла, кусок хлеба, спичку, конфету и т.д., и разрежете пополам, то вы обнаружите, что внутри этот предмет состоит из точно того же материала, что и снаружи: из пластмассы, металла, мыла, хлеба, дерева, шоколада и т.д. Даже если, например, внутри шоколадной конфеты скрыта карамельная начинка (или внутри нейлоновой куртки ватная подкладка), эти два материала не являются принципиально различными: оба слоя являются разновидностью десерта (одежной ткани). Даже если спички находятся в своем коробке, коробок специально устроен так, чтобы можно было легко его открыть и посмотреть на спички внутри, посчитать их, достать одну или сколько нужно - то есть коробок не маскирует наличие спичек внутри него, а напротив, дает нам возможность быстрого и удобного доступа к спичкам. То же соображение применимо и к конфете в обертке. Однако если вы возьмете часы, сотовый телефон, радиоприемник, плеер, калькулятор и т.д., и разрежете любой из этих предметов пополам, то внутри него вы не найдете того же материала, из которого этот предмет сделан снаружи - там будут спрятаны какие-то другие материалы, причем принципиально не те, которые можно найти на поверхности целого предмета. Наружный слой таких предметов не является просто упаковкой или контейнером: он не только не дает вам доступа к тому, что находится внутри, но еще и вводит вас в заблуждение относительно того, что находится внутри. Разрешите мне напомнить вам, что коробок спичек подражает форме и размеру спичек, а обертка конфеты - форме и размеру конфеты. Более того, на такой упаковке, как правило, написано: "спички", или: "шоколад", то есть упаковка различными способами правдиво пытается описать, что находится внутри. В то же время на калькуляторе или часах никогда не написано "проводки и колесики", и форма этих предметов обычно искажена так, чтобы вам было особенно трудно представить размеры, форму и расположение деталей внутри предмета. Опасайтесь таких предметов. По возможности, не носите их с собой. Если они вам необходимы, носите их в сумке; если у вас нет с собой сумки, носите их в кармане верхней одежды, но ни в коем случае не близко к коже во внутреннем кармане или так, чтобы они прикасались к коже. Такие предметы являются особенно опасными, если они герметически закупорены, как, например, водоупорные часы. Никогда даже не прикасайтесь к часам, водоупорным до глубины 100 м. или больше, я уж не говорю о том, чтобы иметь такие часы и носить их с собой, - это самоубийство.
        Не носите никаких металлических предметов так, чтобы они прикасались или могли прикоснуться к телу. Это могут быть кольца, браслеты, часы, пряжки, застежки, пуговицы и даже окантовка дырочек для шнурков в обуви. Если ваша одежда содержит металлические детали, от которых нельзя избавиться (например, пуговица с металлической заклепкой, на которую застегиваются джинсы, или застежки сандалий), наденьте какой-нибудь предмет одежды (майку, носки, и т.п.), который бы помешал этой металлической детали прикоснуться к вашей коже. Если у вас есть с собой какие-либо металлические предметы, например, ключи или монеты, не носите их близко к телу в карманах брюк или рубашки, носите их в сумке или в карманах внешней одежды, или, по крайней мере, положите их в кошелек, чтобы они были чуть подальше от вашей кожи. Как только вы начнете выходить на прогулки без прикосновений металлического, вы заметите, что достигать того психического состояния, которое достигается в ходе прогулок, вам станет намного легче.
        Если у вас есть возможность, не проходите между двумя столбами. Вы можете провести простой эксперимент. Выберите два стоящих недалеко один от другого столба одинакового назначения. Например, найдите большой дорожный знак, подвешенный не на одном столбе, а на двух, или два одинаковых светофорных столба, стоящих недалеко друг от друга. Начните свое движение издалека так, чтобы постепенно пройти между этими двумя столбами, прислушиваясь к своим ощущениям. В точности в тот момент, когда вы будете пересекать прямую линию, соединяющую эти два столба, вы почувствуете очень краткое легкое головокружение. Оно будет длиться всего долю секунды. Если этому моменту предшествовала длительная прогулка и вы уже успели достичь того психического состояния, которое достигается в ходе прогулок, то вы заметите, что это состояние как бы пошатнулось, и требуется некоторое время и напряжение душевных сил, чтобы удержать его в себе.

СПРЭД

        Англичане - любители сэндвичей. Они берут идеально квадратный кусок липкого белого хлеба, намазывают чем-то и накрывают таким же вторым куском. Я хочу обсудить то, что они намазывают. Намазывают-то они, в общем, всё что угодно, и поэтому это называется просто спрэд - "намазка". Это может быть масло или маргарин, но нет никакой причины, почему это не может быть паста из измельченной рыбы или из свинины. Если это рыба, то, как правило, тунец. Вроде бы немаленькие рыбины, а в перемолотом виде не отличить от кильки. То же, впрочем, верно и в отношении свинины. В общем, спрэд - это все что угодно в гомогенизированном виде. Пища космонавтов. Теперь давайте перенесем тот же образ на другую область восприятия. Привычный глаз отличает силуэт Сан-Франциско от силуэта Нью-Йорка мгновенно и безошибочно, как мать от отца. Ну как же, там одно здание с плечиками, а там треугольное. А для кого-нибудь другого это небоскребы, и то небоскребы. Накидай такому человеку побольше небоскребов, и он поверит, что это и Вашингтон, и Гонконг, и Франкфурт. То есть у него есть понятие небоскреба, как у него есть понятие о вкусе рыбы, но конкретные рыбины-небоскребы для него неразличимы. Поэтому, пройдя сквозь его глаза, хоть силуэт Сан-Франциско, хоть силуэт Нью-Йорка превращаются в спрэд, который сохранил вкус небоскребов, а также всю питательность, все витамины небоскребов (если мы представим, что такие есть), но каждый конкретный небоскреб потерялся, перемололся, и города стали неразличимы. Теряет ли этот человек что-либо из человеческой культуры? Ну вот я съел не то спинку, не то хвостик неизвестного тунца в моем сэндвиче, я что, получил меньше витаминов от того, что я никогда не видел его улыбающейся (или хмурящейся) физиономии, от того, что он пришел ко мне уже в виде спрэда? Так же и с культурой: насколько меньше знает о человеческой культуре человек, который не может отличить силуэт Сан-Франциско от силуэта Нью-Йорка, имея, впрочем, полное и безошибочное представление о том, что это означает - город, состоящий из небоскребов? Давайте представим себе фантастическую ситуацию, при которой развитие человеческой культуры пошло в каком-то одном аспекте в другом направлении, не как это произошло в действительности. Если бы не было Блока и Брюсова, а были бы какие-то Брюк и Блосов, с какими-то своими, но тоже символистскими стихами - что могло бы измениться в русской поэзии? Конкретные строчки, которые мы случайно вспоминаем, были бы не теми же самыми, но такими же. Спрэд был бы тем же самым. Предположим, что, как и сейчас, государственная религия развитых стран была бы основана на поклонении непорочному зачатию, но младенца звали бы не Христос, а, скажем, Хрюша - была ли бы это другая человеческая культура? Человечество то же, анатомия та же, экономика та же, так что что могло бы быть другим в такой религии? Чувства были бы те же, стихи и иконы такие же. Спрэд был бы тем же самым. Я хочу сказать, что содержание, "витамины" культуры остались бы теми же, просто это был бы другой тунец, не по имени Христос, а по имени Хрюша, но из той же стаи. Или на одной половине бутерброда лежала бы голова рыбки по имени Блок, а на второй половине - хвостик рыбки по имени Брюсов. Но вместе они составили бы полноценную поэтическую рыбку. И всё равно мы бы не увидели, из кого состоит спрэд, ведь мы говорим о пасте. А на другом бутерброде лежали бы голова Брюсова и хвост Блока, и тоже - полноценная поэтическая рыбка. А кто съест оба бутерброда, получит полный набор витаминов русской символистской поэзии. Теперь давайте пофантазируем. Можем ли мы в принципе отличить в культуре ее наносные элементы, как, например, имя Христа, от более фундаментальных элементов, как, например, поклонение непорочному зачатию? Если я задамся целью гомогенизировать культуру, чтобы мои потомки могли намазывать ее на хлеб поутру вместо того, чтобы самостоятельно отправляться ловить тунца в океан культуры каждый раз, когда им хочется есть, - что тогда попадет в этот спрэд? Работы многих философов убеждают нас, что ничего не попадет. Это как если бы мы размололи тунца не до уровня крошек, а до уровня атомов - это была бы материя, но не еда для организма. Любая пища, размолотая грубее, чем молекулы, подходит желудку; никакая пища, размолотая более тонко, не подходит. Это происходит потому, что на самом деле желудку подходит только пюре. С точки зрения желудка, целая рыба или пюре из рыбы неразличимы, потому что на пути рыбы фильтром стоит рот с зубами, который перемалывает рыбу (если попадутся крупные куски) именно до того уровня, который подходит желудку. В то же время культуровоспринимающий метаорган человека питается расщеплением не структур культуры какого-то определенного уровня, но расщеплением любых структур культуры, больших и малых. Это похоже на то, как если бы рот, жуя жесткое мясо, не тратил бы энергию на жевание пищи, но, напротив, сразу бы и получал ее обратно, и то же происходило бы на каждом участке пищеварительного тракта, пока, наконец, переваренный объект культуры не оставляется пылиться на полке, пустой и легкий, абсолютно неинтересен.

ЗАВЕ-Е-Е-Е-ЕТ

        1. Попав на землю, овцы жили, не зная Сам-Овцу.
        2. И явился к одной из них Сам-Овца, и сказал:
        3. Возьми своего старшего ягненка, которого ты более всех любишь, и принеси мне в жертву.
        4. Возьми его в пустыню, и подведи его к краю самого большого каньона
        5. И столкни его в этот каньон, и это мое тебе приказание.
        6. Овца помолилась Сам-Овце, не смея ослушаться его,
        7. И взяла своего ягненка, и пошла с ним в пустыню, как было велено,
        8. Ягненок же пошел с ней с радостью, потому что был послушен.
        9. И привела овца ягненка на край каньона, и открыла ему приказание Сам-Овцы,
        10. По которому он должен быть принесен в жертву.
        11. И сказал ягненок: делай, как нам сказал Сам-Овца, ибо не смеем ослушаться господина нашего.
        12. И отошла овца, чтобы разогнаться и с разбега столкнуть ягненка в пропасть,
        13. И возник перед ней Сам-Овца, и сказал:
        14. Не мог я велеть тебе лишить этого агнца жизни.
        15. Но напротив, заключаю завет с тобой и потомством твоим:
        16. Признавайте все меня своим господином,
        17. И ни один из вас не погибнет по моей воле.
        18. В ознаменование же завета пойди за скалу, и увидишь там человека, и принеси его мне в жертву так же, как собиралась принести мне в жертву ягненка.
        19. И пошли за скалу, и увидели там хиппи, заблудившегося в пустыне.
        20. И разогналась овца, и столкнула его в пропасть, как велел Сам-Овца.
        21. Вот как был заключен завет между потомками этой овцы и Сам-Овцой.

КВАКВА
Сказка

        На континенте Разия климат в разных местах разный - где тепло, а где холодно, где посуше, а где поболотистей. Самую сырую, болотистую, неурожайную часть континента занимала страна Росянка, где жили простые неприхотливые люди - росянцы. Несколько столетий жили они в Росянке, и было у них всё более-менее нормально, собирали морошку и клюкву, пили целебную болотную воду. Ходили они всю жизнь по болоту в резиновых сапогах, и привыкли к этому. И был у них самый большой город, столица. Называлась столица Кваква. Столица была не в самом центре необъятных болот этой страны (как вы могли бы подумать), а на краешке, где посуше и потеплее, и летом можно даже ходить в босоножках (поэтому в столице в обувных магазинах продавались не только резиновые сапоги, но и босоножки). Почему столица была у границы страны? Потому что это был древний город, один из первых, которые построили древние росянцы на неглубоких болотах, когда начали заселять Росянку. Впоследствии они проникли глубже - в край, называемый Дальним Стоком, заполненный более глубокими и неприветливыми болотами.
        Кваква была красивой столицей. Каждый раз, когда какой-нибудь царь правил особенно жестоко, устанавливал высокие налоги и не давал богатеть людям недворянского звания, в ней строились красивые здания, и прекрасные гондолы скользили по ее каналам, направляясь от одного особняка к другому. Обширная территория и невозможность строить дороги помогали стране в борьбе с не такими частыми, как у других стран, завоевателями. Предметом национального фольклора был случай, когда сборщик брусники, которого вражеская армия захватила и повелела показать путь в Квакву, завел их в болото рядом со своей деревней и утонул вместе с ними. Однако по мере того, как в других странах развивалась технология, Росянка со своими болотами не могла больше соперничать с ними. Всё, что можно было построить на более-менее сухих участках болот, - это несколько заводов по производству оружия, необходимого, чтобы защитить внутренний рынок и, таким образом, отечественного производителя... - но не буду утомлять читателя математическими выкладками (они приведены полностью в моей статье О сравнительной цене развесистых сортов росянской и кванадской клюквы на разийских рынках, Proceedings of the conference at Middlemarsh University). Скажу лишь, что теперь каждый человек в Росянке думал только о том, как бы переселиться на более сухое место. Тот, чья деревня совсем ушла под воду, бежал туда, где воды было лишь по горло. Тот, кто жил по пояс в воде, считал за счастье переехать туда, где бродят в воде по колено. А те счастливчики, которым вода была лишь по щиколотку, мечтали о том, что они называли цивилизацией, - о сухих улицах и о солнце круглый год, как в далекой Калорифорнии.
        Вот тогда еще больше, чем раньше, выросла роль Кваквы в жизни Росянки. Надо сказать, что в это время росянское правительство разрешило людям свободно выбирать место проживания. Существовала только одна точка на карте Росянки, въезд в которую даже на пару дней требовал обязательной (и небесплатной) регистрации - это Кваква. Этот режим, приближенный к визовому, поставил Квакву в положение анклава сухости и богатства, который случайно оказался на территории Росянки. Каждый, кто хотел продать свою рабочую силу или какой-нибудь товар, приезжал с Дальнего Стока в Квакву, совершал здесь сделки, работал (и платил налоги), и зачастую зацеплялся здесь, оставался, ибо зарплаты здесь были выше, рабочих мест для квалифицированных людей больше и климат лучше, чем где-либо еще в Росянке. В это время коренные кваквичи и кваквички, получившие прекрасное кваквинское образование и пользуясь своими международными деловыми и академическими связями, конкурировали за рабочие места на международном рынке и часто получали работу за границей и переезжали туда - в том числе и в счастливую Калорифорнию.
        Благодаря такому положению Кваква на какие-то двадцать лет стала динамичным, высокообразованным, культурным городом. За это время она пропустила через себя около пятидесяти миллионов людей - но совсем не так, как пропускает людей вокзал, где пассажир, вышедший из своего поезда по дороге с Дальнего Стока в какой-нибудь франсухский город (Теплузу, например), успевает лишь купить бутылку минералки и уронить окурок. Кваква впускала в себя лишь высокообразованных или квалифицированных в каком-либо отношении людей. Они немедленно включались в кваквинский бизнес, производили или привозили товары, или, другими словами, производили или привозили деньги. Как правило, они привозили деньги (в прямом или косвенном виде) из своих родных мест на Дальнем Стоке, что обогащало Квакву, обедняло Дальний Сток и, таким образом, делало Квакву еще более привлекательной для всех дальнесточников. Поднявшись в Квакве в профессиональном и финансовом отношениях, новые росянцы обращали свой взор на теплую и сухую заграницу, посылали туда своих детей, переезжали туда сами, однако сохраняли связь с Кваквой, так что потеря их налогов для Кваквы компенсировалась обретением новых полезных связей за рубежом.
        Однако этот переток людей не мог происходить бесконечно. На Дальнем Стоке - позабытом, постоянно грабимом кваквичами - не осталось квалифицированных работников, чтобы производить капитал, и не рождались новые дети. Поэтому прекратилось постоянное плодотворное движение людей сквозь Квакву, и прекратился приток денег. Кваква пришла в упадок, и ее население за десять лет сократилось до 400 тысяч несчастных, обиженных, скучно доживающих свой век неудачников с фашистскими симпатиями.

АРТЕМ С СЫНОМ

        - Что ты рисуешь, Артемка?
        - Страну. Тут есть леса, коровы, дома. А в этом доме я нарисую себя. А это моя мама. Мою маму зовут Изабелла.
        - С каких это пор я стала Изабеллой?
        - Это не ты. На этом рисунке у меня другая мама. А папы у меня нет.
        - Совсем? Но ведь твоей маме будет скучно без папы.
        - Хорошо, пусть у нее будет папа, его зовут Василий Сергеевич, только он не мой папа. Я сам буду свой папа, и тогда я буду самый главный человек на этом рисунке. И все будут меня бояться, потому что если они меня не будут слушаться, я могу их зачеркнуть, вот так...
        - Ну зачем ты зачеркнул этого человека?
        - Его взорвали гранатой. Я нарисую еще одного, в другом месте...
        - Очень много людей.
        - Да. Это хорошие, а это плохие, потому что они с ножиками. И они хотят меня убить. А я их всех зачеркнул.
        - И они не убили тебя?
        - Убили. Смотри, вот я зачеркну меня, чтобы было понятно. Они убили меня, и тогда я их всех зачеркнул, всех.