ВАВИЛОН: Нора Галь: ИЗБРАННЫЕ ПЕРЕВОДЫ: Рэй Брэдбери "Кошки-мышки"

В первый же вечер любовались фейерверком – пожалуй, эта пальба могла бы и напугать, напомнить вспышки не столь безобидные, но уж очень красивое оказалось зрелище – огненные ракеты взмывали в древнее ласковое небо Мексики и рассыпались ослепительно белыми и голубыми звездами. И все было чудесно, в воздухе смешалось дыхание жизни и смерти, запах дождя и пыли, из церкви тянуло ладаном, от эстрады – медью духового оркестра, выводившего медлительную трепетную мелодию "Голубки". Церковные двери распахнуты настежь, и казалось, внутри пылают по стенам гигантские золотые созвездия, упавшие с октябрьских небес: ярко горели и курились тысячи и тысячи свечей. Над площадью, выложенной прохладными каменными плитами, опять и опять вспыхивал фейерверк, раз от разу удивительней, словно пробегали невиданные кометы-канатоходцы, ударялись о глинобитные стены кафе, взлетали на огненных нитях выше колокольни, где мелькали босые мальчишечьи ноги – мальчишки подскакивали, приплясывали и без устали раскачивали исполинские колокола, и все окрест гудело и звенело. По площади метался огненный бык, преследовал смеющихся взрослых и радостно визжащих детишек.
– Тысяча девятьсот тридцать восьмой, – с улыбкой сказал Уильям Трейвис. – Хороший год.
Они с женой стояли чуть в сторонке, не смешиваясь с крикливой, шумной толпой.
Бык внезапно кинулся прямо на них. Схватившись за руки, низко пригнувшись, они с хохотом побежали прочь мимо церкви и эстрады, среди оглушительной музыки, шума и гама, под огненным дождем, под яркими звездами. Бык промчался мимо – хитроумное сооружение из бамбука, брызжущее пороховыми искрами, его легко нес на плечах быстроногий мексиканец.
– Никогда в жизни так не веселилась! – Сьюзен Трейвис остановилась перевести дух.
– Изумительно, – сказал Уильям.
– Это будет долго-долго, правда?
– Всю ночь.
– Нет, я про наше путешествие.
Уильям сдвинул брови и похлопал себя по нагрудному карману.
– Аккредитивов у меня хватит на всю жизнь. Знай развлекайся. Ни о чем не думай. Им нас не найти.
– Никогда?
– Никогда.
Теперь кто-то, забравшись на гремящую звоном колокольню, пускал огромные шутихи, они шипели и дымились, толпа внизу пугливо шарахалась, шутихи с оглушительным треском рвались под ногами танцующих. Пахло жаренными в масле маисовыми лепешками так, что слюнки текли; в переполненных кафе люди, сидя за столиками, поглядывали на улицу, в смуглых руках пенились кружки пива.
Быку пришел конец. Огонь в бамбуковых трубках иссяк, и он испустил дух. Мексиканец снял с плеч легкий каркас. Его тучей облепили мальчишки, каждому хотелось потрогать великолепную голову из папье-маше и самые настоящие рога.
– Пойдем посмотрим быка, – сказал Уильям.
Они проходили мимо входа в кафе, и тут Сьюзен увидела – на них смотрит тот человек, белокожий человек в белоснежном костюме, в голубой рубашке с голубым галстуком, лицо худощавое, загорелое. Волосы у него прямые, светлые, глаза голубые, и он в упор смотрит на них с Уильямом.
Она бы его и не заметила, если б у его локтя не выстроилась целая батарея бутылок: пузатая бутылка мятного ликера, прозрачная бутылка вермута, графинчик коньяку и еще семь штук разных напитков, и под рукой – десяток неполных рюмок; неотрывно глядя на улицу, он потягивал то из одной рюмки, то из другой, порою жмурился от удовольствия и, смакуя, плотно сжимал тонкие губы. В другой руке у него дымилась гаванская сигара, и рядом на стуле лежали десятка два пачек турецких сигарет, шесть ящиков сигар и несколько флаконов одеколона.
– Билл... – шепнула Сьюзен.
– Спокойно, – сказал муж. – Это не то.
– Я видела его утром на площади.
– Идем, не оглядывайся. Давай осматривать быка. Вот так, теперь спрашивай.
– По-твоему, он Сыщик?
– Они не могли нас выследить!
– А вдруг?
– Отличный бык! – сказал Уильям владельцу сооружения из папье-маше.
– Неужели он гнался за нами по пятам через двести лет?
– Осторожней, ради бога, – сказал Уильям.
Сьюзен пошатнулась. Он крепко сжал ее локоть и повел прочь.
– Держись. – Он улыбнулся: нельзя привлекать внимание. – Сейчас тебе станет лучше. Давай пойдем туда, в кафе, и выпьем у него перед носом, тогда, если он и правда то, что мы думаем, он ничего не заподозрит.
– Нет, не могу.
– Надо. Идем. Вот я и говорю Дэвиду: что за чепуха! – Последние слова он произнес в полный голос, когда они уже поднимались на веранду кафе.
"Мы здесь, – думала Сьюзен. – Кто мы? Куда идем? Чего боимся? Начнем с самого начала, – говорила она себе, ступая по глинобитному полу. – Только бы не потерять рассудок. Меня зовут Энн Кристен, моего мужа – Роджер. Мы из две тысячи сто пятьдесят пятого года. Мы жили в страшном мире. Он был точно огромный черный корабль, он покинул берега разума и цивилизации и мчался во тьму, трубя в черный рог, и уносил с собою два миллиарда людей, не спрашивая, хотят они этого или нет, к гибели, за грань суши и моря, в пропасть радиоактивного пламени и безумия".
Они вошли в кафе. Тот человек не сводил с них глаз.
Где-то зазвонил телефон.
Сьюзен вздрогнула. Ей вспомнилось, как звонил телефон в Будущем, через двести лет, в голубое апрельское утро 2155 года, и она сняла трубку.
– Энн, это я, Рене! – раздалось тогда в трубке. – Слыхала? Про Бюро путешествий во времени слыхала? Можно ехать куда хочешь – в Рим за двести лет до Рождества Христова, к Наполеону под Ватерлоо, в любой век и в любое место!
– Ты шутишь, Рене.
– И не думаю. Клинтон Смит сегодня утром отправился в Филадельфию, в тысяча семьсот семьдесят шестой. Это Бюро все может. Деньги, конечно, бешеные. Но ты только подумай – увидать своими глазами пожар Рима! И Кубла-хана, и Моисея, и Красное море! Проверь почту, наверно, и тебе уже прислали рекламу.
Она открыла пневматичку и вынула рекламное объявление на тонком листе фольги:

РИМ И СЕМЕЙСТВО БОРДЖИА!
БРАТЬЯ РАЙТ НА "КИТТИ ХОУК"!

Бюро путешествий во времени обеспечит вас костюмами любой эпохи, перенесет в толпу очевидцев убийства Линкольна или Цезаря! Мы обучим вас любому языку, и вы легко освоитесь в какой угодно стране, в каком угодно году. Латынь, греческий, разговорный древнеамериканский – на выбор. Путешествие во времени – лучший отдых!

В трубке все еще жужжал голос Рене:
– Мы с Томом завтра отправляемся в тысяча четыреста девяносто второй. Ему обещали место на корабле Колумба. Изумительно, правда?
– Да, – пробормотала ошеломленная Энн. – А правительство как относится к этому Бюро с Машиной времени?
– Ну, полиция за ними присматривает. А то люди станут удирать от воинской повинности в Прошлое. На время поездки каждый обязан передать властям свой дом и все имущество в залог, что вернется. Не забудь, у нас война.
– Да, конечно, – повторила Энн. – Война.
Она стояла с телефонной трубкой в руках и думала: вот он, счастливый случай, о котором мы с мужем говорили и мечтали столько лет! Нам совсем не нравится, как устроен мир в две тысячи сто пятьдесят пятом. Ему опостылело делать бомбы на заводе, мне – разводить в лаборатории смертоносных микробов, мы бы рады бежать от всего этого. Может быть, вот так нам удастся ускользнуть в глубь веков, в дебри прошлых лет, там нас никогда не разыщут, не вернут в этот мир, где жгут наши книги, обыскивают мысли, держат нас в вечном испепеляющем страхе, командуют каждым нашим шагом, орут на нас по радио...

Они были в Мексике, в 1938 году.
Сьюзен смотрела на размалеванную стену кафе.
Тем, кто хорошо работал на Государство Будущего, разрешалось во время отпуска развеяться и отдохнуть в Прошлом. И вот они с мужем отправились в 1938 год, сняли комнату в Нью-Йорке, походили по театрам, полюбовались на зеленую статую Свободы, которая все еще стояла в порту. А на третий день переменили одежду и имена и сбежали в Мексику!
– Конечно, это он, – прошептала Сьюзен, глядя на незнакомца за столиком. – Смотри, сигареты, сигары, бутылки. Они выдают его с головой. Помнишь наш первый вечер в Прошлом?
Месяц назад, перед тем как удрать, они провели свой первый вечер в Нью-Йорке, смаковали странные напитки, наслаждались непривычными яствами, накупили уйму духов, перепробовали десятки марок сигарет – ведь в Будущем почти ничего нет, там все пожирает война. И они делали глупость за глупостью, бегали по магазинам, барам, табачным лавчонкам и возвращались к себе в номер в блаженном одурении, еле живые.
И этот незнакомец ведет себя ничуть не умнее – так может поступать только человек из Будущего, за долгие годы стосковавшийся по вину и табаку.
Сьюзен и Уильям сели за столик и спросили вина.
Незнакомец так и сверлил их взглядом: как они одеты, как причесаны, какие на них драгоценности, изучал походку и движения.
– Сиди спокойно, – одними губами шепнул Уильям. – Держись так, будто ты в этом платье и родилась.
– Напрасно мы всё это затеяли.
– О Господи, – сказал Уильям, – он идет сюда. Ты молчи, я сам с ним поговорю.
Незнакомец подошел и поклонился. Чуть слышно щелкнули каблуки. Сьюзен окаменела. Ох уж это истинно солдатское щелканье, его ни с чем не спутаешь, как и резкий, ненавистный стук в дверь среди ночи.
– Мистер Роджер Кристен, – сказал незнакомец, – вы не подтянули брюки, когда садились.
Уильям похолодел. Опустил глаза – руки его лежали на коленях, как ни в чем не бывало. У Сьюзен неистово колотилось сердце.
– Вы обознались, – поспешно сказал Уильям. – Моя фамилия не Крислер.
– Кристен, – поправил незнакомец.
– Меня зовут Уильям Трейвис. И я не понимаю, какое вам дело до моих брюк.
– Виноват. – Незнакомец придвинул себе стул. – Скажем так: я вас узнал именно потому, что вы не подтянули брюки. А все подтягивают. Если не подтягивать, они быстро вздуваются на коленях пузырями. Я заехал очень далеко от дома, мистер... Трейвис, и ищу, кто бы составил мне компанию. Моя фамилия Симс.
– Сочувствуем вам, мистер Симс, одному, конечно, скучно, но мы устали. Завтра мы уезжаем в Акапулько.
– Премилое местечко. Я как раз оттуда, разыскивал там друзей. Они где-то поблизости. Я их непременно отыщу... Вашей супруге дурно?
– Спокойной ночи, мистер Симс.
Они пошли к выходу. Уильям крепко держал Сьюзен под руку. Симс крикнул вдогонку:
– Да, вот еще что...
Они не обернулись. Он чуть помедлил и отчетливо, раздельно произнес:
– Год две тысячи сто пятьдесят пятый.
Сьюзен закрыла глаза, земля уходила из-под ног. Как слепая, она вышла на сверкающую огнями площадь.

Они заперлись в номере. И вот они стоят в темноте, и она плачет, и кажется, вот-вот на них обвалятся стены. А вдалеке с треском вспыхивает фейерверк, и с площади доносятся взрывы смеха.
– Такая наглость! – сказал Уильям. – Сидит и дымит сигаретами, черт бы его побрал, хлещет коньяк и оглядывает нас с головы до пят, как скотину. Надо было мне пристукнуть его на месте! – Голос Уильяма дрожал и срывался. – У него даже хватило нахальства сказать свое настоящее имя! Начальник Сыскного бюро. И эта дурацкая история с брюками. Господи, ну почему я их не подтянул, когда садился! Для этой эпохи самый обычный жест, все их поддергивают машинально. А я сел не так, как все, и он сразу насторожился: ага, человек не умеет обращаться с брюками! Видно, привык к военной форме или к полувоенной, как полагается в Будущем. Убить меня мало, я же выдал нас с головой!
– Нет, нет, виновата моя походка... эти высокие каблуки... И наши прически, стрижка... сразу видно, мы только-только от парикмахера. Мы такие неловкие, держимся неестественно, вот и бросаемся в глаза.
Уильям зажег свет.
– Он пока нас испытывает. Он еще не уверен... не совсем уверен. Значит, нельзя просто удрать. Тогда он будет знать наверняка. Мы преспокойно поедем в Акапулько.
– А может, он и так знает, просто забавляется, как кошка с мышью.
– С него станется. Время в его власти. Он может околачиваться здесь сколько душе угодно, а потом доставит нас в Будущее ровно через минуту после того, как мы оттуда отбыли. Он может держать нас в неизвестности много дней и насмехаться над нами.
Сьюзен сидела на постели, вдыхая запах древесного угля и ладана – запах старины, – и утирала слезы.
– Они не поднимут скандала, как по-твоему?
– Не посмеют. Чтобы впихнуть нас в Машину времени и отправить обратно, им нужно застать нас одних.
– Так вот же выход, – сказала Сьюзен. – Не будем оставаться одни, будем всегда на людях. Заведем кучу друзей и знакомых, станем ходить по базарам, останавливаться в лучших отелях и в каждом городе, куда ни приедем, будем обращаться к властям и платить начальнику полиции, чтобы нас охраняли, а потом придумаем, как избавиться от Симса, – убьем его, переоденемся по-другому, хотя бы мексиканцами, и скроемся.
В коридоре послышались шаги.
Они погасили свет и молча разделись. Шаги затихли вдали. Где-то хлопнула дверь.
Сьюзен стояла в темноте у окна и смотрела на площадь.
– Значит, вон то здание – церковь?
– Да.
– Я часто думала, какие они были – церкви. Их давным-давно никто не видал. Может, пойдем завтра посмотрим?
– Конечно, пойдем. Ложись-ка.
Они легли, в комнате было темно.
Через полчаса зазвонил телефон.
– Слушаю, – сказала Сьюзен.
И голос в трубке произнес:
– Сколько бы мыши ни прятались, кошка все равно их изловит.
Сьюзен опустила трубку и, вся похолодев, вытянулась на постели.
За стеной, в году тысяча девятьсот тридцать восьмом, кто-то играл на гитаре – одну песенку, другую, третью...

Ночью, протянув руку, она едва не коснулась года две тысячи сто пятьдесят пятого. Пальцы ее скользили по холодным волнам времени, словно по рифленому железу, она слышала мерный топот марширующих ног, миллионы оркестров ревели военные марши; перед глазами протянулись тысячи и тысячи сверкающих пробирок с болезнетворными микробами, она брала их в руки одну за другой – с ними она работала на гигантской фабрике Будущего; в пробирках притаились проказа, чума, брюшной тиф, туберкулез; а потом раздался оглушительный взрыв. Рука Сьюзен обуглилась и съежилась, ее отбросило чудовищным толчком, весь мир взлетел на воздух и рухнул, здания рассыпались в прах, люди истекли кровью и застыли. Исполинские вулканы, машины, вихри и лавины – все смолкло, и Сьюзен, всхлипывая, очнулась в постели в Мексике, за много лет до этой страшной минуты...
В конце концов им удалось забыться сном на час, не больше, а ни свет ни заря их разбудил скрежет автомобильных тормозов и гудки. Из-за железной решетки балкона Сьюзен выглянула на улицу – там только что остановились несколько легковых и грузовых машин с какими-то красными надписями, из них с шумом и гамом высыпали восемь человек. Вокруг собралась толпа мексиканцев.
– Que pasa? – крикнула Сьюзен какому-то мальчонке.
Он прокричал ей в ответ. Сьюзен обернулась к мужу:
– Это американцы, они снимают здесь кинофильм.
– Любопытно, – откликнулся Уильям (он стоял под душем). – Давай посмотрим. По-моему, не стоит сегодня уезжать. Попробуем усыпить подозрения Симса. И поглядим, как делают фильмы. Говорят, в старину это было любопытное зрелище. Нам не худо бы немного отвлечься.
Отвлекись попробуй, подумала Сьюзен. При ярком свете солнца она на минуту совсем забыла, что где-то тут, в гостинице, сидит некто, и курит несчетные сигареты, и ждет. Глядя сверху на веселых, громогласных американцев, она чуть не закричала: "Помогите! Спрячьте меня, спасите! Перекрасьте мне глаза и волосы, переоденьте как-нибудь. Помогите же, я – из две тысячи сто пятьдесят пятого года!"
Но нет, не крикнешь. Фирмой путешествий во времени заправляют не дураки. Прежде чем отправить человека в путь, они устанавливают у него в мозгу психическую блокаду. Никому нельзя сказать, где и когда ты на самом деле родился, и никому в Прошлом нельзя открыть что-либо о Будущем. Прошлое нужно охранять от Будущего, Будущее – от Прошлого. Без такой психической блокады ни одного человека не пустили бы свободно странствовать по столетиям. Будущее следует оберечь от каких-либо перемен, которые мог бы вызвать тот, кто путешествует в Прошлом. Как бы страстно Сьюзен этого ни хотела, она все равно не может сказать веселым людям там, на площади, кто она такая и каково ей сейчас.
– Позавтракаем? – предложил Уильям.
Завтрак подавали в огромной столовой. Всем одно и то же: яичницу с ветчиной. Тут было полно туристов. Появились приезжие киношники, их было восемь – шестеро мужчин и две женщины, они пересмеивались, с шумом отодвигали стулья. Сьюзен сидела неподалеку, и ей казалось – рядом с ними тепло и безопасно, она даже не испугалась, когда в столовую, попыхивая турецкой сигаретой, спустился мистер Симс. Он издали кивнул им, и Сьюзен кивнула в ответ и улыбнулась: он ничего им не сделает, ведь здесь эти восемь человек из кино да еще десятка два туристов.
– Тут эти актеры, – сказал Уильям. – Может, я попробую нанять двоих, скажу, что это для забавы, – пускай переоденутся в наше платье и укатят в нашей машине; выберем минуту, когда Симс не сможет видеть их лиц. Он часа три будет гоняться за ними, а мы тем временем сбежим в Мехико-Сити. Там ему нас вовек не отыскать!
– Эй!
К ним наклонился толстяк, от него пахло вином.
– Да это американские туристы! – закричал он. – Ух, как я рад, на мексиканцев мне уже смотреть тошно! – Он крепко пожал им обоим руки. – Идемте позавтракаем все вместе. Злосчастье любит большое общество. Я – Злосчастье, вот мисс Скорбь, а это мистер и миссис Терпеть-не-можем-Мексику. Все мы ее терпеть не можем. Но мы тут делаем первые наметки для нашего треклятого фильма. Остальные приезжают завтра. Меня зовут Джо Мелтон. Я режиссер. Ну не паршивая ли страна! На улицах всюду похороны, люди мрут как мухи. Да что же вы? Присоединяйтесь к нам, порадуйте нас!
Сьюзен и Уильям смеялись.
– Неужели я такой забавный? – спросил мистер Мелтон всех вообще и никого в отдельности.
– Просто чудо! – Сьюзен подсела к их компании.
Издали свирепо смотрел Симс.
Сьюзен скорчила ему гримасу. Симс направился к ним между столиками.
– Мистер и миссис Трейвис, – окликнул он еще на ходу, – мы, кажется, собирались позавтракать втроем.
– Прошу извинить, – сказал Уильям.
– Подсаживайтесь, приятель, – сказал Мелтон. – Кто им друг, тот и мне приятель.
Симс принял приглашение. Актеры говорили все разом, и под общий говор Симс спросил вполголоса:
– Надеюсь, вы хорошо спали?
– А вы?
– Я не привык к пружинным матрацам, – проворчал Симс. – Но кое-чем удается себя вознаградить. Полночи я не спал, перепробовал кучу разных сигарет и всякой еды. Очень странно и увлекательно. Эти старинные грешки позволяют испытать целую гамму новых ощущений.
– Не понимаю, что вы такое говорите, – сказала Сьюзен.
– Все еще разыгрываете комедию, – усмехнулся Симс. – Бесполезно. И в толпе вам тоже не укрыться. Рано или поздно я поймаю вас без свидетелей. Терпенья у меня достаточно.
– Послушайте, – вмешался багровый от выпитого Мелтон, – этот малый вам, кажется, докучает?
– Нет, ничего.
– Вы только скажите, я его живо отсюда вышвырну.
И Мелтон вновь что-то заорал своим спутникам. А Симс под крики и смех продолжал:
– Итак, о деле. Целый месяц я вас выслеживал, гонялся за вами из города в город, весь вчерашний день потратил, чтоб вывести вас на чистую воду. Я бы попробовал избавить вас от наказания, но для этого вы без шума пойдете со мной и вернетесь к работе над ультраводородной бомбой.
– Надо же, за завтраком – об ученых материях! – заметил Мелтон, краем уха уловив последние слова.
– Подумайте об этом, – невозмутимо продолжал Симс. – Вам все равно не ускользнуть. Если вы меня убьете, вас выследят другие.
– Не понимаю, о чем вы!
– Да бросьте! – обозлился Симс. – Шевельните мозгами. Вы и сами понимаете, мы не можем позволить вам удрать. Тогда найдутся и еще охотники улизнуть в Прошлое. А нам нужны люди.
– Для ваших войн, – не выдержал Уильям.
– Билл!
– Ничего, Сьюзен. Будем говорить на его языке. Все уже ясно.
– Превосходно, – сказал Симс. – А то ведь какая потрясающая наивность – удрать от своего прямого долга!
– Это не долг, а кромешный ужас.
– Вздор. Всего лишь война.
– Про что это вы? – поинтересовался Мелтон.
Сьюзен была бы рада все ему рассказать. Но она не могла пойти дальше общих рассуждений. Психическая блокада ничего другого не допускала. Вот и Симс, и Уильям сейчас, казалось бы, рассуждали общо и отвлеченно.
– Всего лишь! – говорил Уильям. – Полмира вымирает от бомб, несущих проказу!
– И тем не менее обитатели Будущего на вас в обиде, – возразил Симс. – Вы двое прячетесь, так сказать, на уютном островке в тропиках, а они летят прямо к черту в зубы. Смерти по вкусу не жизнь, а смерть. Умирающим приятно, когда они умирают не одни. Все-таки утешение знать, что в пекле и в могиле ты не одинок. Все они обижены на вас обоих, а я – глашатай их обиды.
– Видали такого глашатая обид? – воззвал Мелтон ко всей компании.
– Чем дольше вы заставляете меня ждать, тем хуже для вас. Вы нужны нам для работы над новой бомбой, мистер Трейвис. Вернетесь теперь же – обойдется без пыток. А станете тянуть – мы все равно заставим вас работать над бомбой, а когда кончите, испробуем на вас некоторые сложные и малоприятные новинки. Так-то, сэр.
– Есть предложение, – сказал Уильям. – Я вернусь с вами при условии, что моя жена останется здесь живая и невредимая, подальше от этой войны.
Симс поразмыслил.
– Ладно. Через десять минут ждите меня на площади. Я сяду к вам в машину. Отвезете меня за город, в какое-нибудь глухое местечко. Я позабочусь, чтоб там нас подобрала Машина времени.
– Билл! – Сьюзен стиснула руку мужа.
Он оглянулся.
– Не спорь. Решено. – И прибавил, обращаясь к Симсу. – Еще одно. Минувшей ночью вы могли забраться к нам в номер и утащить нас. Почему вы не воспользовались случаем?
– Допустим, я недурно проводил время, – лениво протянул Симс, посасывая очередную сигару. – Такая приятная передышка, южное солнце, экзотика, досадно со всем этим расставаться. Жалко отказываться от вина и сигарет. Еще как жалко! Итак, через десять минут на площади. О вашей жене позаботятся, она вольна оставаться здесь, сколько пожелает. Прощайтесь.
Он встал и вышел.
– Скатертью дорога, мистер Болтун! – завопил ему вдогонку Мелтон. Потом обернулся и поглядел на Сьюзен. – Э-э, кто-то плачет! Да разве за завтраком можно плакать? Куда это годится?

Ровно в четверть десятого Сьюзен стояла на балконе их номера и смотрела вниз, на площадь. Там на бронзовой скамье тонкой работы, закинув ногу на ногу, сидел мистер Симс, складка его брюк была безупречна. Он откусил кончик новой сигары и с чувством закурил.
Сьюзен услышала рокот мотора – в дальнем конце мощенной булыжником улицы из гаража выехал Уильям, машина медленно двинулась вниз по склону холма.
Она набирала скорость. Тридцать миль в час, сорок, пятьдесят. Куры на пути кидались врассыпную.
Симс снял белую панаму, отер платком покрасневший лоб, опять надел панаму – и тут он увидал машину.
Она неслась прямо на площадь со скоростью шестьдесят миль в час.
– Уильям! – вскрикнула Сьюзен.
Машина с грохотом налетела на обочину, подскочила и ринулась по плитам тротуара к позеленевшей от времени скамье. Симс выронил сигару, взвизгнул, отчаянно замахал руками. Удар. Симса подбросило... вверх, вверх... потом вниз, вниз... и тело нелепым узлом тряпья шмякнулось оземь.
Автомобиль остановился в дальнем конце площади, одно переднее колесо было исковеркано. Сбегался народ.
Сьюзен ушла в комнату, плотно затворила балконные двери.

В полдень они рука об руку спускались по ступеням мэрии, оба бледные, в лице ни кровинки.
– Adios, señor, – сказал им вслед мэр города – Adios, señora.
Они остановились на площади, толпа все еще глазела на лужу крови.
– Тебя вызовут опять? – спросила Сьюзен.
– Нет, мы всё выяснили во всех подробностях. Несчастный случай. Машина перестала слушаться. Я даже всплакнул там у них. Бог свидетель, я должен был хоть как-то отвести душу. Просто не мог сдержаться. Нелегко мне было его убить. В жизни никого не хотел убивать.
– Тебя не будут судить?
– Нет, собирались было, но раздумали Я их убедил. Мне поверили. Это был несчастный случай. И кончено.
– Куда мы поедем? В Мехико-Сити? В Уруапан?
– Машина сейчас в ремонте. Ее починят сегодня к четырем. Тогда вырвемся отсюда.
– А за нами не будет погони? По-твоему, Симс был один?
– Не знаю. Думаю, у нас есть немного форы.
Когда они подходили к своей гостинице, оттуда как раз высыпали киношники. Мелтон, хмуря брови, поспешил навстречу.
– Эй, я уже слышал, что стряслось. Вот неприятность! Но теперь все уладилось? Вам бы надо немного развлечься. Мы тут снимаем кое-какие уличные кадры. Хотите поглядеть? Идемте, вам полезно рассеяться.
И они пошли.
Пока устанавливали аппарат, Трейвисы стояли на булыжной мостовой. Сьюзен смотрела вдаль, на сбегавшую с горы дорогу, на шоссе, что вело в сторону Акапулько, к морю, мимо пирамид, и руин, и селений, где лачуги слеплены были из желтой, синей, лиловатой глины и повсюду пламенели цветы бугенвиллеи, смотрела и думала: "Мы будем ездить с места на место, держаться всегда большой компанией, всегда на людях – на базаре, в гостиной, будем подкупать полицейских, чтоб ночевали поблизости, и запираться на двойные замки, но главное – всегда будем на людях, никогда больше не останемся наедине, и всегда будет страшно, что первый встречный – это еще один Симс. И никогда мы не будем уверены, что сумели провести сыщиков, сбили их со следа. А там, впереди, в Будущем, только того и ждут, чтоб поймать нас, вернуть, сжечь бомбами, сгноить чудовищными болезнями, ждет полиция, чтобы командовать, как дрессированными собачонками: "Служи! Перекувырнись! Прыгай через обруч!" И нам придется всю жизнь удирать от погони, и никогда уже мы не сможем остановиться, передохнуть, спокойно спать по ночам".
Собралась толпа поглазеть, как снимают фильм. А Сьюзен вглядывалась в толпу и в ближние улицы.
– Заметила кого-нибудь подозрительного?
– Нет. Который час?
– Три. Машину, наверно, скоро починят.
Пробные съемки закончились без четверти четыре. Оживленно болтая, все направились к гостинице. Уильям по дороге заглянул в гараж. Вышел оттуда озабоченный:
– Машина будет готова в шесть.
– Но не позже?
– Нет, не волнуйся.
В вестибюле они огляделись – нет ли еще одиноких путешественников вроде мистера Симса, только-только от парикмахера, таких, что чересчур благоухают одеколоном и курят сигарету за сигаретой? Но тут было пусто. Когда поднимались по лестнице, Мелтон сказал:
– Утомительный выдался денек! Надо бы под занавес опрокинуть стаканчик – согласны? А вы, друзья? Коктейль? Пиво?
– Пожалуй.
Всей оравой ввалились в номер Мелтона, и началась пирушка.
– Следи за временем, – сказал Уильям.
"Время, – подумала Сьюзен. – Если бы у нас было время! Как бы хорошо в октябре долгий погожий день сидеть на площади, закрыв глаза, улыбаться оттого, что солнце так славно греет лицо и обнаженные руки, и не шевелиться, и ни о чем не думать, ни о чем не тревожиться. Хорошо бы уснуть под щедрым солнцем Мексики и спать сладко, уютно, беззаботно, день за днем..."
Мелтон откупорил бутылку шампанского.
– Ваше здоровье, прекрасная леди! – сказал он Сьюзен, поднимая бокал. – Вы так хороши, что могли бы сниматься в кино. Пожалуй, я даже снял бы вас на пробу.
Сьюзен рассмеялась.
– Нет, я серьезно, – сказал Мелтон. – Вы очаровательны. Пожалуй, я сделаю из вас кинозвезду.
– И возьмете меня в Голливуд?
– Уж конечно, вам нечего торчать в этой проклятой Мексике!
Сьюзен мельком взглянула на Уильяма, он приподнял бровь и кивнул. Это значит переменить место, обстановку, манеру одеваться, может быть, даже имя; и путешествовать в компании, восемь спутников – надежный щит от всякой угрозы из Будущего.
– Звучит очень соблазнительно, – сказала Сьюзен.
Шампанское слегка ударило ей в голову. День проходил незаметно; вокруг болтали, шумели, смеялись. Впервые за много лет Сьюзен чувствовала себя в безопасности, ей было так хорошо, так весело, она была счастлива.
– А для какой картины подойдет моя жена? – спросил Уильям, вновь наполняя бокал.
Мелтон окинул Сьюзен оценивающим взглядом. Остальные перестали смеяться и прислушались.
– Пожалуй, я создал бы повесть, полную напряжения, тревоги и неизвестности, – сказал Мелтон. – Повесть о супружеской чете, вот как вы двое.
– Так.
– Возможно, это будет своего рода повесть о войне, – продолжал режиссер, подняв бокал и разглядывая вино на свет.
Сьюзен и Уильям молча ждали.
– Повесть о муже и жене – они живут в скромном домике, на скромной улице, году, скажем, в две тысячи сто пятьдесят пятом, – говорил Мелтон. – Все это, разумеется, приблизительно. Но в жизнь этих двоих входит грозная война – ультраводородные бомбы, военная цензура, смерть, и вот – в этом вся соль – они удирают в Прошлое, а за ними по пятам следует человек, который кажется им воплощением зла, а на самом деле лишь стремится пробудить в них сознание долга.
Бокал Уильяма со звоном упал на пол.
– Наша чета, – продолжал Мелтон, – ищет убежища в компании киноактеров, к которым они прониклись доверием. Чем больше народу, тем безопаснее, думают они.
Сьюзен без сил поникла на стуле. Все неотрывно смотрели на режиссера. Он отпил еще глоток шампанского.
– Ах, какое вино! Да, так вот, наши супруги, видимо, не понимают, что они необходимы Будущему. Особенно муж, от него зависит создание металла для новой бомбы. Поэтому Сыщики – назовем их хоть так – не жалеют ни сил, ни расходов, лишь бы выследить мужа и жену, захватить их и доставить домой, а для этого нужно застать их одних, без свидетелей, в номере гостиницы. Тут хитрая стратегия. Сыщики действуют либо в одиночку, либо группами по восемь человек. Не так, так эдак, а они своего добьются. Может получиться увлекательнейший фильм, правда, Сьюзен? Правда, Билл? – И он допил вино.
Сьюзен сидела как каменная, глядя в одну точку.
– Выпейте еще, – предложил Мелтон.
Уильям выхватил револьвер и выстрелил три раза подряд, один из мужчин упал, остальные кинулись на Уильяма. Сьюзен отчаянно закричала. Чья-то рука зажала ей рот. Револьвер валялся на полу, Уильям отбивался, но его уже держали.
Мелтон стоял на прежнем месте, по его пальцам текла кровь.
– Прошу вас, – сказал он, – не усугубляйте своей вины.
Кто-то забарабанил в дверь:
– Откройте!
– Это управляющий, – сухо сказал Мелтон. Вскинул голову и скомандовал своим: – За дело! Быстро!
– Откройте! Я вызову полицию!
Сьюзен и Уильям переглянулись, посмотрели на дверь...
– Управляющий желает войти, – сказал Мелтон. – Быстрей!
Выдвинули аппарат. Из него вырвался голубоватый свет и залил всю комнату. Он ширился, и спутники Мелтона исчезали один за другим.
– Быстрей!
За миг до того, как исчезнуть, Сьюзен взглянула в окно – там была зеленая лужайка, лиловые, желтые, синие, алые стены; струилась, как река, булыжная мостовая; среди опаленных солнцем холмов ехал крестьянин верхом на ослике; мальчик пил апельсиновый сок, и Сьюзен ощутила вкус душистого напитка; в тени дерева стоял человек с гитарой, и Сьюзен ощутила под пальцами струны; вдали виднелось море – синее, ласковое, – и волны подхватили ее и понесли.
И она исчезла. И муж ее исчез.
Дверь распахнулась. В номер ворвались управляющий и несколько служащих гостиницы.
Комната была пуста.
– Но они только что были тут! Я сам видел, как они пришли, а теперь – никого! – закричал управляющий. – Через окно никто удрать не мог, на окнах железные решетки!
Под вечер пригласили священника, снова открыли комнату, проветрили, и священник окропил все углы святой водой и прочитал молитву.
– А с этим что делать? – спросила горничная.
И показала на стенной шкаф – там теснились 67 бутылок вина: шартрез, коньяк, ликер "Crème de cacao", абсент, вермут, текила, а кроме того – 106 пачек турецких сигарет и 198 желтых коробок с отличными гаванскими сигарами, по пятьдесят центов штука...

Рэй Брэдбери

КОШКИ-МЫШКИ