Кутерявкин слегка нажал на землю затылком. Земля, не отогревшаяся с зимы, ничего, поддалась. Ноги Кутерявкина, обутые в серые кеды, лежали на поваленном в лесу дереве.
        Кутерявкин еще раз затылком уперся в землю. Вспомнил: "Все мы прах: из земли вышли – в землю уйдем".
        Над ним летали с легким звуком птицы. Смысл их полета Кутерявкин сразу не мог охватить. Кутерявкин кое-как встал. Помогал себе руками. Земля сопротивлялась. А он встал. Подошел к стволу недалеко стоящего дерева. И вдруг понял: сосна.
        "Ага, значит, я живой", – подумал и начал облегчаться. Облегчился.
        Услышал грозный голос: "Кутерявкин, ты живой".
        – Я согласен, – тихо ответил Кутерявкин.
        Он вообще не любил спорить. А тут не поспоришь, да и ни к чему. Кутерявкин застегнул брюки. Глубоко втянул в себя холодноватый воздух. Понял: весна... листья... трава ... некоторые белые и небелые цветы, – и все из земли.
        Громко повторил: "Я согласен жить".
        И те, что из земли, и те, что выше, в пространстве неба, услышали. Одобрили. Проход ему был открыт. Кутерявкин выбрал направление и пошел.
        Он оскальзывался в мокрой траве, но шел все увереннее. А тайно все-таки мечтал: "Пусть грозный голос подтвердит: "Кутерявкин, ты живой".
        По дороге ему встретился пустой полиэтиленовый пакет. Даже хотел ногой подбить. Подумал: "Пакет. Тьфу. А земля его не осилит, даже какой-нибудь самый распобедный червь не возьмет полиэтилен. Так и будет валяться. Может, ветром потом снесет, но только земле не осилить".
        Поглядел на небо.
        "А я живой. Иду, как трава, деревья, небо... Но интересно получается: Сам, – Кутерявкин даже про себя побоялся назвать, – Сам не осилит какой-то хреновый пакет".
        Но одернул себя:
        – Философ фуев. Не оглядывайся.
        И еще презрительнее:
        – Дурак. Ему – весна. Ему – трава. А он нет, вкруг пустого пакета себе мозги засирает.
        И требовательно сказал себе:
        – Давай, Кутерявкин, шагай и шагай. Иди, коли идешь.