В тени платанов

З.

        Он изловчился и лизнул её в щёку возле самого уха. Это было похоже на прикосновение к языку лепестка розы.

        Не оборачиваясь, она ещё решительней направилась к ближайшему столику, он шёл сзади.

        Она отодвигает стул и садится с твёрдым намерением немедленно высказать всё, что у неё накипело. Да, сказать всё начистоту и – главное – не жалеть его, ни за что не жалеть! Сказать, что ей надоело быть его мамой и его игрушкой. Надоело изображать из себя то собачку, то собачкину хозяйку. Сказать, как она устала выносить его обидчивость, нянчиться с ним, когда у него плохое настроение, терпеть его выходки. А сама, разве сама она имеет право обидеться на него – боже упаси! – он решит, что она его "не понимает", и его будет корёжить целую неделю. Потом опять уткнётся ей в шею и зарыдает, а после начнёт лизаться. Позавчера их позвали на вечеринку, но он не захотел идти лишь потому, что в этой компании предпочитают танцевать и развлекаться вместо того, чтобы слушать его рассуждения о христианстве – тоже мне папа римский! – и ей пришлось сидеть дома, чтобы он не обиделся. Довольно жертв! Сейчас он получит!

        Он отодвигает стул и садится напротив, радуясь тому, что тени от листьев большого платана падают на её лицо – а оно особенно прекрасно когда она злится! – и колышутся, словно гладят его любимую родинку на её щеке. Когда принесут сок, она станет тянуть его через соломинку, опершись локтями о стол и упрямо глядя в стакан. Тут, улучив момент, он быстро дунет ей в эту самую родинку. Она, как обычно, уйдёт в свои мысли и поднимет глаза с опозданием на полсекунды, а он уже будет смотреть в сторону с рассеянным видом. Половины секунды вполне достаточно, чтобы успеть прикинуться лёгким летним ветерком, случайно пробежавшим между платанами.

У постели

        – Человек, предоставленный свободе, не выберется из неё самостоятельно. Его жизнь лишена обстоятельств, в ней отсутствует сопротивление, а значит, нет преодоления, одни намерения. Напрасно ты избегал армии и не женился.

        Мой товарищ, влитый в гипс по подбородок, был похож на статую Командора, опрокинутую навзничь. Лицо его побледнело и заострилось, он не мог повернуть ко мне голову, но в голосе не слышалось ни малейшего отзвука травмы: он был таким же густым и спокойным, лившимся как бы с невидимой кафедры. Встречный автомобиль ударил нашу машину слева, там, где он сидел за рулём, я отделался ушибами, потому что был справа. У меня нет водительских прав.