ТАПИР УМИРАЕТ В ТРАВЕ
ЦЕЗАРЬ НА БУЦЕФАЛЕ
1. Увертюра
Аллегро
На той Березине
где пуговица-речка
пленила двух французов
девичья краса.
Француза оба отдали концы
и только что напились кваса –
как сделались отцы.
Мальчонка бегал не смыкая глаз
но тут раздался гулкий глас:
"Восстань, гляди, и виждь, и внемли,
ты будешь мудрым как часы.
Твои вокруг гуляют овцы
и щиплют травку как уся.
Пастух над ними наклоняясь
давно ушел с ногами в пруд
вдова рыдает дети плачут
и папа вынимает кнут.
Летают сонные бараны –
их люди тучами зовут –
я встану утром встану рано
и выйду в поле на редут
летают бомбы шашки свищут
блестит коричневый башлык
бегут солдаты. Дети свищут
и мама кушает балык.
Ты вдаль смотри! Закрой окно
захлопни ставни дверь защелкни –
перед тобой ногой одной
помашет селезень..."
"Умолкни! –
воскликнул юный патриот. –
Я не пойду в Памир высокий
я скоро буду полиглот.
Смотри: ты видишь ясный сокол
ко мне спустился на плечо.
Я буду петь. Взлетит подкова
задышит мама горячо.
А ты умолкни. Я кончаю
свои каленые слова
колени пылко обнимаю
и таю в поле как сова".
И тот младенец скоро Цезарь
он дышит в небо как свеча
он пошатнулся скалит зубы
в руках – песочные часы.
Вдали река течет широко
имея имя Рубикон
и Цезарь смотрит синим оком
на цепь оранжевых знамен.
Под ним играет конь ретивый
копытом роет стройный дуб
взлетает в небо над тетивой
и вслед за ним полки бегут.
И грянул бой! Играют трубы
гуляет маятник в седле
и Цезарь молча скалит зубы
усевшись прочно на коня.
Бегут полки играя в бой
влекомы медною трубой.
Одета мраморной фуражкой
Европа скачет в пьедестал –
пролился дождь и небо как бумажка
свернулось в дудочку к устам.
Младенец в дудочку трубит
за ним красавица сидит
выходит Маша замуж – ух! –
передником накрывши мух.
Цезарь едет на войну
целует бледную жену
она играет марш на прялке
и к ней луна плывет русалкой.
Вокруг полки и много шкаф.
Летает время как удав.
2. Цезарь перед Рубиконом
Речитатив и ария
Ц е з а р ь:
Теки река!
Плыви рука!
Качайтесь в неб облака!
Я не пойду домой сегодня
моя жена играет в лютню
сажает в бочку огурцы
морковь растит в горшке порочном
я на коне скачу непрочном
мои солдаты – молодцы!
Вперед солдаты! Вот старушка
ко мне выходит из избушки
у ней в руках пирог из теста
в зубах платочек и киста
давно я не видал такого места
усевшись в травку у куста.
Что скажете ребята?
С о л д а т ы (хором):
Ц е з а р ь :
Котята вы или морковь –
не важно.
Пусть играет кровь!
Стучи корявый барабан!
Любовь – как дым, любовь – обман...
Я вышел как-то утром в лес
навстречу мне выходит бес
я сразу в поле. Там луга
в них зреет пышная нога
я подошел плечом нажал
и тут же дождик перестал
я дернул пятку... Из земли
раздался глас: "Восстань, внемли..."
Я отошел и сел на пень
а голос продолжал весь день:
"Ты будешь мирно править
ликуя как орел –
понравится всем сразу
твой скромный ореол
ты на охоту будешь
ходить как бы в кровать
и ты жену разбудишь
метнув в нее часы.
Твоя ускачет жизни лодка
в далекий океан
и ты как папильотка
увидишь много стран.
Судьба такая просто клад –
ах, Цезарь! слушайся меня..."
Мне надоело слушать речи
и я расправил свои плечи
прочистил горло и вскричал:
"Послушай голос!
я страдаю
мечтаю подвиги свершить
а ты... ты хочешь одеяло
меня заставить сшить!
Я вырос в войске. Мать моя
любила в детстве соловья
я ранец с книжками таскал
с собой повсюду: ружья сабли
все это с детства мне знакомо
привык водою я холодной
плескать себе в лицо с утра
потом ложится на траву
и думать: завтра я умру...
Я на коне любил часами
сидеть обедать и дремать –
бывало шевельну усами
и горько зарыдает мать.
Так ты ли хочешь чтобы мирно
я на подушке засыпал
когда меня пленила лира
поющая огонь, воду и металл?!"
Правильно ли я сказал солдаты?
С о л д а т ы :
Ц е з а р ь :
(И вот тут-то
они и переплыли Рубикон).
КОСНОЯЗЫЧЬЕМ ГОРД...
Косноязычьем горд,
за пазуху упрячу
тяжелые слова. – И снова в сон уйду.
И снова вплавь. И снова
наудачу
листаю отраженья на лету.
Смежает сон туманные ресницы,
глаза уходят в глубь ночей...
И вторит на холмах
напеву вещей птицы
собранье престарелых палачей.
Их руки тянутся к огню,
ладони заскорузлые
тепло глотают.
Взлетают искры.
Облачному дню
летать предписано. –
И он взлетает.
Взлетает медленно, качаясь на весу,
и на секунду в листьях дуба застревает, –
там кружится... И снова улетает, –
и, наконец, скрывается в лесу.
Я вслед за ним.
Иду меж древ тяжелых,
меняю пыльные лучи на тень стволов,
сажусь в траву – и снова засыпаю.
Я вижу множество голов,
кричащих друг за другом:
"Чур! Я отлетаю!.."
И все вокруг темнеет снова.
Средь этой черноты серебряной чеканкой
блестит и манит лунный диск, –
скрывается за облако стыдливою беглянкой
и снова манит...
– Бледный одалиск!
Я с л ы ш у г о л о с :
Опять тишина.
Облака полнолунье не скроют.
Я стою и смотрю –
надо мной побледневшее небо.
Черные люди лопатами роют
длинные ямы для зерен погибшего хлеба.
Вороны пляшут на жердях чугунной ограды.
Плещутся волны, на берег взбегая,
на них
мечется лодка под парусом, рядом – другая, –
и еще, и еще,
словно толпы ночного парада.
Н о ч н о й п а р а д
Человеческих лилий обугленный сад
над пустынным оврагом повис.
Вижу: снова вступает парад
туда, где огонь устремляется вниз.
Медленный звон колокольцев ночных,
черный наряд опустевших ланит, –
движется, падает, кружится в них
лес дверных пирамид.
Выход – в поля, где горят зеркала
в блеске свечей и мерцанье луны, –
там неподвижную плоскость стола
ты созерцаешь, понур и уныл:
бычий наклон опустившихся глаз,
ловкий поклон – кавалера на час.
Звон бубенцов и мерцанье ланит,
звон колокольный и черный овраг...
Ты посмотри: отраженье манит, –
плавает в зеркале – вран! –
черные крылья простер над рекой...
Тает свеча. Видишь, – облик другой
из-за спины вылетает к луне,
по полю скачет на белом коне
в черных одеждах, с мечом и ковшом
мчится в овраге сквозном...
Пламя опять обнимает, треща,
мокрых поленниц заброшенный сад.
Скачет и вьется над дымом душа, –
мчится стрелой – на парад.
З д е с ь о к а н ч и в а е т с я о п и с а н и е Н о ч н о г о П а р а д а.
Ночь, как свеча, тает и тает,
бледнеет, как ужас, и падает в воду,
и улетает, – стремглав в небеса улетает,
оставляя в замен
место черного брода.
Утро холодное мне не приносит покоя, –
день начинается – длинный, пустой...
День, уходи!
Вечер, спеши, –
за твоею спиною
ночь возвышается.
– Она уведет за собой.
MUSIC AS LOVE AND BOLDNESS OF DEATH
(д в а о т р ы в к а)
фонарь искусства слезы извлекал
– о чудодея перемены!
стена хотеть стремилась
над морем путь
нагой безкрылый
летел –
в пурпуре жизнь – эти звуки! –
чтение звука: трава
как музыкальны деревья!
туман освещает паденье
в пространном мареве
луны
искусство опыта глухого
позволит говорить о правде
и мыслить одиноко
явленье облака
присутствию учило постепенно
но постоянно память
письма страшилась
радости немногой
во мгле
движенье руки умирало
и звуки с нею
(действительно страданье)
стены не понимая
и голоса небес – Господне слово! –
дымится взгляд
о годы щек
о листья
гитар изгибы
глубокую любовь душа теряет
любовь глухую
прекрасные слова
в пурпурном небе замирают
туманное озеро
хлопанье крыльев
ошеломляет
настойчив их крик
РОНДО
Итак, послание на юг
уже отправлено. Осталось
нарисовать неровный круг
и очутиться в Пакистане.
Перелистав все буквы кряду,
санскритский текст переведем;
затем – послание на север
напишем линией небрежной.
Продолжение книги "Трава, Трава" | 