Геннадий КАНЕВСКИЙ

НЕБО ДЛЯ ЛЁТЧИКОВ

Четвёртая книга стихов


      М.: АРГО-РИСК; Книжное обозрение, 2008.
      ISBN 5-86856-174-0
      56 с.
      Дизайн обложки Ильи Баранова.
      Книжный проект журнала «Воздух», вып.39.


I.


[* * *]

я говорит салтыков-щедрин
зверь обличитель зла
хочешь прорваться звони один
звёздочка треск ноль два
сотни томов восковых неправд
прадед секунд-майор

радуйся имя твоё виноград
на языке моём

я продолжает тулуз-лотрек
средней руки горбун
я только в эти холсты одет
в эти штрихи обут
код мой магнит мой на карте крап
шулерский мой приём

радуйся имя твоё виноград
на языке моём

гроздью корми оплети лозой
чтобы глядеть в зрачки
не отрываясь и по одной
строчки мои зачти
писано ощупью наугад
сунуться рылом в калашный ряд
крикнуть в дверной проём
слышишь ли пастырь овечьих стад
слышишь садовник идущий в сад

радуйся имя твоё


[* * *]

      Полине Филипповой

приходит зима, уходит зима, приходит,
вот и ездишь туда-обратно, как хоббит,
надеваешь траурный воздух мехом наружу,
думаешь: "сдюжу или не сдюжу?"
впрочем, думаешь это другими совсем словами,
какими думают коми или саами.

водитель снимает перчатки, ключ вставляет, греет,
не задумываясь, как лишь человек умеет.
голубь – пешком на свалку, собака – рысью к дому.
кто сказал им, что надо так, а не по-другому?
то-то всегда пугала скульптура "скорбящий гений":
"жизнь животных" откроешь – глядь, это "жизнь растений".

что ли переверни подушку, выверни наизнанку
куртку, полюби безответно красивую лесбиянку,
от природы скромник, дамам заглядывай в вырез
платья – и попадёшь в первый небесный выпуск:
горчаков – в министры, кюхля – в курную хибару,
я же стою на снегу, за всех один погибаю.


[шкатулка]

      Максу Кучеренко

вышел из дому, шёл по переулку –
с твёрдым панцирем, с мягким животом.
знать, попал в музыкальную шкатулку –
не вернулся ни в этот, ни потом.
только что-то осталось на комоде.
что-то тикает, звякает извне –
то ли фото с улыбкою на морде,
то ли почта с сумою на ремне.

иногда, словно джазовая тема –
торможу ли, туплю ли от жары, –
возникает, расталкивая тени,
напевает, смеётся, говорит,
просит водки и снова умирает.
(вызвать мастера. вставить новый чип).

люди движутся. музыка играет.
люди падают. музыка молчит.


[* * *]

– ваша ли музыка блюз? – спрашивает доктор альдо уомо.
что за идиотский вопрос – "нашего" и "вашего" не бывает.
медленная любовь поутру, когда не надо никуда торопиться,
грусть в уголках всего, чистая салфетка, ранний снег.

ничего, ничего, потом всё – так всегда в этом блюзе.
кинешь случайный взгляд вбок – через год вернёшься, а тут опять пусто.
только цифровая техника раскладывает мир на квадраты.
мелкие блюзовые квадратики, если ты ещё не понял.

третий этаж сити-молла, выставка случайных снимков.
второй этаж офис-центра, она целуется с бывшим бойфрендом.
первый этаж бургер-кинга, голоса, искусственный мрамор,
горизонтальный пригород, музыка дельты, аминь.

напиши этот стих, стоя в углу вагона,
стоя в углу квартиры, стоя на лестничной клетке.
главное, помни – стоя. углы плюс углы в миноре.
наша ли музыка блюз? – конечно, наша, молчи, молчи.


[* * *]

перемешанная с числами
мандельштамовская нота

над полями да над чистыми
smoke on the water

в полдень к изваянью фаллоса
опускать монеты в кружку

помнишь саша улыбалась нам
и сосала сушку

словно фоточка нерезкая
на шоссе лежит у края

гой да жизнь замоскворецкая
рыба заливная

пахли мёдом и пачулями
сны и родинки на коже

под собой страны не чуяли
да и нынче тоже


[* * *]

всё забыть, и по второму кругу:
воздух горше и плотнее к югу,
вот и тьма сгустилась грозовая,
харьков, запорожье, лозовая,
здесь меня когда-то хоронили
те, со вкусом мёда и ванили,
я лежал на чистом и казённом,
наслаждаясь местным чернозёмом,
и неважно, что иного века,
что жидовской крови злая мета –
то-то под курганами веками
скифы пополам с железняками.

попрошу старинную подругу:
проезжая тулу ли, калугу,
звоном поздним, землемерной цепью
грянься оземь – и лети над степью,
как летают птицы без названья
над непрядвой, доном и назранью,
как сменил докембрий – януарий,
расскажи в последнем мемуаре,
расскажи, как мы с тобой играем,
разлетись в тетради юденфраем –
кровь во рту и привкус купоросный
маленькой войны победоносной.


[* * *]

небо для лётчиков, море для моряков.
ходят кругами, прикармливают войну.
а до земли, между прочим, недалеко:
шаг в глубину.

пой кирпичные своды, табачный дым.
в образцах не смешивай глины слои.
не давай на поругание свой хитин,
строки свои.

помни: ты жил полмиллиона лет,
проживёшь и ещё, раковина, трилобит,
их расхожая смерть не поёт тебе
и не болит.

воздух – для ангелов, воду взял рыбнадзор –
вон на моторке ночною летит совой.
а позвонки земли, время и мезозой –
для тебя одного.


[точка]

в ночной возвращаюсь дом
душа моя точно птица
летит над левым виском

имитирует лай собачий
перебранку крик за окном
она пьяна не иначе

есть точка на трёх ветрах
её чуть надавишь пальцем
и исчезает страх

душа моя тварь перната
утешай меня утешай
что примат не убьёт примата


[* * *]

      Е.К.

позвонила бережно
постучала робко
на двоих у нас одна
божья коробка
с мебелью некупленой
с гвоздикой от моли
одеялом кукольным
укроемся что ли
божья коробка
ты лети на небко
где поёт-старается
анна нетребко
поёт колыбельные
незнамому богу
"положу тебя в ладонь
накрою другою"


II.


[покрышкин]

соседка заносила спички и соль
сосед заходил и оставил ключ
бреешься у зеркала – видишь листок
"ахтунг ахтунг покрышкин ин дер люфт
тем кто своевременно оставит меня
тополиный пух и божья роса
ну а мне соколику мать сыра земля
да высылка в двадцать четыре часа"

что ли призывай на голову мою
все свои проклятия имперская сталь
твоего покрышкина ждали в раю
только он заранее сводку прочитал
как в покровском-стрешневе наискосок
шёл я по аллее мимо дачи его
ждал откровенья или пули в висок
окрика охраны ан нет ничего

левитан до смерти слышал голоса
жуков до опалы копался в золе
тополиный пух и божья роса
всё что остаётся на этой земле
опускай шлагбаумы ступай со двора
фонарём на станции вослед посвети
передай начальнику апостола петра –
эшелон проследует по первому пути


[* * *]

мы легли на грунт, – говорит, – мы легли на грунт.
наша жизнь – морзянка, наши стихи – враньё.
не сочти за труд, – говорит, – не сочти за труд,
передай, что это всё – во имя её.
и в газету "правда", свёрнутую в кулёк,
положи ей ну хоть пару моих наград,
ведь она – ребёнок, девочка, мотылёк,
это злые люди всякое говорят.
постучи наверх, – говорит, – постучи наверх,
там механик, он ближе к богу, он завязал.
мы легли навек, – говорит, – мы легли навек,
я ей что-то важное не сказал.
не кричи, не трусь, дыхание экономь.
ты моложе – может быть, суждено спастись.
передай ей наше летнее за окном,
наш рожок сигнальный зво́нок и голосист.
степь да степь кругом, степь да степь, – говорит, – кругом,
путь далёк лежит, кончается кислород,
в той степи глухой, – говорит, – в той степи глухой...
то ли бредит, то ли на ухо мне поёт.


[фря]

если лежишь в жару, не проси воды –
будет узкий зрачок, нитевидный пульс.
я попросил, и видишь – где я, где ты.
в ведомстве берии делают белые льды,
ими врагам устилают полярный путь.

там из мрамора с золотом унитаз,
но не для служащих – только для самого.
там убивают в такт, отсылают в тасс,
а иногда там светится госзаказ
в тайном окне, но не разглядишь его.

я полюбил оттуда секретную фрю,
маленькую еврейку на трёх языках,
но у меня в роду кулаки, зека,
зубы плохие, дёргается щека,
я по ночам невнятное говорю.

жёлтая жизнь, крамольная карамель,
ты, леденец на палочке, петушок,
ты, под луной лежащая нагишом,
ну, напиши донос, отхлебнув боржом,
в ведомство берии – и повернись ко мне.


[портье]

чистое тело
лёгкий запах каннабиса
"в нашем отеле евреи не останавливаются
лично проводил отбор персонала и сам
отслеживал родословные
чтобы все зубы – свои
и все сроки – условные
ordnung по первому слову
одну комнату pour la nuit?
было четыре комиссии
никаких насекомых не обнаружено
свежая ненависть к завтраку ланчу и ужину
в полночь немного любви"


[* * *]

      Е.Т.

я на скрипочке играю, поднимая лёгкий прах. я не байрон – просто ранен на колчаковских фронтах, и, на раненую ногу опираясь, бледный весь, вот играю понемногу, зарабатываю здесь. и мотив сентиментальный дешевизною набряк: про исход пою летальный кочегара на морях, про угар пою тифлисский с напряженьем певчих жил... а когда-то – по-английски, и – в гимназии служил. но ни слова, тс-с-с, ни слова, вон идёт уже за мной комиссар в тужурке, словно зуб хороший коренной. в чёрной коже, ликом – белый. он в гимназии моей, было дело, портил девок, жмых менял на голубей, но поднялся, второгодник, и теперь за двойки мстит. байрон, байрон, день холодный, бог, наверное, простит за цистит, больную печень, за подбитый ветром глаз. время – лечит, мир – калечит. я ведь, барышня, и вас помню, помню – вы же сами, выходя из варьете с этим самым комиссаром, вся – на коксе, на винте... я стоял у входа слева и вдогонку тихо пел: "fare thee well! and if forever, still forever fare thee well".


[охотный ряд]

окорочка, подбрюшья вокруг, подглазья,
ливер, межреберье, прочие безобразья.
лёгкого зацепи, кума, с требухою –
большего я на этой земле не стою.
а мясники похаживают по ряду,
из-под полы показывают что надо,
гоголем ходят, ходят лесковым резким,
трубочками попыхивают с достоевским.
вы отрубили всё, и остались крохи.
жадные до творенья слетелись мухи.
ходят над дном туземным. роятся стаей.

обло моё. стозевно моё.
и лаяй.


[reformatio]

таборит из табора, гусь из гуситской своры
там, у гроба, плакали, ну а теперь – корят.
но зато у их красоток такие формы,
что моравия – просто жалкий протекторат.
ян из желива, старый вацлав из будеёвиц –
все твои маршалы пали, хоть волком вой,
ты один, из камня высечен, стой, наёмник
века, под плевками, на площади, как живой.
помнишь, шли с домашним пивом и ветчиною?
лишь лесные ягоды брал – детей дары.
начинали зимой, а как дело к летнему зною –
отступали по влтаве, оглядывались на костры.
ты горел в одном, открыт толпе, как на блюдце –
золотая чаинка, маленький и нагой.

а туристка просто хотела сюда вернуться,
вот и кинула, дура, щепочку в твой огонь.


[царевич]

плотно ли, хорошо ли сидит на тебе январь?
как на тебя шили, сидит как влитой.
красные кровяные, киноварь, государь.
волоски, эпидермис, маленький мой.
три дня как народился в голубом терему,
в корпусе акушерском, рифмохват-сумарок,
а уж дрожит заранее – возле виска ему
жестяной пропеллер выполняет урок.
так всю жизнь твою будет остроклювый сапсан
с неба следить добычу – только мышью и лечь,
прижаться к земле, к скале, к эпидермису, к волоскам,
к папеньке твоему дамоклу, тебе несущему меч.
все у вас в роду воины, ты один подкачал,
некрасив, невелик ростом, нелюбим лошадьми.
папенька на всякий случай говорил с палачом,
а о чём – знают красные кровяные твои.
то-то тебе приводят, каких попросишь, блядей,
моют заморские фрукты в проточной воде,
и радиостанции углича транслируют целый день
колокольную музыку по заявкам нквд.


[* * *]

с неба тревожный весенний свет
под ногами вышивка крестик гладь
может быть за каждым приходит смерть
как из школы родители забирать
стоит она на трамвайном кругу
созывая ветер со всех сторон
одноклассники машут и вслед бегут
воробьи галдящие средь ворон
бесполезно просить погулять ещё
лужи грипп мороженое все дела
послезавтра устный потом зачёт
говорящий куст посреди стола
кому наливают вино не мне
под трамвайные звоны издалека
о ком говорят во втором окне
с занавеской оборванной с уголка


[alma]

что глупых клятв на склонах воробьёвых, что нежностей в студенческих альковах, что игр в реке, где плещутся лещи... а между тем профессор кастанеда нам лекции читал про кости неба, про тонкие прозрачные хрящи. он говорил о предопределенье. на старческих щеках сквозило тленье, сансары скрежетало колесо, и с нашего огромного потока лишь катя н. сидела одиноко и кратко конспектировала всё. утратив гибкость, старый и отвратный, упёршись в слюдяной и силикатный костяк вещей, забвения ища, листай назад и вспомни эти клятвы, и девичий затылок аккуратный, и нежный вкус копчёного леща. я тоже вспомяну. слезой умоюсь. здесь ныл петрарка, здесь вопил камоэнс, вон лики их таращатся со стен, где на закате – ангельское пенье, а на доске, меж прочих, объявленье: "возьму списать конспекты кати н."


[downshifting]

езди по провинции, говорит, езди.
там изумительная пыль до небес.
хлопает форточками в каждом подъезде
маленький город тому, какой ты есть.
пошурши плацкартами, поувлекайся
у осколка зеркала бритьём лица.
если бы не очередь в билетной кассе,
то и жил бы так, от листа до листа.
или близ города хвалынска, что ли,
направляясь в сонную чухлому,
выйди из автобуса в чистом поле,
заведи протяжное "повем кому".
утренний джоггинг во дворе с бомжами.
мощный дауншифтинг выходного дня.
на пустырь заветный, ой да за гаражами,
принеси позавтракать.
полюби меня.


[ч/б]

ляг скорее, зима, подоткну тебе одеяло.
будешь ворочаться – спою тебе потихоньку.
наши дети двенадцать лет не видели снега,
позабыли скиинг энд скейтинг.
там вдали метель – лети, лети, лепестричка,
медсестра дала валидол, лепесин в дорогу,
там ещё керосинка, лепет под водку, дуэли
на расстоянии поцелуя.
ляг скорее, зима, ну что тебе всё неймётся,
широко раскинься, вольно – голова в магадане,
левой ногой докоснись до чермного моря,
правой ногой – в мурманск.
нежно возьму тебя в начале урала,
ни одного туннеля так не оставлю,
прошепчу: "ни шагу назад – за нами столица,
за окном минус сорок".
я купил линолеум, гвоздиком покорябал.
подписал "NN, мастер линогравюры".
ляг скорее, зима, пусть тебе приснятся
чёрно-белые реки.


[николай]

как отступят морозы
рисовать на земле и метать наоттяжку с руки
эти ножички палочки жвачки плевки
или камнем в оконное метить стекло за
неименьем реки
запасайте карбид и картечь
эта стружка аж искры летят называется магний
это скат от камаза его полагается жечь
эта русская речь
на растопку для пятого класса нужна мне
фейерверки ещё далеко
молоко
на губах не обсохнет не надо
если каждому первому в рай
шаг вперёд и выходит из общего ряда
чемпион николай
ни зубов ни бровей
рыжий плут он лопочет как заяц
он блатные поёт
пробуждается зависть
в пухлом сердце моём
а потом
как в начале потопа
в октябре подступают дожди убирают бельё
солят квасят и запах укропа
отплывает всё дальше европа
нам-то что до неё
белым снегом сыграем
с первой ноты начнём
духовые сначала а скрипки потом
ломанусь в грязноватый небесный проём
назовусь николаем
может быть и поверят а там разберём


[николай – 2]

приходил к николе вешнему в гости никола зимний,
весь от холода синий.

приходил к николе зимнему в гости никола вешний,
весь такой нездешний.

долго сидели,
зависали.
было у них веселье –

договор подписали,
да потеряли,
но всё остаётся в силе:

когда они вместе придут к нам в гости –
кончатся времена радости,
наступят времена злости.


[лезвие]

знаешь, такой: деревянные тротуары,
глиняные мосты, петухи перед рассветом.
"доброе утро" – тебе говорит самара,
"добрый вечер" – саратов,
и где-то сбоку – лезвие волги,
отрезающей от тебя по кусочку.

очень скоро останутся только кости.

очень скоро люди всё на свете увидят,
и глаза у них за ненадобностью исчезнут.
и когда твой череп найдут в подвале
на краю оврага,
археологи скажут, ощупав: "в передней части –
два отверстия, напоминающие пулевые.
видимо, выстрел
и контрольный выстрел".


III.


[de rerum naturae]

      Е.К.

почему-то болгары кивают в знак отрицанья,
тайцы считают до десяти, разгибая пальцы,
лемурийцы ходят, переступая с носка на пятку,
заполярные люди тают от быстрого света.

тит лукреций об этом рассказывал карлу линнею.
карл линней об этом рассказывал карлу марксу.
тот за утренним пивом поведал гитлеру с троцким.
все они уже умерли, а мы не успели родиться.

засыпай, человек, которого не существует.
спи в объятьях меня, придуманного тобою.
пусть стучат за окном и поют на гортанном хеттском
медленные таджики с пёсьими головами.


[* * *]

      Яне

снег забивает стрелку моей стране.
белым стекает воском по декабрю.
"это ли пустота?" – говоришь ты мне.
"это ещё не полная", – говорю.

снег забивает стрелку. часы стоят.
импортный предсказатель сурок – подох.
мы возвратимся в тот же закрытый ад,
в наш приполярный атомный городок.

снег наступает, катится напролом.
мы что ни день ложимся под колесо.
тикает, тикает нежности эталон
в белой палате времени и весов.

вот мы и живы, пока не придут извне,
не перекроют газ, не отрубят свет.
"это ли пустота?" – говоришь ты мне.
"да, вот теперь – она", – говорю в ответ.


[сквозняки]

я никто и звать меня никак
я пою на ранних сквозняках
в чувствах штукатурках и извёстках
целый день кручусь на перекрёстках

это пыль стоит передо мной
это пыл растраченный земной
курит анашу звенит ключами
задевает жёсткими плечами

это значит я ещё живу
выдыхаю жаркую москву
вот она от мкада и до мкада
розыгрыш наколка буффонада


[москва]

1.

случайные ли сыпались слова
почтовые ли голуби летали
в энергонезависимое-два
из холдинга "весёлый пролетарий"
порой крылом заденет по воде
из чкаловского через подмостовый
и вскрикнет хлыщ в усах и бороде
кабацкий завсегдатай из "асторий"
тумана ли рассеет пелену
хмельная и разгульная семейка
шатаясь по бурьяну и репью
на улице полины осипенко
а то ещё зимой когда скуёт
когда в унтах с орудием подлёдным
неведомое синее снуёт
над фляжкою и котелком походным
сиянием высотные дома
безумцами увешанные шпили
сугробы и густая бахрома
о князе благоверном данииле

2.

через воздух лёгкий и ледяной
со стороны неглинной
дождём еле-еле вначале капая
шестикрылая и шестилапая
заходит молниями сквозя
гроза
я на трубной
потом
на цветном
отступаю крошу ей за домом дом
деревом и штукатуркой шурша
грифелем карандаша
по бумаге в начало мая её
приманиваю
над асфальтовой гладью речной
тёмный зверь неручной
зависает ворочая
запятые отточия
и ты где-то вовне
в переулке малом головине
открываешь окно а там
дождь по листам
жизнь по местам
смерть по пятам


[* * *]

на побережье – город, понятый
по возвращеньи, через год:
пивбары, привкус съёмной комнаты,
салака, водоросли, йод,
географические трещины
на потолке и на стене,
и пальцы, пахнущие женщиной,
совсем не нравившейся мне.


[пароходик]

пароходик движется по каме,
прославляет труд и оборону.
паралитик с детскими руками
катится в коляске по вагону.
напевая трепетные сопки
во снегах маньчжурии далёкой,
сталинские движутся высотки
в города, заросшие осокой.
там живёт последняя прививка,
тайная мичуринская явка,
тихая сиреневая ветка,
о которой бредит мосгорсправка.
двигаюсь туда же, зову внемлю,
в самогонном пламени сгорая,
медленно проваливаясь в землю,
чёрную, как лодка самурая.


[рыбалка]

нет наливай
конечно не жалко
но не теряй лица
и не забудь
поутру рыбалка
ловля воздуха на живца
знаешь
его всё меньше
он в самых
золотых
потайных местах
тихо дышит в воздушных ямах
слабо мерцает в багетных рамах
грудь в крестах
голова в кустах
помнишь ездили за калугу?
щучка – во
и подлещик – во
так подтягиваешь подпругу
так собираешь себя в дорогу
умбрия умбрия понемногу
сиена сиена поверх всего


[четверги]

      Квадратову

сегодня славный клёв. рыбак издалека
не видит рыбака, поскольку близорукий.
он рыбные места продаст за горстку рупий,
и выпьет, и уйдёт в элитные войска.

мечись же, бисер мой. гонись, моя пурга.
кто на крючке червяк – за бога не в ответе.
я, может, и живу на этом белом свете
четыре рыбных дня. четыре четверга.


[кнгсбрг]

      Игорю Белову

краснокирпичная поверхность. каменные труды.
трофейная земля. ничейные шпили.
дышится легче при ветре, который дует с воды.
тяжелее – при полном штиле.
время от времени зверь всплывает наверх.
так же тяжело дышит. требует в жертву блондинку.
его уговаривают. дают ему добрый совет.
читают – в виде напутствия – про эвридику.
пей коньяк и пой, немецкий орфей.
благодари бога. что живёшь, никому не мешая.
до небесных дыр зачитана в сумке твоей
мифология западного полушарья:
закрыть глаза, донырнуть до дна,
где орёт стихи безумная иностранка.

здесь хорошо ловится рыбка-бананка.
и не только она.


[тютchief]

      Дине Гатиной

сидел на полу.ru
разгребая совком.com
писем груду

не надо писать о том
буду ли я
стариком
[1. пятнистой лягушкой]
[2. земляным червяком]

может быть
и не буду


[кузнечик]

вот вы где все у меня в отчизне
вспышка справа да вспышка слева
опыты быстротекущей жизни
манит вдаль куртизанка слава
дрыгая ножкой

в детстве дерзали лик команданте
по ночам на асфальте мелом
он теперь на значках и майках
лев саванны святой насильник
дрыгая ножкой

в телевизоре чёрно-белом
после цвет и гиперэкраны
в чём родила и выходят в этом
куклы политики стыд-и-срамы
дрыгая ножкой

чтобы заснуть ничего не помнишь
модуль памяти смыт цунами
бродишь снами многосерийно
импровизирует лишь кузнечик
дрыгаяножкой


[пассажир]

      юке

до полёта пятнадцать минут

неучтённый четвёртый пилот
закрывает глаза и молчит
зная трещины в каждом крыле

успокойся гляди веселей
это выпей вон то зачехли
поднимается пар от земли
жёлтый пар от шасси

призови кратковременный сон
посчитай слонов
раз слон
два слон
три слон
четыре слон

если воздух покинет салон
жизнь газетами пошелестит

приведи в вертикальное и
застегни ремешок не спеша
чтобы тело застала душа

там решили уже наверху
who is who
и пакет уже каждому дан
и уже успокоился спит
перебравший с утра коньяку
пассажир тридцати пяти лет
гарегин абрамян


[t.i.]

в вашингтонской гостинице tabard inn
названной по чосеровскому рассказу
гордящейся отсутствием лифтов
старыми плакатами
стенами цвета запёкшейся крови
шумом воды в медных трубах
в стиле агаты кристи –
в таких местах они и бывают
а мне хотелось пощекотать себе нервы
и я оставил на ночь
дверь приоткрытой
и ночник включённым

в вашингтонской гостинице ожидаешь кого угодно
святого угодника из national geographic
или из церкви сайентологии
(и то и другое – неподалёку)
эдгара гувера
макнамару
покойного губернатора южного штата
что красуется на плакате в коридоре
спиной к зрителю
лицом к античной богине
распахивающий пальто
обрамлённый надписью
expose yourself to art –
но себя самого прозрачным бесплотным
увидеть не ожидаешь

он (или я) чуть сгустился
и сказал "да
ты умер семь с половиной
лет назад и в твоём теле совсем другой
ходит болеет пишет эти дурацкие строки
любит женщин пьёт и мучается похмельем
что ты будешь делать со всем этим не знаю"
превратился в рыжую кошку
и тихо растаял
в сером рассветном сумраке старого квартала
между семнадцатой и восемнадцатой
N и M

всех ожидает одно и то же
рыжая потёртая шкурка
вертикальный зрачок на зелёном фоне
визг тормозов на асфальте
тьма


[о нём]

      И. Кукулину

по гибкому курсу меняют его
последним говном обзывают его
за спички крупу бертолетову соль
от жадной души отрывают его
а как доплывут до небесных озёр –
выходят на оперативный простор
и после успешного пуска ракет
за рюмкой себя забывают его
ещё не слетелась азийская сталь
ещё не согрелась замёрзшая шваль
где в швабии тесно в судетах суды
там в щель поглядят и увидят его
о нет позывных пропусти дурака
походка легка две копейки строка
кукулин скажи сколь осталось мне жи
осталось ли лжи у меня для него
залезешь в меня – кратковременный дождь
потёртое зренье суставы болят
иди же один как бригадный подряд
по улице вечного мира его


[модель человека]

1.

истинно, братие, близ есть, при дверех.
в небесех знамение, на стенох беша знаки.
егда рече мир, внезапу ста брань.
дали по штуке на рыло, обещали по две.

сие перво суть, паки же иное.
восста языцы и слуги мехмета.
вопрошены быв, яко веруют, рекут невнятно.
петрович, сука, занял стольник и не вернул.

свет дают в день на четыре часа.
газ дают в год на четыре рубля.
жить дают вглубь на четыре шага.
добро, протопоп, ино ещё побредём.

2.

тут дверь была закрыта кто закрыл
виварий пуст а кто недоглядел
вот это кто засунул в автоклав
всех бля поувольняю говнюки
будильник ставил чтобы раньше к вам
как чувствовал ещё на полчаса
ну что качаясь с пятки на носок
что пальцем ковыряя в голове
всё знаю лаборанток по углам
не напасёшься пять ушло в декрет
кто на втором участке наблевал
профессор поскользнулся с кислотой

иди себе по внутренней тюрьме
переступая с пятки на носок
резиновый сжимая автомат
пощёлкивая счётчиком внутри

3.

физика твёрдого тела дай обниму
химия жидкого света а ну постой
синего ещё взора добавь ему
и на родник на стрешневский за водой

в этот овраг на лыжах вперёд звеня
прутиком ставил не заплутать бы крест
слышишь летящий там впереди меня
дай оглянусь что родом из этих мест

глупый наш север задним умом высок
то-то его качают по трубам влёт
он им на умном юге расскажет всё
всю им откроет правду
или соврёт

4.

"а у вас автомат газированной воды не даёт
я опустил а он не даёт
вот"


[труба]

представь, что пошёл снег
после плюс двадцати с лишним.
предстанешь перед всевышним –
он, оказывается, слеп.
он злые цигарки пали́т,
пишет в ведомости на ощупь:
– откуда?
– из марьиной рощи.
– в лимб!

гибель, как жизнь, скупа.
видимо, так и надо.

а ты говоришь – ангел,
а ты говоришь – труба.
будильник.
встанем чуть свет.
побреемся. пойдём со всеми.
в приборах, измеряющих время,
у нас недостатка нет.



Вернуться на главную страницу Вернуться на страницу
"Тексты и авторы"
Поэтическая серия
"Воздух"
Геннадий Каневский

Copyright © 2009 Геннадий Каневский
Публикация в Интернете © 2009 Проект Арго
E-mail: info@vavilon.ru