М.: АРГО-РИСК, 1998. Обложка Александра Сидорова. ISBN 5-900506-84-3 20 с. Перепечатано в книге "Купание в Иордани" (СПб.: Пушкинский фонд, 1998).

1

К тому, что нет меня, и я уже готов
К Тому, Кто есть не я, но ярость и огонь.

Во многоярусном театре облаков
Сегодня пусто, солнечно и холод.
Один суфлер, горячая ладонь,
Прижатая ко рту, горячая, осколок

Вчерашней роли, говорит: "Пожар",
Но ледяной профессьональный шопот
Не таял никогда не рвался не дрожал.
Подсказывал? - Да. Поправлял? Еще бы!

Все шло неправильно, хотя и высоко.
И правильно, что все остановилось
Во мне и что под каждым волоском
Есть луковица слез, набухшая на вырост

Есть действие какого и во снах
Ни зритель не увидит ни актеры
Представить не способны... Я, который
Есть лишь подсказка, запоздалый знак




2

Контекст велик. Небесны своды
Подержаны а всё еще идут
По ценам сентября тринадцатого года
За царский золотник, за русский фунт, за пуд.

Контекст велик. Весенний воздух тесен.
Подержанные облака
Уходят плохо. Свежие плакаты
Бросаются в глаза, разнообразьем бездн

Приманивая... Что ж, контекст велик.
Небесный свод поддержан равновесьем
Рождения и смерти - не свалиться
Ему туда, где я раздавлен весь




3

Тонешь медленно - спасение мгновенно.
А пока рассказываешь, как тебе спаслось -
Просыпаешься из яркого "наверное"
В мутное, неверное "авось"

Дыры, оплетенные веревкой
Вкруг запястия, рука в кармане - вдруг
Вцепится в рукав букашка, божия коровка,
Словно бы слетит на мокрый темный луг




4

Несчастье не имеет глаз,
Только запах, резкий и звериный.
И когда к заутрене звонили,
А над крышами всходил тяжелый зимний Спас
Я не знал еще, каков ты, Боже, в силе
Я не спрашивал, зачем испытываешь нас




5

в неэвклидовых просторах мы сойдемся
всё любовь там - и ни запаха ни вкуса
всё равно - рекламный клип колготок "омса"
опереточный ли мусор
или Месса Ре-Минор и Реквием, конечно,
тот, заказанный... Заказчик? - вот вопрос,
если музыка безлика и предвечна
если мы - слова, слова, слепое стадо слез




6

можно и молиться - не уде́ржим,
разве что увидишь световой квадрат
на стене, и вот, поговори с умершим -
не молчат они, ведь правда не молчат.

им бы выговориться, да я - глухой тетеря
то ли слышу, то ли просто шум в ушах
столько лишнего: троллейбус, крики, двери,
музыка на верхних этажах

слышишь ли теперь, какая прорва звуков?
это с улицы, из жизни, из разъезженной весны -
сорван голос у нее, и за́ стену, за угол
западает солнце тишины




7

На подоконнике водка бледна
В рюмке из детства, семнадцатигранной
В рюмке под коркой усохшего хлеба.

Это - последние времена?

Вряд ли... Еще ослепительно рано
Утро еще - напоенное мартовским небом
До́пьяна до состоянья зерна




8

Солоно мне твое солнце, март,
Мнимогорячее, только на стеклах
И оживляющееся. Нас, теплых,
Теплых, берут нас и как бы колоду карт

Перетасовывают, мозглое время года
Коротая меж четырех королей,
А дама где-то в уме, или еще южней,
под кипарисом у незатворённого входа:

о дерево, нет его без людей, и не стелет мирт
свою черно-вечную зелень
если внизу не посеяна смерть

если оставшиеся не опустили
тяжкую зернь
в ненасытную жирную землю




9

Задана высота, и такая, что сил никаких
Не хватает не то что набрать ее -
Просто представить, измерить ее расстоянье

Это мое, это здесь, это не из пролистанных книг
Это не монастырь где словесную братию
Унисонное пенье спасает и уставное молчанье

Еще по квартире блуждают осмысленные шумы́
Водопроводные трубы что-то лепечут, в ответ им
Потрескивают обои, стрекочет электропроводка, мы
Разговариваем на кухне под светом неярким, ветхим

Но вокруг меня - все что является - больше меня
Все как бы ворочается, разнимается, схватывается по законам
Неизвестным, чужим... И оказывается: ничего нам
Не остается, как только слушать. Слушать, беззвучными шевеля

Губами




10

что́ мне слёзы Верлена если небо не плачет
над городом но поворачивается
солнечной стороной
к тем кого не вернуть

если очки не нащупывают но прячут
за зеленые стекла в бесцветную муть
под распухший пузырь водяной
тех кого не вернуть

возвращение их после дождичка в чистый четверг
обещали - пока же со дна
подымается дымная глубь тяготимая вверх

как воронка захватывая имена
и крутя их, заверчивая спиралью
в горловину свою забирая

как воронка вывертываешься наизнанку,
когда из тебя имена их
вырываются и не знают

что им делать над городом как бы стеклянным
как бы ясным до дна спозаранку
и куда им девать расставанье с телами

чисто вымытыми приготовленными ко всему
что бы ни предстояло
в какую бы внешнюю тьму
их ни втягивало ни изымало




11

Из муаровой области мемуаров
из Лемурии пишут: они измучены им чернил
не хватает, бумага не держит букв

их часы производят больше чем надо ударов
в их лесах черно от галлюциногенных грибов
а свет испорчен, и хоть бы кто починил

Так что книг новоизданных лучше не присылать
Фотографии старые - да. Горчичные дагерротипы
это всё же надежнейшее из лекарств
от слепоты куриной или испанского гриппа

А у вас другие болезни, и у вас непонятная власть
крадет потихоньку жизни, как будто все остальное
уже украдено. Только смерть не украсть -
зато украшают ее    неподъемными лапами хвои




12

Забальзамированный свет
Священная аллея кошек
И прислонен велосипед
К стене египетского капища

Следы колес его бескожих
Живые шрамы, что пока еще
Не зажили, ползут шурша
В песке. Пустыня есть ландшафт

Не видящей себя души
Не верящей себе, не веющей
Сплошное марево и зрелище

Большой воды вдали, у края
Небес. Но рваться не спеши -
Истаивает синева морская




13

знали прикуп, жили в сочи
ели смокву, пили твиши
в изголовьи - сад висячий
злой павлин кричащий с крыши
ночь как дикий виноград

под ногами - звезды, свечи
слабый их колышет ветер
стоит пошатнуться спьяну -
зачерпнешь ладонью пену:
все глаза ее мгновенны
все уста ее шипят

словно со змеей играя
жили, наклонясь над морем
сохраняя привкус Рая
соль, какую после смоем
с губ - до полной пресноты

и прорежется вторая
жизнь-монашка, жизнь за краем
ты ли это? - не узна́ю,
я ли, страшной прямизною
выпрямленный, став чертою

линией от "я" до "ты"?..




14

кукольник ходящий гоголем
гоголь в покаянном куколе,
надо было так немного им -
чтобы звали их, аукали

чтобы на́рочные рыскали
их разыскивая и путаясь
с поминальными записками
с ворохом платков и пуговиц

форменных ли, малоросских ли
костяных ли, оловянных ли
Глухо бряцавшие россыпи:
Братнинское целование




15

Полутайнознавцы - полушарлатаны
Истина у них имела вкус
Подкисающей - из ле́дника - сметаны
Но, черней земли, откуда-то индус

Появлялся, двигался как тать
Ловко и бесшумно, словно прятал
Самого себя, за мизерную плату
Обучал сидеть лежать летать

И теперь они лежат летают или нет их
Глоссолалия имен их - только дым
Серебристый пепел на предметах
Заживо принадлежавших им




16

О как нас книжило со Степкой Малларме!
На ледериновом - снежинки - переплете
Не таяли, как будто в переводе
Б.Лившица, убитого в тюрьме,

Уже таился подлинный, буквальный
И запредельный холод. Рядом с ним
Из лесу выходящий Серафим
Саровский в белой радовальне, в дальной

Обители, середь Господних зим
Был ослепителен, сиял, как тьма во тьме
И звездчатый, в лицо ему летя,

Не таял снег на веках и на щёках.
Чего ж еще хотеть? и, столько лет спустя,
У века спрашивать о вечности, о сроках?




17

В начале - блики на челе
Ребенка спящего в коляске
В кустах смородины. И шорохи и краски -
Всё россыпью, враздрызг, пока еще вчерне

Эскизно... Да и чем ни пачкай
Как ни замешивай цвета -
Бумага остается чистой

Предгрозовая духота
Пчела повисшая над чашкой
Печаль без повода, (ее портвейн "Лучистый"
Успешно лечит, и она светла)

И делается вид, что с места ничему
Не стронуться - но все пребудет вечно
Полуденным, без места и числа

Что кончу так же как начну

Легко бездумно и беспечно
С лицом ребенка отходящего ко сну
Сливаясь




---






Лев Кривулин
1980 - 1998

Где-то там далеко-далеко
Есть огромное море любви
Огражденное черными скалами
Скалами повседневности

И из моря того
Вытекают ручьи
Ручьи настоящей любви
Горячие и безответные

Но их мало, очень мало
Их так трудно найти
Среди рек лжи и коварства
Омывающих наши сердца

Но если ты человек сильный духом
И будешь стараться найти
То найдешь обязательно
И станешь счастлив

На всю свою сраную жизнь!

Февраль 1998