Анатолий НАЙМАН

СОФЬЯ

      М.: ОГИ, 2002.
      ISBN 5-94282-009-0
      На обложке рисунок Софьи Федосовой.
      24 с.


    ОТ АВТОРА

            Я родился за полвека, даже немного больше, до рождения героини этой книги. Я помню сверкание бульваров в Риге накануне вступления в город войск Гитлера - и уличную сирену и теплое влажное бомбоубежище в Ленинграде во время первых налетов "мессершмиттов". И обморочную тишину в остовах разбитых ленинградских зданий сразу после войны. Помню травлю врачей в обыкновенной районной поликлинике, когда Сталин, наскучив выявлением и истреблением условных космополитов, объявил вредительство в медицине. Помню, как было, когда он умер, и как было через три месяца, когда я кончил школу, бывшую Петершуле. И запах ее коридоров - пыли, реактивов из кабинета химии, карболки из уборной, яростных детских выдохов. И кое-что из того, чему учили в Технологическом институте имени Ленсовета, и все, чему не учили. Я помню, какое кимоно было на семидесятилетней Ахматовой, когда я в первый раз пришел к ней, и какой шарф на восемнадцатилетнем Бродском, когда он в первый раз пришел ко мне. Помню сотни лиц и тысячи сказанных слов. Людей, которых знали только в узком кругу, и людей, известных всему миру, - одинаково мне дорогих или одинаково безразличных. Хрущева и то, как дико и комично он говорил, и Брежнева, который говорил комично по-другому и совсем не дико. Трудовые семестры в колхозах и на овощебазах. Карибский кризис, к которому я, как все, был совершенно равнодушен, и убийство Кеннеди, вызвавшее слезы. Я помню так, как если бы все это было неделю назад, месяц, максимум год. Только общая негласная договоренность заставляет меня разносить людей и события по срокам, находящимся в ведении календаря, то есть искусственным. И лишь одного события своей жизни я не помню, самого главного - рождения.
            Какие-то его черты и контур стали прорисовываться, когда родилась Софья. Внушительность рождения моих собственных детей была ослаблена и замутнена внушительностью вызванных этим забот. Не то чтобы я не мог вглядываться в них, но я не мог жить через них - мог только для. Софья вернула мне все: что было, когда я родился, и когда еще не родился, и когда родились мои дети, и что было, когда она еще не родилась. Я жил ею и время от времени был ею. Теперь я не только помнил, как я любил когда-то, ребенком и юношей, не понимая, что со мной происходило, будучи только инструментом любви, ее рядовым и слугой, - теперь я любил и каждое мгновение знал, что это такое. И, так любя, я понял, почему все, что я помню - про пышные парки и каркасы домов, про долгую-долгую войну и стальное перо "8б", про вождей потных усатых и потных лысых, про тех, кто был старше меня на полвека, и кто был младенцем в тот год, когда и я лежал в кроватке, и кто родился у меня на глазах, в какую-то минуту ставших мне близкими и родными или чужими и даже врагами, про прошлогодний снег, какой он был твердый и сухой, пока не начал таять, и про царя Петра, 300 лет назад заложившего мой душевный пейзаж, про которого я никак не могу помнить, а помню - почему я помню это, а не то, что тоже было, а я не помню. И понял, зачем я всю жизнь помнил ясные спокойные слова Пушкина - "и, может быть, на мой закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной".
            Софьи.
            Софьей.
            О Софье.


Вернуться на главную страницу Вернуться на страницу
"Тексты и авторы"
Поэтическая серия
клуба "Проект ОГИ"
Анатолий Найман

Copyright © 2001 Анатолий Генрихович Найман
Публикация в Интернете © 2001 Союз молодых литераторов "Вавилон"; © 2006 Проект Арго
E-mail: info@vavilon.ru