По шкале Бофорта: [Эссе.] Urbi: Литературный альманах. Выпуск десятый. СПб.: Атос, 1997. ISBN 5-7183-0134-4 С.123-124.

Великий немой родился сто лет назад. Дар речи он, в конце концов, обрел, но еще долго оставался Великим дальтоником. Последние полвека у кино репутация Великого без всяких оговорок. Историки культуры и киноведы любят составлять списки самых Великих фильмов. А что остается делать не киноведу, а дилетанту? В список шедевров мирового кино я обычно вношу фильмы, которые потрясли меня лично, а не весь мир. Например, "Дети партизана". Этот фильм я смотрел лет сорок назад, а до сих пор помню: двух детей, мальчика и девочку по имени Олеся, преследует в лесу фашистский прихвостень. Они прячутся от него, но не сдаются: перочинным ножом вырезают на коре деревьев: "Глушко - предатель". От ужаса я подымаю вверх ноги, и на меня кричат другие дети-зрители, которым я мешаю смотреть фильм.         Самые острые кинопереживания в детстве были для меня самыми острыми жизненными переживаниями. Я предпочитал вторые смены первым, чтобы с утра поспеть в кино. Я знал все дыры в заборах летних кинотеатров, сквозь которые можно было вполглаза прорваться на вечерний сеанс. Я всерьез собирался подделать паспорт, чтобы меня пускали на фильмы "до шестнадцати".         Из всех художников мира я больше всего любил вдохновенных мазил наших провинциальных кинотеатров: у них, у мазил, была своя иерархия, свои подмастерья-счастливчики. Теперь этот цех, эта гильдия вымерла: плакаты вытеснили свеженамалеванную афишу. А ведь там были свои Джотто, свои Шагалы. Лучше всего им давались физиономии Фернанделя, Луи де Фюнеса, Бурвиля: уроды куда узнаваемей красавцев. Теперь я редко выбираюсь в кино. Даже не знаю, почему. Но о своей первой любви, любви к кино, лет двадцать назад я написал стихи: Я пошутил: представь себе, сказал, Стриптиз на сцене. Ярусы, партер Мужчинами забиты. Я сижу В ряду последнем. Рядом: кинолента, Затертая, обглоданная. Пусть Кристиана-Жака, пусть Де Сики. Я с ней целуюсь. Разве я могу Любить других? Оркестр. Мороженое. Человек-гора Аккордеонный приоткроет ящик: Оттуда - скок! - пружинкою горбун - И по рядам фойе под женский визг, Переходящий в шепот. Пинхус Берг! Какой теперь иерусалимский мальчик От вас не оторвет своих маслин? Зима и кафель. Приоткрутишь кран: По раковине цокают сосульки, В затылок смотрит Герда. За тобой На лыжах смерть в халате белофинна, Размахивая палками, бежит. Нас распустили. Будь благословен Проклятый вирус гриппа. Ты - свободен. Есть где-то город. Есть отшиб. На нем Не празднуют законов карантина. Есть девочка и мальчик. В темноте Рукой, как бантиком, отмечено колено. Любил ли я ее? О, если б знал Тогда, что можно с женщиною делать, Я б застрелился: пулею в висок. Аплодисментов стайка. Каждый жест Фальшив. От атропина Зрачки расширены. Она поет "Арриведерчи Ро...". Мой старший брат Ее уводит. Теперь такие фильмы не идут.

Продолжение книги "По шкале Бофорта"