Книга стихов.
СПб.: ИНА-Пресс, 1999.
Обложка М.Покшишевской.
ISBN 5-87135-087-9
60 с.

ВЕСЬ 1997

Сломай стишок, увидишь ты внутри,
как мало общего у них у всех с людьми

1.

Когда я не сошел с ума,
а только в чувстве повредился
(ты это поняла сама,
когда подходишь близко-близко),
я научился быть счастливым,
глядеть на воздух и деревья,
но вдруг ужасно испугался:
а вдруг мне никогда не будет
ни тридцать лет, ни двадцать девять.

май 1997




2.

Мне так хотелось, чтоб меня
вы прокатили на машине:
об этом Кальсина просил,
и даже Львовского просил -
не потому что денег жалко
(хотя, конечно, очень жалко),
а потому что нету сил.

Я никого из них не извиняю.

-------------------------------------------------------------------------
Кальсин М.Г. - директор книжного магазина "Эйдос".
Львовский Станислав - поэт, автор книги "Белый шум" ("АРГО-РИСК", 1997).

3.

Я - это очень, очень просто:
немного тщеславья, немного терпенья
плюс тела бедного кулек,
который я тащу через года,
как будто что-то ценное таскаю
(ведь даже я подвержен тленью).

Я этого не понимаю.




4.

Мне нравятся стихи, когда они летят,
но до чего ж они со мной не схожи:
я так хочу в их белоснежный сад,
они ж над Бабушкинской маются, кричат,
голодные, как стая ворончат, -
в них слишком много черноты и дрожи.

Нет, правда, что меня никто не обижает:
ни шеф, ни Ольга, ни стишки
(хотя, когда бегут вперегонки,
ведь сами же себе они мешают,
друг друга душат, исправляют, жмут,
когда-нибудь они меня сожрут).

Я этого стихам не разрешаю.

----------------------------------------------------------------
Еще мне нравятся стихи Елены Шварц
(одной китайской поэтессы),
они, наверно, на нее похожи
(хоть иногда, мне кажется, не очень).

5.

И последнее. Зная, что никто из пишущих
о себе не может избежать пошлости, я
готов признать, что пока моя жизнь
складывалась благополучно, и все же -

Не страшно, Господи, стареть,
хоть мне сперва противно было
(а что, приятно одному лежать
комочком в собственном стихотворенье?):
все восхищались? все меня жалели?
Все - Димочкой хотели называть?

октябрь 1997

ВЕСЬ 1998

Нет, никогда не стану я
до самой старости дитя.

1.

Мне 30 лет,
а все во мне болит
(одно животное мне эти жилы тянет:
то возится во мне,
то просто спит,
а то возьмет - и так меня ударит,
что даже кровь из десен побежит).




2.

Никого бы не хотел обижать - потому что
обижать людей нельзя - но так получилось,
что в один журнал я пообещал стихотворение,
которое уже напечатал дважды.
Нехорошо получилось.
Очень жаль.

Еще мне жаль мою статью
(она убогая была,
ее не приняли в журнале) -
а в ней ведь тоже плыла синева,
лежали мысли целыми кусками,
и гордость там и сям чернела как земля.




3.

Теперь, надеюсь, вам понятно почему
я так влюбленных не люблю:
и не за то, что некрасивы
(как раз-то это мне приятно),
и не за то, что будут изменять,
и даже не за то, что скоро разбегутся,
а после лягут в разные могилы
(все это тоже можно пережить) -
но мне, зачем мне знать,
что между вами было,
когда я сам еще
могу желанным быть.




4.

Вообще-то я чужого не беру,
но я хотел бы новую судьбу,
но с тем условьем,
чтоб понамешали
в меня побольше снега и тепла
и чтоб там тоже лыжники бежали,
под шапками огромными дыша.

Так безобразно я пишу,
что даже сам не понимаю,
как это все однообразно.
Но если правильно сложить
в один мешок стихотворенья
все эти.......................................,
все сгустки света и тепла,
охапки боли и стыда -

вот было бы стихотворенье.




5.

Поэтому-то мне теперь и не вполне понятно,
чего я так взбесился этой весной, когда, услышав
первый вариант этого стихотворения, мне сказали,
что у меня появились замашки эстрадного симулякра,
видимо, думая меня этим упрекнуть.

А я и щас
хотел бы изменить
один любимый мой видеоклип,
где Пугачева обо мне поет,
но только так,
чтоб за спиной моей стояли
(желательно в красивых пиджаках)
не эти мальчики
и Гарик Сукачев
(они мне ничего не обещали),
а вы - которые меня читали:
Ахметьев, Гуголев, Малинин, самолет.




6.

Итак, прожив еще один год, я стал полагать, что трагическое мироощущение - это удел малолетних.
В конце концов, понять, что все умрут, - это дело техники. Но уж если ты намерен жить дальше, то будь любезен, придумай себе хоть какое-то оправданье.
И тем не менее не могу отказать себе в последнем удовольствии.

Вообще-то я уже об этом говорил,
но мне, и правда, было неприятно,
что вы тогда не помогли
мне выбраться из этой тьмы
(а я ведь там лежал
здоровый и опрятный),
но ведь и вы боялись темноты.

А значит, это выше наших сил.
Но я об этом тоже говорил.

<Все свободны>

май-декабрь 1998