Вавилон: Вестник молодой литературы. Вып. 7 (23). - М.: АРГО-РИСК, 2000. - 220 c. Обложка Дженни Курпен. ISBN 5-900506-99-1 С.39-45.

5.04.99 "Вавилон"

МОИ ГРУЗИНСКИЕ ДРУЗЬЯ

Рати и Малхаз, два брата в спортивных
костюмах, сидят в деревянном ресторанчике,
выстроенном посреди леса на бывшей заправке
в черте города. На Рати, младшем из них, тридцати-
летнем крепыше - традиционная грузинская шапочка,
напоминающая по форме аккуратную половину
походного котелка, знающего дым и песни. Ресторан
называется "Пиросмани" и будет открыт еще
через пару недель. На столе стоит бутылка водки,
Рати режет аккуратными кусочками колбасу
на сковородку, присыпает луком. Мы заехали
к ним перекусить посреди ночи. Малхаз беседует
с нами о кино, его любимый фильм - "Плохой
лейтенант" с Харви Кейтелем. Подъезжает еще
одна машина. Из нее выходят Юра и Лаури,
бизнесмены. Юра - крепкий мужик с бретерски
распущенными кудрями. Лаури вызывает скользкое
ощущение, он в круглых очках и во рту у него несколько
темных зубов. Лаури ругается с Юрой, потому
что тот обещал и не сделал очень важный звонок.
Юра пьет водку, энергично жестикулирует. Рати
и Малхаз сдержанно улыбаются. Колбаса уже готова.
"Не нужен ли тебе охотничий карабин, отлично бьет," -
спрашивает меня Юра. "Ты из Латвии", - говорит Лаури, -
"Не люблю Латвию, мне там машину разбили." Пьем,
закусываем горячей поджаристой колбасой. "Все, что
здесь готовим, очень вкусно получается", - задумчиво
говорит Рати. Скребем сковородку, собирая обжаренный
чуть сладковатый лук. Жутко вкусно. Бизнесмены
собираются. "Не люблю латышей, но ты здесь ни при чем,
живи", - на прощанье жмет мне руку Лаури. "Тебе того же", -
не задумываясь, отвечаю я. Они уезжают, мы решаем
поджарить еще картошки. На столе лежит альбом
с репродукциями Пиросмани. Рати ставит кассету
с грузинскими песнями. Рассматриваем прибывшие
недавно глиняные кувшины и другую посуду ручной
работы. Таллинн, 26 декабря, три ночи. Район Мустамяэ.




АКТРИСЕ

Индийское кино не интересно никому,
а ты красавица, интеллектуалка,
тебе не жалко, что жизнь проходит караваном,
а смерть огромным ятаганом
спешит с песком и вихрем вместе
смешать последнюю постель
зарыть, закрыть в историю, как в шкаф,
всех нас? Я знаю, жалко, дэви.
Ты всех нас видишь как в кино
индийском, вот сейчас герой вступает
в бой, вот он танцует, вот ему цветы подносят,
смеются обезьяны и бананы плодоносят,
вот он печально песнь поет. Индийский
профиль, да Восток как блюдо золотое из
золота тяжелого - на нем все, что желаешь,
если ты желаешь. Но ты в огромной
чернобурке, в полупрозрачной юбке ты,
готова выйти в поле к белым - цветам,
к богам и с веткою омелы, в сандалиях
спешить. Я здесь лишь маска. Не запланировал
сценарий (меня). Я просто подобрал какой-то
брошенный платок, взглянул на потолок
и молча поклонился, вышел. А слезы капали,
и тушь текла в ближайшем продуктовом,
когда звезда, что родилась, чтобы спасти Восток...
Но тут бег времени умолк... Неважно, Дана,
что мироздание поверхностно. Ты так отчетлива,
прекрасна, что жизнь как капельница нам,
в подарок, вовремя, напрасно, смешно положена
в рукав, в карман, во внутренний. Ударит время -
покатишься, а холм... Индийское кино. Твой
профиль. Такие лица вспоминаешь сразу.
Как ночь с друзьями на вокзале под Ленинградом
или какого-нибудь зверя из череды домашних
обитателей. Пуст дом. А ты - пропажа сна.
И пряжа ткется тоньше. Ты - знаешь? Если нет,
тогда молчу, не телеграф ведь, "Ассошиэйтед
Пресс". Ты, Дана, - дана как уравнение морское,
как жемчуг, как коралл, как спинка стула работы
мастера, голландца, что поселился на Суматре
примерно двести лет тому назад. Так много здесь.
Теряюсь. Стоп. Движение руки. Спускаем на воду. Пора.
Отдайте мне платок. Пусть будут счастливы... А вы
откуда? И эти трубы. Был дан сигнал, и капитан
склонился к штурману-японцу. И Дана под зонтом
из кружев. На палубе. Скрипач, вот десять золотых. Мы
попрощались, Дана? Так будь царицею Ливана! Я просто
ставлю подпись здесь. Я видел вас, я вышел весь.




ПЛАНЕТА NO MONEY

Когда в доме кончается еда,
я спускаюсь вниз по длинной
стремительной лестнице. Я
захожу в магазин и покупаю хлеб
и сыр. Деньги перестали бывать здесь,
их маршрут изменился. Их новые друзья
блистательны и непоседливы. Они
листают журналы и купаются в теплом
море. Я обитаю в синем спортивном
костюме (куртка - с капюшоном) и
изредка получаю телефонные звонки.
За телефон я успел заплатить, теперь
я и мой приятель - чемпионы по
приготовлению макарон. Иногда мы
готовим их с чесноком, поддерживая себя
в здоровой спартанской форме (в городе -
эпидемия гриппа). Книги стали читаться
медленнее, музыка звучит не всегда. Похоже
на полет в космос без какой-то научной цели.
Нельзя сказать, что мы не пытаемся заработать.
Я хожу в рекламные агентства и пью чай
с менеджерами, мой приятель изучает программы
по компьютерному макетированию. Его девушка
уехала в Мексику штурмовать пирамиды, прихватив
еще двух подруг. Они шлют письма, написанные от
руки, о том, что купили джип и индейские одеяла.
Они уехали накануне кризиса, мы думали к ним
присоединиться через месяц. Но наш банк лопнул,
и хороший знакомый из его пресс-службы не
предупредил нас об этом. Он был больше верен банку,
чем нам. Этого финансового учреждения больше нет,
а мы едим макароны с чесноком и смотрим телевизор,
на котором уже не найти Евроспорта, Эм-Си-Эм, Cartoon
Network, зато есть сериалы и дикторы новостей,
корректные, как технические словари. Это планета
No Money. И мы - ее обитатели в синих спортивных
костюмах с тарелками макарон в руках. Мы посыпаем
их базиликом, наши дела не так плохи. Завтра день
Святого Валентина и, может быть, раздастся
несколько телефонных звонков. Хорошо бы - из Мексики,
из города, где живут сорок миллионов, а сам Мехико
находится в чаше пересохшего озера. "Дружище,
как у нас с чаем?" "Допиваем подарочный набор!" -
отвечает он из кухни, где радио передает новый хит
"Есть ли жизнь после любви?" Размышляем на такие
темы мы редко, но вот кто-то звонит - может, пригласят
на обед? Реальность распалась на много маленьких
макарон, и мы накручиваем их на вилку, мирные
и задумчивые, как монахи. А вчера мы видели
мужчину с длинной окладистой бородой.




ОБОРОНА С МИККИ-МАУСОМ

Приобрел пистолет
отстреливаюсь на девятом этаже
под моей защитой микки маус
он мой друг уже девять лун
подносит патроны по утрам
заправляемся какао
его еще немного осталось
в той большой коробке
что ты принесла с птичьего рынка
и поставила на пол
немного рассыпав

Где тебя носит
холодный упругий
ветер преступлений
микки маус читает
Робинзона Крузо сидя
на диване весь в подушках
его большие уши -
локаторы негодования
мы обязались не просить
прощения принесли клятву
на кухне глядя в зеркала
микки маус сказал
сегодня будет весело!

Заплатите за пейджер
мобильный телефон
спутниковое телевидение
пиф-паф мы дырявим газеты
но они ни при чем и микки
маус в майке с Мао
кричит в мегафон
Куда ты ушла? Возвращайся
скорей! Сегодня будет весело,
много жареной картошки
и дрянного кино о том
что все прошло как
дивизия внутренних войск

Но она не придет
ей дарят сережки с бриллиантами
и новые часы со средневековым циферблатом
где-то в Америке каждый вечер японский
ресторан они едят за столиком
в окружении верных собак
и сиреневый паж потихоньку спешит
удивительно сделать все правильно

А мы со стариной микки
перезаряжаем магазины
в обстановке хаоса и
непонимания мы образовали
Трансатлантический вал
нам не страшен Ваал
мы с горячим какао на ты
ореол доброты
вчера к нам пришел
испанский посол
долго играл на скрипке
мы ему поставили канделябр
но ему все равно было темно
отключили электричество с утра

Сегодня прислали парламентера
какую-то топ-модель
я познакомил с ней микки
они понравились друг другу
я выделил им ванную
любовь должна быть среди теней и влаги
и мохнатых полотенец
ее зовут кэнди
Королева стипендий

Постепенно образовалась степь
о ком-то там я мечтал
всегда найдется дом
чтоб посмотреть на него
но здесь было как-то приятно
без и вдруг мы встали и пошли
по ровному розовому пространству
а ты там в Америке
ела лобстеров и тебе было жаль

природу?

я продам пистолет
нет расплавлю его на
газовой плите
пусть падают капли металла
я отдам микки мауса
Walt Disney & Co
(можно представить
его возражения)
ничего не осталось в пачке
какао ты вернешься может
быть в сентябре
распотрошенные лобстеры на тарелке
нас взяли.




ДЛЯ ТЕБЯ

Люди в спортивных костюмах
держат зажженные спички
на кухнях, где стены и шкафы
выкрашены в голубой цвет.
"Где мы потеряли наши сердца?" -
спрашивают люди в спортивных
костюмах. "Где наши девушки,
где наша жизнь?" А девушки
продолжают шествовать,
празднуя возраст, весну, талант,
улыбки, сигаретки, пепельницы
в форме раковин, пудреницы в
форме голубок. Происходит даже не кино,
скорее - видео. Все можно перемотать,
а то и вовсе записать на ту же кассету
совсем другой фильм. Немножко
неестественные цвета, дублированные
разговоры. Пиратские видеопрелести
обесценивают очарование классического
ежедневного кино. И чтобы хоть
как-то сконцентрироваться и рассеять
паутину дежавю и флэшбэков,
люди в спортивных костюмах
держат зажженные спички
в вытянутых руках.




ЯНВАРЬ. КАННЫ

Канны -
это зеркало, разбитое о край ванны.
Это сорок пять минут до Монако.
Однако,
одиноко
с пепельницей мобильной
передвигаясь по изобильной
земле отдыхающих франков,
ты как шарманщик с его обезьянкой,
с прошлым не расстаешься,
и только по пьянке
можешь уткнуться в плечо иностранке,
японке.
Здесь продюсеры ходят по парам,
а звезды смолят за углом сигаретки,
и рядами шагают старлетки
к ресторанам, романам, омарам.
Собственно, это январь, днем -
плюс восемнадцать, ночью -
чуть холодней, и, надвинув берет
до бровей, ты торопишься поскорей
в ресторанчик злюки-китайца.
Здесь питаются журналисты
восточного блока, поедая
лапшу, залитую соевым соком,
ты киваешь соседям, таким же
медведям, но с несколько более
звонким прононсом, жмешь руки
эстонцам, садишься за стол.
"How do you do..." "И тогда я сказал..."
Поел и пошел.
Вечер в Каннах,
все яхты уткнулись в причал,
кончен бальзам в бутылке из-под кока-колы,
от которого привычно темнеет язык.
Ты сидишь на скамейке у моря.
Не существует других миров,
снега, безденежья, хмурой плиты
балтийского неба, приятелей,
ждущих чего-то с понедельника
до воскресенья. Твой кошелек
готов подтвердить реальность спасенья.
Но то, что ты покупаешь, кончается сразу,
ты чувствуешь в этом угрозу,
непонятную линию прозы
тридцатилетних.
Что поделать, здесь - была остановка,
здесь ты сошел с плащом
и антикварным портфелем,
в рай ты вступил, как в воду морского десанта.
Теперь с вниманием изучай,
бери уроки ленивого сленга за деньги
с портретом Марии Кюри,
теперь - смотри.
Здесь пальмы, певцы, диск-жокеи,
сонный портье с рыбьим английским,
и девушка Катарина, немка, с цепочкой на шее,
твердящая: "Я невидимка".