Я как-то дежурила у Максимилиана Александровича ночью, и он вдруг спросил меня: "Скажи, Лида, на какую букву легче дышать?" Нам запрещалось с ним разговаривать, и я, удивленная его вопросом, подумав немного, ответила: "Не знаю". Прошло, наверное, около получаса, когда Максимилиан Александрович вдруг сказал: "На букву И". Сразу я даже не поняла, а потом сообразила, что он передышал на весь алфавит и сделал вывод.

Л. Аренс

типа астмы
асти спуманте
само собой разумеется
как дышится
(и краткое)
так и пишется
(ижица)

почётнейшее дело в мире этом –
гуляние по городу с поэтом,
когда на то, что порастёт стихами,
поэту проще показать руками.
сумею ли, острей глухонемого,
расслышать жест, опередивший слово?

поэзия, должно быть, глуховата,
когда себя перед честным народом
старается снабдить замысловатым
продолговатым сурдопереводом,
сумею ли... покуда суд да дело,
она уже взяла и устарела.

когда бы и зачем ни прозвучало:
ногами обладающий, да встань же! –
нет, мы не встанем позже или раньше,
чем мы вставали с самого начала.
сказать-то да, сумею ли понять я,
что в мире нет почётнее занятья?

я только и могу сказать наверняка
что чем-то у тебя испачкана щека

вольно ж теперь порхать вокруг да около
и тихо недолюбливать Набокова
за чопорное "копоть на скуле"

за бабочек не преданных земле

это что я с шести утра на даче слышу?
это галочьи опыты на покатой крыше.
это что ли такая игра: взлетать стократно
и съезжать с характерным скрежетом обратно?
это (что мы с тобою пишем) что ли игрушки?
кошкины посмертные потягушки.

себя самоё понимая превратно
самой же себе на диво
туда и обратно
да и обратно
по проволоке ходила
надежд не питая на чьё-либо brava
да в общем и не пытаясь
добраться до края
шаг влево шаг вправо
расценивая как танец

Вкушая аз вкусих святых даров,
и солнца будь здоров,
и молока Твоих коров,
со мной собака ходит за водой,
и овцы с перепугу мечутся в кусты,
и всяческих даров Твоих святых.

Меня покусала овчарка Федя
кавказской национальности, типа медведя.
Меня покусала собака, однако
прожуй-ка попробуй меня-ка.

Ирга идёт на компот и в рот,
и прочая ягода в рот идёт,
потом на компост и в рост.
Яна пошла в народ.

Здесь бабушка и дедушка лежат,
и мамин старший брат,
и младший,
умерший в детстве, брат.
Ещё тут мальвы
и деревья разные растут.
И я вот тоже тут.

Её зовут Корина.
Она смирная.
У неё кожа стёрта до крови и мухи налипли,
она молодая, а хомут велик,
а меньше хомутов не бывает,
а запрягать всё равно нужно.
И к людям, в общем, такое же отношение.

Мой двоюродный брат Федя,
он сейчас в тюрьме,
мой соusin,
меня когда-то научил песне
про "цыплёнок жареный цыплёнок пареный".
Вот ещё такой разговор помню, тоже тут, в деревне,
зимой, кажется:
– Я-ан, ты ругаться уме-ишь?
– я – нет, не очень, Гришка (родной брат) умеет.
– а матом уме-ит?
– он по-всякому.
– а он слово ... (не помню, какое) что, тоже что ли зна-ит?
– ну уж наверно.
Мой другой двоюродный брат, старший, Коля,
некоторое время учился в ПТУ в Москве, был металлист.
Однажды я ехала на велосипеде орлёнок,
положила правую ногу на раму, думала, левой достаточно.
Оказалось недостаточно, а правая с рамы не снимается.
Коля пробежал, наверно, метров сто,
велосипед падал уже,
успел меня поймать.
Он сейчас тоже в тюрьме.

В магазине конфеты только такие были,
горошины разноцветные.
Бабушка Вера
меня наряжала в магазин идти,
хвасталась.
В очереди охотно удивлялись:
– Это чья же такая девочка?
Хлеб серый только.
Имена помню:
тётя Нюра,
тётя Васёна.
Их самих
не помню.

К корове на дойке подходят с той стороны,
с какой она дома привыкла.
Вымя вазелином мазается.
Пальцами нужно сначала осторожно нажимать,
потом уже в подойнике звенит,
а потом это всё через марлю в общий бидон
и увозят.

Тьфу ты, опять.
Что ж это я так дохлятин боюсь?
Уже вроде бы
и бояться-то нечего...

Уже вроде бы
и бояться-то нечего.

Лиственница облетела на землю,
как будто собачья шерсть валяется.
Как-то зимой неподалёку отсюда
встретили белого зверька,
дедушка Федя сказал, что это – ласка.

Балансирую от столба до столба.
Куда заведет ограда
Голубого детского сада?
Ба-бах –
Окончен полёт.
А вот и мама,
Несёт в руках
Марганцовку, зелёнку, йод.
Будем красить снеговика.

Мокрый, трёхлетний,
думал, деда и Яна уже ушли,
в одиночку добрёл до Большой поляны.

Чем с утра у сестры голова занята – угадали?
Едва ли.
То ли братика как-то постригли не так,
то ли плохо назвали.
Трали – вали.

Я знаю пять имён девочек.
Я знаю пять имён мальчиков.
Я знаю пять имён собственных.

не то беда что с фразами простыми
от брата жду вестей издалека
и камушек израильской пустыни
ношу с собой в кармане рюкзака

не то беда что всё это придётся
из итальянских слов соорудить
глядишь оно пока переведётся
как раз найдётся что переводить

не то беда что иногда мне снится
и снится иногда средь бела дня
что Барбара моя такая птица
а Яшка это кошка у меня

цапля птица цапля птица
цапля курица немножко
где бы ей остановиться
расстегнулась босоножка
руки девочки топорны
в ухе мальчика серёжка
та поддержка и опора
этот мается с застёжкой
где наверно у колонны
где шанявский благосклонный
кто ещё не айседора
но уже наверно скоро

мы с Борей Тошу на вокзале провожаем,
при том, что сами вскоре тоже уезжаем,
при том, что вечером, что вечером друг друга
мы провожаем с Борей по второму кругу,

и повторяется дурацкая игра,
и нам с тобой она заведомо по силам:
за полчаса нажить совместного добра,
чтобы потом обоим порознь хватило,

и хоть и поезд уходящий настоящий,
и на перроне снег – и то не понарошку,
ни с верхней полки не сорваться говорящей,
ни с русской классикой заезженной дорожки

Мне было не до мелочей,
а нынче замечаю
пылинку в солнечном луче,
собачку чау-чау...

Столь чудны нынче на земле
Всевышнего дела,
что я чуть-чуть навеселе:
очки приобрела.

взрослеть что залезать под душ ледяной
уж вроде бы и животом под ним и спиной
а всё какою-то пяткой страшно дышать
там наверно душа