С.Г.

А тут опять весна, воздух скрипит сырой,
ветер такой в грудь, будто стучит "открой",
слабая тень косит, вбок бежит,
испаряется жизнь, плохо лежит.

Я стою под столом, надо мной стол,
гром расыпает, как ртуть, бильярд.
Будто один остался мужик - во дворе столб
среди барахтающегося белья.

Вот из заплат атлант выгибается, вот колосс,
вот над кормой летит парус с прорехами.
Кто до свету рожден - до темноты подрос.
Ехали мы с тобой, ехали и приехали.

Что там пенится по краям? - вроде, бывшее,
уже вскипавшее, уже остывшее.
Снизу поле гудит, как немой,
свет такой, будто пришел домой.

...Там, где хотят жить, как хотят пить,
но идут к реке в сапогах котят топить,
где, угрожая, тебе говорят: мать.
где нелегко жить, легко умирать,

в тех краях, где воздух трещит, как холст,
где за холмом холм, на холме погост,
где, как дыра с дырой, с тобой говорит март -
там поймешь, что никто не мертв.

Рано еще ваять - ветер, ты лепи,
нечего нам вещать, множить вещи.
Ничего, ничего в груди, кроме любви,
тяжелеющей и отсвечивающей.