Говорят, постмодернизм - это когда невозможно ничто новое, все уже было. И тут приходит Авалиани - и оказывается, что все наоборот: нет ничего невозможного, посильно любое чудо. Р-раз - и палиндром из экзотического штукарства становится живой речью, сверкающей на все лады: то афоризмом, то метафорой, то игрой стиля (а ведь бился над этим еще Хлебников - и ни в какую). Два - и какая-нибудь невинная детская словесная игрушка, вроде памятного с начальной школы "умножить = умно жить", читаем то так, то этак, - дает жизнь новому поэтическому жанру, тавтограмме (палиндром и тавтограмма - крайние приложения двух фундаментальных принципов художественной философии Авалиани: всеобщей обратимости - конец и начало относительны, условны, охотно меняются местами, - и всеобщей дву- и многозначности - никакое чтение не может быть единственным, всегда есть второй смысл). Три - и конструктивный принцип стиха (речевой поток сплошь пронизывается новой мерой) прикладывается к потоку истории: перед нами историфмы Авалиани, последовательность событий и дат, разделенных одним и тем же сроком, подлинная поэзия по классической формуле Ломоносова - сближение понятий далековатых, высекающее из них новый смысл.
        Листовертни Авалиани - может быть, самое его из всех его чудес. К обратимости и двузначности прибавляется здесь еще одна идея: в искусстве не может быть ничего незначительного, художник использует, в качестве материала, все, что может идти в дело и, в конечном счете, волновать ум и душу, вызывать подлинное восхищение. В данном случае материал Авалиани - форма буквы (в сущности, даже футуристы так глубоко не копали). Авалиани не просто создал новый жанр - который еще и непонятно, куда относить: то ли это визуальная поэзия, то ли - невиданная вещица - визуальный палиндром, то ли просто маленькие мультики, герои которых - слова... Авалиани создал новый способ видеть слово - как одновременно часть и целое, статику и динамику, картинку и текст (в отличие от футуристической линии Крученых/Чичерин - Никонова/Сигей, где текст превращается в картинку и вытесняется ею).
        И что особенно любопытно - все это не мешает Авалиани писать просто стихи. Или, вернее: просто писать стихи (потому что и просто стихи Авалиани не так просты). Пропорции игры, исследования, эксперимента и прямого лирического высказывания различны у него в разных жанрах - для того жанров и много, чтобы можно было и так, и этак. И вот это мирное сосуществование почти пассеистического (в диапазоне от Хлебникова и Мандельштама до ранних Пастернака и Заболоцкого) и сугубо инновационного в одном поэте Авалиани - знак особого творческого темперамента и вместе с тем знак эпохи.