Дошло до меня, о великий царь (как говаривала Шахразада), что случился скандал в благородном семействе: Большой Букер Малому Букеру от дома отказал. Причем, по слухам, с объяснением, что нынешняя номинация Малого Букера – "Лучший литературный проект" – не лезет уже ни в какие ворота, при том, что они там, в Букеровском комитете, хотели всего-то навсего поддерживать русский роман. Всемирное, стало быть, культурное достояние. С грозными бородатыми тенями Толстого и Солженицына за спиной.
        Критик Курицын (представляясь по этому случаю действительным членом Академии Российской словесности – т.е. как бы прицепляя себе виртуальную бороду аналогичного образца) на своей странице обращается по этому поводу с официальным запросом к российскому координатору Букеровского проекта Игорю Шайтанову, примолвив при этом, что это всё от зависти проистекает: были два года подряд провальные Большие Букеры и замечательные Малые. Думается, это он зрит не в корень.
        Большой Букер был изначально позиционирован как литературная премия номер один. У нее самый длинный цикл (от первоначального списка номинантов до объявления лауреатов), самая сложная процедура, четче всего выстроенная информационная стратегия. И ко всему этому – естественный порыв давать премию номер один за жанр номер один. Но как определить, что это за жанр? Британским соименникам проще: английский Букер потому дается за роман, что роман лучше всего продается. И номинируют на английский Букер издатели. В надежде хорошо продать лавроносный роман. У нас так не принято, это не комильфо: у нас – духовность. Исконно-посконная. Главный жанр у нас – это жанр с самой богатой традицией. Причем очень характерно, что традиция XX века в счет особенно не идет – и понятно, почему: на советскую традицию ориентироваться неловко, а традицию актуальной, неподцензурной литературы всякие стоящие у руля товарищи как не знали, так и не знают. Вот и выходит, что главным жанром русской литературы рубежа XX-XXI веков необходимо объявить главный жанр русской литературы второй половины XIX века. Причем это принимается по умолчанию: никакой аргументации ведь никто никогда не выдвигал. Просто делается вид, что за полтораста лет ничего не произошло.
        Еще раз, только короче: основания Большого Букера не просто консервативны – ультраконсервативны. А потому совершенно неважно, насколько удачен тот или иной получивший премию роман. Даже в тот год, когда под водительством Ирины Прохоровой в букеровском жюри внезапно сформировалось "левое большинство", присудившее премию за лучший роман циклу мемуарных очерков Андрея Сергеева, – это было совершенно неважно и ни на йоту не изменило положения вещей: концептуальной основой Большого Букера является агрессивный пассеизм.
        Кстати, в этом отношении очень характерна и фигура Игоря Шайтанова – специалиста по английской поэзии XVII века, удивительным образом ухитряющегося обильно выступать на темы современной русской поэзии со сформированных в своей профессиональной сфере позиций и пользуясь соответствующим понятийным инструментарием. Иногда получается интересно (например, по поводу Иосифа Бродского, который и сам с интересом заглядывал в XVII-XVIII века, примеряя много в них на себя), но чаще результат находится далеко за чертой вменяемости.
        В основе Малого Букера изначально лежала прямо противоположная идея: стремление заглянуть в будущее. Ежегодная смена номинаций – не что иное, как попытка нащупать в многообразии текущего культурного процесса намечающиеся узловые точки, точки напряжения и роста. Опять-таки, не так существенно, удается это в конкретном году или нет: важна интенция. И конечно, сосуществование под одной крышей двух проектов, один из которых пытливо всматривается вперед, а другой угрюмо пялится назад, было ситуацией совершенно искусственной и бессмысленной. Так что на месте людей из Малого Букера я бы только радовался избавлению от такой грандиозной, помпезной, высокопрезентабельной чугунной гири, как Большой Букер.