В Интернете появилось новое сочинение Эдуарда Шульмана - главы из, надо понимать, будущей книги "Время полукровок". Текст, пожалуй что, завораживающий - и оставляющий вместе с тем смутное чувство недопонимания.
        Сюжеты этих маленьких рассказов закручены совершенно по-веллеровски: легко узнаваемая, тривиальная жизнь, но в каких-то немыслимых концентрациях. (В студенческие годы меня занимало противоречие между энгельсовским определением реализма - помните, про типичные характеры в типичных обстоятельствах? - и тыняновским разъяснением, что конструктивный принцип, то бишь, собственно, стержень всего произведения, опознается прежде всего в пограничных явлениях; так вот, шульмановский реализм - по Тынянову, а не по Энгельсу; но это, положим, не открытие: как говаривала бабка из "Крутого маршрута", "такое-то уж было".) Такая работа с сюжетом - реакция, в сущности, на экспансию массовой литературы (и смотрите, как шульмановские сюжеты аккуратно вбирают в себя чуть не все ее разновидности: детективную, дамско-мелодраматическую, поп-историческую в духе Радзинского...). Правда, массовая литература не бывает короткой: это неэкономично, - но в использовании паттернов массолита в малых формах есть легко объяснимый момент демонстративности со стороны профессионалов: мы вам сделаем то же самое, но быстрее, отчетливее, в конечном счете качественнее (опять же - чья сестра краткость?).
        Парадокс Шульмана, кажется, в другом: на предельно динамичные и лаконичные сюжеты он навешивает значительное (особенно в масштабах краткой формы) количество - не то чтобы украшений, но элементов так или иначе для нарративных задач необязательных. Цитаты да аллюзии. Непонятные стихи. Какие-то словесные игры. Эти элементы словно к другому читателю обращены.
        В принципе постмодернистская идея об идеальном тексте, в котором для каждого читателя предусмотрен свой пласт, свой уровень, достаточно близка тем же Веллеру или Пелевину. Но здесь, как будто, другое. Трудно сказать, за счет чего - за счет ли той же краткости? или за счет размещения интеллектуально-эстетской фурнитуры в определенных местах, на более или менее ключевых позициях? - текст остается совершенно неудобоваримым для массового читателя. Адрес его однозначен. И выходит, что перед нами - попытка реабилитации скомпрометированного массолитом изобилующего перипетиями нарратива в глазах высоколобой публики. Кстати сказать, пару лет назад к такому способу письма призывала Наталья Иванова, один из столпов позднесоветской критики, - однако авторы, к которым она тогда апеллировала, - звезды позднесоветской же прозы, вроде Фазиля Искандера, - не вняли.
        Шульману, насколько я понимаю, за 60. Его нынешние публикации - как бумажные, так и сетевые, - похоже, из первых. Выходит странная история: автор работает - качественно и эффектно - "на переднем крае", с теми самыми литературными проблемами, которые у всех, кто интересуется процессом, на слуху, - и, в общем-то, никакой реакции... То ли, все-таки, это видимость, а подспудно проблемы у Шульмана другие? Надо перечитать еще раз...