1999
Октябрь
Ноябрь
Декабрь
2000
|
18 октября 1999 г.
Еще одна новая Сетевая публикация "Молодой русской литературы" - два рассказа Александра Дашевского - снова навела меня на разные странные размышления. Они, правда, несколько запоздалые: предыдущая публикация Дашевского на этом сайте обладает определенными сходными чертами с новой (в отличие, кстати, от одновременно появившейся подборки рассказов для "ТЕНЕТ", выдержанных, в целом, в иной эстетике).
Что малые, низовые, смежные жанры являются питательной средой для новых течений в "большой" ("высокой") литературе - идея давняя. Однако поскольку эволюция самой "паралитературы" остается, в основном, вне поля зрения специалистов - реакция литературы на новые формы паралитературы проходит совершенно мимо сознания. Между тем в русской паралитературе за последние лет 25-30 не только успел сформироваться, но и потихоньку начал отмирать, по окончании советской эпохи, целый ряд новых жанров. Это и эстрадный юмористический монолог (в "чистом" виде у Жванецкого и Задорнова - потому что многими другими авторами просто озвучиваются со сцены юмористические рассказы, хотя бы и написанные от первого лица), и так называемые "фразы" (генетически, вероятно, восходящие к афоризмам, но утратившие обязательный для афоризма прагматический элемент: канонический афоризм непременно претендует на некую просветительскую функцию, на то, чтобы открывать истину), а равно и другие формы, отстоявшиеся в застойную эпоху на страницах "Крокодила" и пресловутой 16-й полосе "Литературки"...
Так вот, из всего этого сора и растет проза Дашевского. Вот начальные фразы "Сада поваленных пальм": "Пять против одного, что Зина уже умеет рисовать волшебный круг. Может быть, у нее все хорошо. Удачи ей, здоровья и любви. Счастья в браке, соли, хлеба, любимых, послушных заботливых детей, когда будут." Почему легко себе представить эти слова, произнесенные демонстративно неприятным голосом Жванецкого? Сразу и не скажешь. Возможно, дело в риторическом жесте (публике предлагается немедленно присоединиться к заданной эмоциональной реакции), возможно - в характерной для эстрадного монолога паузировке: каждая фраза стоит отдельно, чтобы могли вклиниться аплодисменты. Ну, а дальше - речь может идти о чем угодно и, в разумных пределах, как угодно, но текст постоянно подпитывается этими эстрадными ходами, другими элементами, отсылающими к памяти соответствующего жанра.
От этой точки в рассуждениях можно двигаться дальше самыми разными путями. Например, поразмыслить о происхождении интонационного профиля эстрадного монолога, о Жванецком как ослабленной, но в чем-то и усовершенствованной версии Аверченко... Меня же больше всего занимает наивный вопрос: зачем и почему Дашевский строит свои неизменно экзистенциальные по проблематике (и подчас экзистенциалистские по методу) рассказы из этого эстрадного сора? Не видит он другого материала для такой постройки? Или полагает, что только на таком материале помянутые проблематика и метод могут быть востребованы читающей публикой конца тысячелетья?
Александр Привалов
|