Утро началось со звонка молодого литератора, непременно желавшего опубликовать приличные, в общем, стихи за какой-то совершенно непроизносимой подписью. И пришлось, не продрав толком глаз, задуматься над механизмом функционирования псевдонима в литературном пространстве.
        Существуют, положим, три способа использования чужого имени в литературной (вообще в культурной) деятельности: собственно псевдоним, криптоним и маска. Псевдоним - это имя, отличающееся от "паспортного", но не менее жестко идентифицированное с его носителем (вплоть до полного отказа последнего от использования своего первоначального имени). Криптоним - это имя, не идентифицированное с его носителем: неизвестно (не должно быть известно), кто написал данный текст. Маска - это имя, идентифицированное с вымышленным носителем: к имени присочинены био- и библиографические подробности, иногда развертываемые в полнокровный человеческий образ.
        Встречаются, разумеется, различные переходные и смешанные формы - прежде всего, между псевдонимом и маской (связанные с включением авторского имиджа в пространство функционирования текстов): допустим, поэт Айвенго - реально существующий, живой человек, но взятое им имя вместе с различными другими изобретениями (к примеру, в качестве местожительства поэта неизменно указывается город Тройник - так, по утверждению Айвенго, называется теперь его родной Тольятти) формирует весьма специфический образ личности, едва ли возможной за пределами пространства культуры. В определенном смысле Дмитрий Александрович Пригов также пользуется псевдонимом такого смешанного типа (хоть и совпадающим с его паспортными данными), поскольку его литературное имя не совпадает с современным каноном представления имени автора в литературе; проще говоря, литератор Дмитрий Пригов выступает под псевдонимом-маской Дмитрий Александрович Пригов.
        Этот канон, по-видимому, входит в более широкую сферу канонов литературного поведения - требующих особого разговора, - но занимает в этой сфере особое место, поскольку имя автора в некотором смысле является частью произведения (это фундаментальное свойство европейской культуры Нового времени, и попытки его ревизии пока не приводили к существенному успеху, - впрочем, и здесь есть повод для особого разговора). Требования его предельно просты: имя автора должно быть похоже на настоящее, причем соответствующее стране и эпохе (есть, конечно, и нюансы - например, как мы отметили выше, по канону имя автора включает имя и фамилию, но не отчество). Любые отклонения от канона требуют весомых оснований. Понятно, что основания легче всего появляются в случае литературной маски, хотя бы и достаточно редуцированной (в области сатиры и юмора нередки литературные маски без развернутых внетекстовых элементов: масочный характер этих псевдонимов формируется особенностями субъекта в текстах, - таковы, например, Ремонт Приборов Бахыта Кенжеева, впервые, впрочем, представленный с небольшой легендой, или Пан Ясновельможный Николая Славянского; последний случай особенно показателен, поскольку литературную маску создает автор, в иное время пользующийся собственно псевдонимом). Там же, где нет ни малейшего элемента маски, канон требует "нормального" имени.
        Стоит отметить, что канон исторически изменчив: скажем, в пушкинские времена стихи и проза в журналах и даже авторские книги могли быть подписаны одним или двумя инициалами, т.е. каноническими были "ненормальные" криптонимы; в "серебряном веке" широко распространились "ненормальные" псевдонимы, основной функцией которых было априорное, до знакомства с текстами, предъявление эстетической и/или идеологической платформы автора... Однако следов влияния этих пресекшихся традиций на современную ситуацию усмотреть не удается. Скорее можно ожидать других влияний: наряду с литературным каноном авторского именования существуют и канон журналистики, канон рок-культуры, наконец, канон Сетевой культуры. Там действуют другие нормы (в частности, в журналистике "говорящие" псевдонимы и криптонимы продолжали существовать после того, как аналогичные явления отмерли в литературе). Новые авторы, приходящие в литературу из смежных пространств, иной раз не улавливают момент перехода границы, попадания под иную юрисдикцию, - но это пока лишь случаи культурной невменяемости отдельных лиц. В принципе, однако, литературный канон может и поддаться давлению, если оно станет массовым (не по числу авторов, внедряющих новые правила игры, а по количеству созданных этими авторами произведений, значимых для литературной эволюции). Но только в том случае, если это давление будет поддержано какими-то общекультурными резонами, коих пока не видно.