дождь в моей жизни / 15.07.2003
- Андрей Тавров
Какие вещи приходят с неба? Что может упасть на землю, грохнуть о землю, свалиться на землю, снизойти на землю, пасть на нее, как снег на голову? Я как-то задал себе этот вопрос в процессе написания одной из глав раннего романа и до сих пор понимаю, сколь трудно на него ответить, хотя сначала мне казалось, что сама его постановка сулит богатейшие и неожиданнейшие возможности для повествования.
Что может из неба выпасть, кроме желтых химических дождей апокалипсиса и живых лягушек, попавших в смерч в Аризоне и рассыпанных за сто километров к востоку? Греки верили, что с Неба приходят жизнь и смерть. Я верю в это тоже. Две стрелы убивают одна принадлежит богу Аполлону, живущему на небе, вторая Аресу, живущему под землей моей кожи. Поэтому смерть для меня светла и полна завораживающей мелодии Аполлона и его струн, и она же ограничена и уродлива как все только мое.
С Неба приходят падающий бомбардировщик, ночные метеориты августа по дороге на коктебельский пляж, летающие тарелки, убитая утка, женщина, которую любишь.
С Неба приходит роса, и евреи верят, что, подобно ей, однажды спустится на землю Мессия.
С неба пришла Земля, потому что звёзды, по выражению Парацельса, связали все живое на ней (мертвого на ней нет) подобно тому, как спицы вяжут носок или салфетку. Связали птицу, озеро и человека.
С неба приходит Дождь.
Вот в этом, кажется, нет никакого сомнения.
Я не встречал откровения большего, чем лобовое и явное откровение дождя, сыплющегося за ворот, разбрасывающего прозрачные слайды и блики по мостовой, состоящего из миллионов отдельностей-капель, разъединившихся на время полета, чтобы вновь соединиться на земле в лужах, канавах, речках. То же, что разъединено в воздухе, воспринимается как единство и называется дождь.
Я никогда не верил в безмозглость отдельно летящей капли, как не верили в нее биологи-анималькулисты, видящие сперматозоид наподобие реактивного самолета с прозрачным колпаком, под которым расположился крошечный человечек-летчик. Капля не может не содержать в себе живого существа. И однажды южной ночью, выйдя из ресторана в поисках туалета и оставив за столиком красивейшую девушку на свете, я замер, пораженный видением. С неба сыпал дождь, и в свете золотого фонаря его капли вспыхивали, как ампулы, и в каждой из них совершенно ясно был виден блаженный ангелочек. Дождь сеял на фуникулеры, пляжи, катера, дрейфующие в черном, как чернила, море, на рельсы и кусты барбариса, на светлые и темные головки и это был не дождь, а сонм ангелов, пришедших в очередной раз скрепить распадающуюся от усталости и инцестуального самотождества землю, и он падал. И он был жизнью земле и мессой миру.
Одна из самых магических вещей мира зонт. Во-первых, именно он делает видимой в качестве черного непрозрачного сегмента сферы саму прозрачную сферу, окружающую любого из нас, особенно во время ливня, именно он дает возможность взгляду выстроить ее прозрачные стенки и увидеть радиус магической окружности, в которой путешествует Странник Дождя. А во-вторых, зонт, как и бар, как и кафе, объект, создающий пограничную область мира не дом, но крышу, не комнату, но потолок, не броню, но защиту, не тепло, но и не холод идеальную область для творчества.
Дождь учит отличать поэзию от прозы задача неосуществимая до сих пор, потому что ее пытаются ухватить тем, чем ухватить нельзя, как языку ощупать самого себя или схватить небо лопатками. Дождь же являет: то, что летит, раздроблено и едино поэзия, то, что слилось внизу и потекло сплошняком проза.
Дождь образует Древо Жизни, состоящее из десяти сефирот и уходящее корнями в небо, поэтому Хармс, например, изображал его на полях рукописи вверх ногами. Древо жизни в свою очередь изображает Большого Человека. Это поняли скульптор Колдер создатель мобилей, подвешенной скульптуры, а также один грек, сказавший, что мера всех вещей человек, ибо все состоит из человека, а если подумать получше, то и из дождя. И если вы хотите проверить вышенаписанное, попробуйте забраться хотя бы только в одну из капель, и тогда вы увидите себя во всех остальных каплях не только этого дождя, но и всех других дождей, когда-либо на земле бывших и будущих. Самое удивительное заключается в том, что вы в этой капле уже находитесь, но вы еще для нее не осуществились.
Но все это приходит в голову позже. А сейчас я лежу на рельсах, сбитый с ног ударом короткой трубы недалеко от платформы Ярославского вокзала, на меня сыплется дождь, и когда я открываю глаза, я вижу летящие в конусе фонаря золотистые дождинки и однорукого бомжа, приставившего нож к моему горлу, и понимаю, что это последняя картинка моей жизни. Я еще не знаю, что стану дождем, который убить невозможно.