путешествия в моей жизни / 16.05.2005
- Наталья Ключарёва
Революционные каникулыПоезд «Москва—Киев»
Ночью весь вагон не спит. И стар, и млад бурно обсуждают политику. И только один парень возмущенно рассказывает, как его московские друзья попросили привезти в подарок сало: «У русских железно: раз хохол — значит, сало. Я же не говорю им привезите мне пьяного медведя в лаптях , а они — сало ! Хорошо еще вышиванку с шароварами не заказали! Я весь Киев обыскал, ну не ем я сала, не знаю, где оно продается!»
Но чаще всего сквозь стук колес до меня доносятся четыре слова: «москали», «бандеровцы», «Ющенко» и «Янукович». Обычно солирует один колоритный пан с усами, как у Тараса Бульбы: «Юлька — дрянь! Я ее ненавижу! Но она — трибуна! Их трое таких было: Ленин, Троцкий и Юлька! Она как начнет говорить — готов замуж позвать собаку! А так — я ее ненавижу!»
Пан вообще развлекался всю дорогу. Когда пришли пограничники, весь вагон замолчал и вжался в сиденья. Особенно нервничала цыганка, которая везла четыре огромных челночных сумки. «Это всё мои личные вещи: кофты, юбки, — объясняла она таможне, — я люблю наряжаться, я ведь женщина!». Наконец хлопцы с автоматами наперевес ушли в другой конец вагона. Пан проскользнул за ними следом. Вернулся с непередаваемо хитрым лицом. И громким шепотом сказал любительнице наряжаться: «Иди, они тебя зовут». Цыганка всполошилась и стала уже всему вагону объяснять про «кофты, юбки, личные вещи». «Да не нужны им твои юбки, — перебил ее пан, — они тебя за другим звали. Они раскусили, что ты шпионка! Теперь всё, хана. Закуют в наручники — и на нары к Януковичу!»
Потом пан добрался и до меня — единственного пассажира с российским паспортом. Пан решил устроить мне экзамен по украинскому языку. «Я тоби кохаю» и «обережно, двери зачиняются» я прошла успешно. А дальше пан меня завалил: «Знаешь, что такое помаранчева?» «Нет». «Ты что! Это же сейчас главное украинское слово: помаранчева революция — оранжевая революция!»Киев, пять утра
Я вышла из метро на станции «Хрещатик». И остолбенела. Посреди вполне европейской улицы с бутиками и зеркальными витринами горят костры, стоят палатки, между ними бродят небритые люди в камуфляже. Кто-то поет песни, кто-то рубит дрова, кто-то смотрит на прохожих из-за баррикад. Пять утра, а все на ногах. Мне улыбнулся парубок в оранжевой шапке и бушлате. Я его спрашиваю: «Что же вы не спите?» А он улыбается еще шире, разводит руками и отвечает: «РЕВОЛЮЦИЯ!» Это было первое слово, которое мне сказали на украинской земле.
Я стала рассматривать уморительные листовки, которыми по периметру обклеен палаточный городок. Тут ко мне подошел еще один парубок, без оранжевых примет и одетый в гражданское. «Что, — говорит, — смеются в Москве над нашими треволнениями?». «Да, нет, — отвечаю, — радуются. У нас там кромешная вертикаль власти. А у вас Майдан Незалежности». «Нечему тут радоваться, — говорит парубок Сережа двадцати одного года от роду, — никакая это не революция. Это борьба двух кланов, которые для своих целей используют народ...»
И повел меня Сережа по рассветному Киеву. Под крики ворон в синем-синем небе вышли мы к Днепру. И тут парубок вздохнул полной грудью и молвил (оцените, что говорят украинские хлопцы в такой романтический момент: ранним утром с девушкой на пустынной набережной): «Украина — великая держава! Во всей Европе нет страны, которая может с ней сравниться! Россия, конечно, тоже большая, но ведь вся Россия отсюда вышла, из Киевской Руси!»Народное творчество палаточного городка
Парубок Сережа проводил меня обратно к помаранчевому лагерю и, раскланявшись, нырнул в палатку с надписью «Донбасс за Ющенко». Кстати, сам парубок родом из Донецка.
Рядом с шахтерской стояла радикально разрисованная палатка с табличкой: «Художники за Ющенко». Но самое сюрреалистическое «за» выглядит так: «Ющенко, Чечня с вами». Меня поразило до глубины души.
На стендах вокруг городка много очень хороших фотографий. Особенно запомнилась одна: ряд занесенных снегом омоновцев и напротив — заснеженные оранжевые. А между ними — замерзший (даже на фотографии видно) священник благословляет и тех, и других. Руки красные, на бороде мокрый снег, лицо суровое, как у ветхозаветного пророка.
Еще на Майдане процветает искусство карикатуры. Например, Тимошенко в виде Жанны д'Aрк, привязанная к костру. Янукович с Кучмой подкидывают вязанки «дел». И подпись: «Плохо горит. Сырое все. Интерпол, подкинь дровишек!».
А вот несожженная Тимошенко яростно указывает маленькому испуганному Путину на курятник: «А вы, полковник, отправляйтесь на скотный двор, курей щупать!».
Весь палаточный городок по периметру исписан стихами. Почему-то в основном по-русски. Трогательное признание в любви Украине, которое начинается словами: «Я не ем сало и не ношу шаровары... Я украинец?» Там тоже есть про стихи: «Здесь на деньгах не президенты, а поэты. Здесь девушки читают в метро и пишут стихи на парах по термодинамике... Я — украинец!!!».Революция в резервации
При свете дня святая святых помаранчевой революции выглядит уже не романтично, а как-то удручающе. Мимо лагеря торопятся хорошо одетые киевляне. В сторону палаток они даже не глядят. На лицах — выражение скуки: «Достал меня этот зоопарк, я вот на работу опаздываю, а они там тяжелый рок слушают» (с припевом «Ющенко! ТАК!»).
Другая категория — туристы. Этим, наоборот, интересно. Тыкают пальцами, фотографируются на фоне плакатов, беззастенчиво разглядывают обитателей палаток, снимают на камеры. Сейчас, когда опасность штурма миновала, в Киев понаехали целые толпы жизнерадостных европейских пенсионеров. Для них это в меру экстремальный туризм, а революционный Майдан — главная достопримечательность.
Очень резкий контраст между богатой толпой и заповедником, где заросшие щетиной люди греются у костров и отсыпаются в грязных палатках после ночного дежурства.
Весело выглядит подземный переход под Хрещатиком: дорогие магазины, «Мумий Тролль» из динамиков мяучит что-то про морскую капусту, а наверху — палатки и костры.Помаранчевi пiснi
— Около палаток очень много музыки. Вот дедушка играет на деревянном ксилофоне песенку «про улыбку». Вокруг дети с оранжевыми шариками. А рядом, чуть не плача, стоит, покачиваясь, парень в камуфляже и с ленточкой «ПОРА» на рукаве. Он слушает так проникновенно, как у нас подвыпившие люди с неспокойной биографией слушают «Мурку» в ночном переходе метро, заплатив сто рублей измотанному скрипачу.
Музыку революции уже вовсю продают. Называется «Хит з Майдана» (там тоже есть песенка про улыбку) или «Помаранчевi пiснi». Один диск стоит 20 гривен. Дикая смесь из начитанных под непритязательный компьютерный бит лозунгов, народных песен и кавээновских розыгрышей.
Революция вообще уже разошлась на сувениры. Все лотки в Киеве завалены оранжевыми шарфами, шапками и футболками с надписью «Свободу не спинити!» Зато продати. И очень даже неплохо.
На улицах постоянно попадаются то улыбающийся негр в оранжевом шарфе, то растерянный (видимо, отбившийся от своих) китаец в шапочке с портретом Ющенко. А в витрине одного оружейного магазина стоял настоящий рыцарь с алебардой и в латах. На железные плечи накинут оранжевый дождевик.В заповеднике
Внутрь палаточного лагеря проникнуть очень сложно. По периметру стоит охрана, на импровизированных КПП, наспех сколоченных из перевернутых скамеек и строительного мусора, требуют аккредитацию, которую выдают где-то на другом конце Киева, да и то уже не выдают...
Но я в лагерь попала без проблем. А все гарны хлопцы! Но обо всем по порядку. Уже ближе к вечеру я в очередной раз обходила территорию заповедника. Меня подозвал какой-то сказочный оранжевый дед с той стороны баррикад и, попросив огоньку, стал с шутками и прибаутками сватать палаточным парубкам. Парубки сначала стеснялись, а потом разошлись, и мы с ними подружились.
Хлопец Ваня из Винницы провел меня через охрану и потащил на экскурсию по палаточному городку. Первое, что я там увидела, — это свадьба. Жених в бушлате, невеста — пьяненькая, но зато в настоящем белом платье.
Ваня говорит: «У нас тут кожний день свадьбы. Недавно грузин с украинкой поженились. В палатках познакомились, он по-русски ни слова не знает, по-украински — токо «незалежность». На Новый год к ним в палатку Саакашвили приезжал, подарил путевки в Сухуми...».
Я наивно спрашиваю: «Как же они общаются?» Тут в разговор вступает солидный человек из штаба: «Эх, дивчина, язык любви и свободы — он для всех един!»
(Мы проходим мимо плаката: «Бог един, Украина — тоже едина!»)
«У нас тут, как в Ноевом ковчеге, — продолжает человек из штаба, — все города Украины представлены, очень много людей из Грузии, делегации из Белоруссии, Канады, Италии, Швеции, из Австралии приезжали недавно».
Всего в палатках на Хрещатике живет около четырех тысяч человек. Русских в лагере не обнаружилось. Правда, как сказал веселый дядя из охраны, русские приезжали на Новый год, «приникали к ограде, жали руки, чуть не плакали, просили хоть какой-нибудь клочок оранжевого на память о свободе. Туговато у вас с демократией, да, дивчина?»
(Мы проходим мимо плаката: «Пункт обмена американских валенок на наколотые апельсины».)
Мы с Ваней хором: «А глаза-то лубяные!». И смеемся. Но серьезный человек из штаба шутить не расположен: «Вот всi брехают, что нам тут деньги платят. Мы тут совершенно добровольно. Это вопрос не денег, а морали. Понимаете, мы приехали сюда (за свой счет!) со всей Украины. Мы бы не простили себе, если бы остались в стороне и отдали Украину уголовнику. А если вы есть хотите — ласково просимо в нашу полевую кухню, наколотые апельсины усе пожрали, а вот борща на всех хватает!»
Полевая кухня находится в жарко натопленной палатке, тьма, как в преисподней, и толпа невидимых людей движется в разные стороны, покрикивая: «Обережно, борщ!».
Насытившись, население палаточного лагеря бежит на дискотеку. Здесь non-stop играет музыка — те самые «Хиты з Майдана»: «Понятиям — Ни! Ни — брехнi! Ющенко — да!» и «Разом нас богато, нас не подолати!» плюс — медленный танец: «Ще не вмерла Украiна». Под музыку танцует разношерстный народ. За оградой стоят туристы, щелкают фотоаппараты...
«Весело у вас», — говорю. «Весело, — соглашается Ваня, — только очень уже устали. 28-го, когда стало известно, что Ющенко победил, такой салют устроили, круче, чем на Новый год. Но сейчас, когда эйфория прошла, мечта у всех одна: отоспаться».
«Что же вы домой не разъезжаетесь? — говорю. — Ющенко ведь уже выбрали вроде как» — «Та, Янука перед этим тоже вроде как выбрали. Мы здесь до конца будем, до инаугурации. Мало ли что».
В палаточном городке работает психолог. На палатке намалевано: «911. Служба спасения». Я думала, жалуются на усталость. Оказалось — нет. Психолог усмиряет тех, кто рвется в бой. Уговаривает не поддаваться на провокации, так как от бессонницы нервы у многих сдают.
«Недавно подходили к нам прихiльники Януковича, — рассказывает Ваня, — стали матом нас ругать, кричать: «А ну, выходи!». Ну, мы и вышли. Они спужались и в подземный переход сховались. Даже флаг свой побросали».
Иногда недоразумения случаются и с киевлянами. «Некоторые подходят, ругаются, что весь Хрещатик им загадили. А мы что, мы дальше сидим. И будем сидеть, пока Ющенко не станет президентом. Когда еще такое будет: пожить в палатке на главной улице Украины. Потом внукам буду рассказывать», — говорит Ваня, прощаясь.
Вышла я из лагеря на праздничный Майдан. Елки, петарды, электрические гирлянды... А посреди всего этого веселья стоит маленькая такая старушка и, плача, читает «Отче наш», протягивая в толпу бумажный стаканчик из «Макдоналдса».Одесса, семь утра
Старушка покупает хлеб в ларьке, говорит по-русски: «Милочка, можно мне вон тот батончик!». Продавщица, подбоченясь: «Вот вы всю жизнь прожили, что же вы думаете, я вам после этого хлеба не продам?! Конечно, можно!»
Палаточный городок в Одессе тоже есть, только маленький — три палатки — и бело-голубой. Под навесом — ящик для сбора денег с надписью: «Братья и сестры! Жертвуйте на палаточный городок!». У ящика сидит цыганенок с серьгой в ухе и совершенно остекленевшими глазами смотрит в пустоту. Будто всю ночь злоупотреблял наколотыми апельсинами.
Правда, днем цыганенок воскрес. Я его видела уже на вокзале, он вместе с бойкой старушкой встречал московский поезд и совал всем приезжим газетку: «Вы за Януковича? Нет? Ну, все равно почитайте!»
А вечером на одесском майдане тот же цыганенок читал, изгибаясь вокруг микрофона, гражданский рэп с припевом: «Ненавижу апельсины! Как они мне надоели!».
Апельсины в Одессе — тоже продукт символический, но совсем по другому поводу. В свое время эти фрукты спасли Одессу, как гуси Рим. Местная оранжевая революция случилась, правда, несколько столетий назад. Император Павел I за что-то невзлюбил Одессу и «перекрыл молодому городу бюджетное финансирование». Город пришел в полный упадок. Тогда одесситы собрали три тысячи апельсинов и послали их Павлу. Император объелся апельсинами и сменил гнев на милость, послав Одессе порядочную сумму. Теперь в центре города стоит памятник апельсину. Так что про ненависть к апельсинам — это они погорячились.Одесский трамвай
Здесь люди никуда не торопятся. Вагоновожатая — толстая нервная девочка лет семнадцати в майке с Че Геварой — и седовласый флегматичный кондуктор через остановку выходят перекурить. На кишке едет штук пять мальчишек. На остановках слезают и тоже курят. Где-то в середине маршрута толстая девочка куда-то уходит, унося в руках целый лоток пирожного «Картошка». «Долго ли стоять будем?» — спрашивает дамочка, по виду приезжая. «Долго — понятие относительное. Кому-то и целая жизнь — недолго», — назидательно отвечает ей одесская старушка.
Я вышла из трамвая, купила кофе в ларьке. Стою, озираюсь по сторонам. «Что, — говорит кондуктор, который тоже курит у вагона, — не туда заехала?». «Да я вообще никуда не ехала», — отвечаю. «А-а-а, художница?» — «Ну, типа того...» — «Правильно, одобряю».
Тут вернулась толстая девочка с Че, уже без лотка и не такая нервная, дожевала последнее пирожное и завела трамвай. «Лидюся! Я в запой ухожу!» — крикнул ей кондуктор и, помахав рукой, отчалил в сторону ларьков. Девочка-вагоновожатая кивнула, закрыла двери, и трамвай тронулся...
На Майдане я видела сценку, которую поняла только в Одессе. Любопытная толпа глазеет на листовки. Вдруг — прокуренный бас откуда-то из-под локтей: «Это шо за палатки? Шо за люди? Чиво сидят? Чиво хотят? Им шо, жить негде?» — и в толпу ввинчивается маленькая всклокоченная старушка с папиросой в зубах. В толпе смешки и возгласы: «Проснулась!» и «Доброе утро!» А оранжевый революционер с той стороны баррикад ласково так спрашивает: «Бабуль, ты, я чай, из Одессы!» — «Из Одессы не из Одессы, а ты отвечай, когда тебя старая женщина спрашивает: шо вы тут сидите? Шо безобразите?» И революционер с бабулей вступили в долгую дискуссию. Я тогда не поняла: почему из Одессы? Теперь понимаю. Да, точно, из Одессы!Революция по-одесски
Здесь кажется, что киевского майдана и всех оранжевых страстей не существует. Правда, Золотой Дюк стоит с заклеенным лицом. Подойдешь поближе — и оказывается, что товарища Ришелье залепили стикерами за Януковича.
Видела я здесь — на второй день — и прихiльников Ющенко. Они шли по улице, размахивая оранжевыми флагами, и почему-то все (человек пять) были одеты в костюмы Деда Мороза. Похоже на процессию кришнаитов.
Рядом со мной на светофоре («светлофоре» — по-украински) остановилась бабушка с внуком. Он ее подначивает: «Ну, давай, ты же за Ющенко!» Бабка, озираясь: «Да я боюсь...» «Ну, давай, пока нет никого!» И бабка на всю Ивановскую (т.е. Еврейскую): «Ющенкоооооооооо! Урааааааааа!!!!!!!!!!» Кришнаиты с другой стороны улицы машут ей флагами: «С Рождествоооооооом!!! Урааааааааа!!!!»В палаточном лагере на площади перед администрацией царит оживление. Вытащили телевизор и всем скопом смотрят «Ночь перед Рождеством». Разговоры соответствующие: «Юлька — она нечисть, ведьма оранжевая!» (на экране как раз ведьма из трубы вылетает). «А Ющенко — он и есть антихрист, сатана. Он даже, когда присягу давал, левую руку на Библию положил, а Библию-то ему подсунули ненастоящую, на ксероксе отпечатанную!»
Под аккомпанемент «Ночи перед Рождеством» Ющенко превращается в настоящего демонического персонажа. Бабки, перекрикивая друг друга, рассказывают леденящие душу подробности его биографии: «Да я своими глазами видела, как он ребенка взял и в костер бросил!» — «Одно слово: фашист! черт! бандеровец!»
Но одесские старики (а из молодых в лагере — только тот цыганский рэппер, ненавидящий апельсины) настроены дать решительный отпор нечистой силе. «Он Одессу растопчет, если его сюда допустить. Но не на тех напал! Мы его сами здесь растопчем, дьявола!» — говорят мне хором Юрий Михайлович с Молдаванки и Ганна Степановна с Пересыпи. А узнав, что я из Москвы, пламенно обещают «отбить Одессу у фашистов, как в Великую Отечественную»: «Одесса любит русских! Мы же братья! Мы всегда будем открыты для русских, даже если вся остальная Украина пойдет дерьмо вычищать из американских сортиров! Мы будем, как Куба — остров свободы, — городом свободы!!!»
Если Ющенко и компания в Одессе — персонажи демонические, то про Януковича здесь ходят настоящие святочные рассказы: «Он сирота, так плохо жил в детстве, мачеха его обижала, голодал, скитался, никто его не любил, не жалел, он даже пошел в пруду топиться, уже и камень на шею приладил, но один добрый человек мимо шел, на счастье, спас его, вытащил нашу надежду!»Просто Одесса
Бомжиха на Приморском бульваре просит деньги с таким экзистенциальным вызовом: «Верите в Бога? Тогда подайте!» И все безропотно подают. Один только дед ей перечит: «Пусть, — говорит, — Бог сначала мне пенсию заплатит. Я тебе тогда платье куплю!» «Нужно мне твое платье, — гордо отвечает бомжиха, — сам носи! Ишь ты, у Бога он пенсию получает!» — «Убого, еще как убого», — качает головой старик. Тут они и помирились, на почве обоюдной нищеты. И долго о чем-то беседовали, сидя бок о бок на скамейке, заклеенной стикерами «За Януковича».
Революция перемогла. Жизнь продолжается.