птицы в моей жизни / 6.08.2005

• Белла Улановская
  Шведские гуси

          — Вы враг культуры! — сказал мне однажды молодой швед, когда я расспрашивала его, где у них тут водятся тетерева.
          Отправляясь в апреле на остров Готланд, я была уверена, что обязательно встречу где-нибудь в лесу тетеревов, а может, даже и глухарей. Но я их не только не видала, но и голосов не слыхала. Это было странно, потому что апрель самое время их токования. У нас в это время поля и перелески по утрам просто гремят от их голосов, их бормотанье разносится далеко по полям.
          Однажды я возвращалась с весенней охоты, нужно было спешить к станции, машины из-за разбитой весенней дороги не ходили. Я шла пешком по знаменитому тракту Котлован—Удомля. В рюкзаке у меня был подстреленный глухарь, довольно увесистый, потом его два дня ели всем музеем Достоевского. Я проходила мимо деревень Островно, Доронино под несмолкаемую тетеревиную песню.
          А здесь на Готланде, где на берегу моря дикие лебеди налетают на тебя сзади и проносятся как хлопающие влажные простыни, где на темных камнях, выступающих из воды, сидят черные бакланы и полярные гаги, а под ногами по берегу снуют огромные бело-черные кулики-сороки («Вы видели кулика-сороку! — воскликнула моя знакомая девушка, студентка биологического факультета. — Моя мечта его увидеть, ни в одной из экспедиций он нам пока не встречался, но я его обязательно найду»), — с каждым днем по утрам я уходила все дальше и дальше по берегу, а тетеревиных голосов из леса так и не слыхала.
          И вот этот шведский парень, с военной выправкой, коротко стриженный, отслуживший в армии (специальность военный переводчик) и немного научившийся там русскому языку (бросай оружие! руки вверх!), а здесь на Готланде переводивший на шведский язык Канта, немного вышел из себя, когда я его расспрашивала о тетеревах.
          Упрямый швед не выдал ни дислокации тетеревов, ни их численности. Но где-то они должны быть! Видите ли, он понятия не имеет, есть ли на Готланде эта птица, и вообще не может отличить тетерева от глухаря. Он не знал даже про корморанов (шведское название баклана). Я тоже, конечно, не могла похвастаться, что могу отличить все виды водоплавающих, которыми кишели эти берега, но молодой философ не на шутку рассердился. Тут-то он и сказал: «Вы враг культуры». С раннего утра он сидел за компьютером, а по вечерам слушал музыку.
          Собираясь на Готланд, я, конечно, захотела перечитать «Путешествие Нильса с дикими гусями». Оказывается, в несокращенном издании, которое я нашла в Доме книги, повесть Сельмы Лагерлёф называется «Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции». Белого гуся зовут не Мартин, как мы привыкли с детства в тоненькой книжке. На самом деле молодого белого гусака звать Мортен.
          Знакомая молодая рижанка назвала своего первенца Мартин. «Откуда такое имя?» — «Из любимой книги». Ошибка старого перевода закрепилась в славном имени Мартина.
          Дворовый шведский гусь захлопал крыльями, заслышав крики своих диких сородичей.
          Усидчивый шведский гусачок каждое утро взмывал за вольным полетом философской мысли, труженик культуры, он стремился окольцевать вольный философский дух, парящий, где хочет.
          Первые шведские кроны, которые я получила в обменнике стокгольмского аэропорта, были бумажные двадцатки, на каждой был изображен Нильс, летящий на белом гусе. И я поняла, что ни с кем ни за что не буду здесь говорить об этой книге.
          Приходилось ли Вам слышать, что вытворяют наши скворцы в первые дни возвращения к своим скворечникам? Свистят, как мальчишки, стрекочут, как газонокосилки, тарахтят, как трактора, — всё тащат они со всех весенних полей Европы в свои отчеты о перелете. Вздохнет, бывало, о ранней весне в Италии или южной Франции советский невыездной зевака (а у нас еще снег лежит) и пойдет своей дорогой.
          Не так давно в Амстердаме одна цапля полюбила рыболова. По утрам он удил рыбу в канале у своего дома в обществе этой самой цапли. Она сопровождала его до дома и терпеливо ждала новой встречи. Все соседи были свидетелями этого постоянства. Однако амстердамец стал охладевать не то к рыбалке, не то к своей подруге, возможно, собрался жениться. Тихая набережная наблюдала сцены, которые стала устраивать цапля, превратившаяся в инфернальницу. В голландских домах нет занавесок, и соседи могли видеть, как разъяренная цапля врывалась в его уютный образцовый дом, металась по гостиной и била стекла.
          Незадачливый рыбачок съехал, пропала и цапля. Она была не то депортирована, не то пришел срок весенней миграции и возвращения на псковские болота.
          Голландец, наверное, отправился вслед за ней в Россию. Вот бы кого найти и расспросить на тему Птицы в моей жизни.