Интернет в моей жизни / 21.04.2006
- Владимир Березин
Про СетьВ американских фильмах, а мы многое знаем о жизни именно из американских фильмов, есть такой, кочующий из одного сценария в другой, эпизод.
Это сцена из собрания общества Анонимных алкоголиков.
Герой встаёт и, тужась, говорит: «Я Джон Смит, мне 27 лет, и я алкоголик».
И видно, как в этих муках совершается его перерождение. Тут, правда, разница менталитета — русского человека часто обзывают алкоголиком (и часто неосновательно). Жена кричит ему «Алкоголик!», он сам называет алкоголиками людей, столпившихся в подворотне, — хотя непонятно, кто они — может, это банда наёмных убийц, а может, это сумасшедших шахматистов выгнали с бульвара и они стучат своими магнитными шахматами, прячась от ветра.
Так это или нет — но всякого рода признания для русского человека обыденны.
Поэтому я могу честно встать и признаться на любом собрании:
— Я — Березин, и я зависимый от Сети человек.
Некоторые, правда, тащат в обыденную речь слово «аддиктивный», но не всякий человек и в трезвом виде сумеет правильно выговорить или написать это слово.
Собственно, началось всё гораздо раньше. Топоры уже застучали по виноградникам, но государство от Бреста до Владивостока, а что важнее, от Вильнюса до Душанбе, было ещё неколебимо. Тогда американцы спорили с советскими учёными о том, можно ли по сейсмическим колебаниям оценить мощность ядерного взрыва. Раздосадованные затяжным спором, они вдруг подарили Академии наук два десятка персональных компьютеров. Нормальные люди отказывались на них работать, а мне как молодому специалисту выбирать не приходилось. Хоть я ещё застал арифмометры «Феликс» — голубоватый корпус, отлив — нечёткая надпись на ценнике — «Феникс»? «Феликс»? Непростой арифметический прибор — восемьдесят пять операций в час — «при делении 5-значных чисел на 4-значные», как гордо сообщала инструкция. Шутки шутками, а на таких арифмометрах была рассчитана ядерная бомба и полетели в космос первые космические корабли.
Я застал огромные кремовые шкафы ЕС-1010 на физическом факультете университета, и я застал ещё радостный стрёкот перфораторов в математическом институте на улице Вавилова, и таскал под мышкой толстую коричневую колоду. Так вот тогда я и познакомился с Сетью.
Сначала мои коллеги передавали научные цифры туда и сюда — причём каждому неодобрительно дышал в ухо специальный человек.
Много было секретного в той жизни.
Затем я наслышался о Сети от однокурсников, устроившихся на работу в Курчатник — так его завали, этот институт с гигантской мёртвой головой атомного академика перед входом, что была взята напрокат из сказки Пушкина.
То есть это была не Сеть, резво бьющая копытами, а что-то вроде предшественника эогиппуса. Это были бестолковые низкорослые зверьки, хипповствующая сеть ФИДО.
Это были хорошие люди — передача данных меня интересовала тогда меньше.
Было другое время и другие деньги.
Потом несколько лет я провёл в неестественном состоянии — висел на специальных тросиках с гирьками, ползал по коридору. Жизнь была невесела, а на дворе бушевали девяностые.
Поэтому общение продолжалось буковками — нечего было мне показать миру, кроме буковок.
В этом была работа, в этих буковках было и развлечение.
Началось всё, конечно с чатов. Одна моя знакомая говорила, манерно выпуская сигаретный дым в потолок:
— Первый чат как первая любовь...
Она была права — цвет экрана врезался в память навсегда, никнеймы жили вечно, хотя те чаты уже умерли. Остальные напоминали камеры для ночных зверушек в зоопарках. Вот многих зоопарках мира есть такое особое место — закуток, по форме напоминающий наш общественный туалет — узкая лесенка, спуск между кафельных стен, — и вот они — ночные зверьки. Живут за тонированными стёклами. Суетятся. Причём среди них были какие-то мелкие мыши — они одновременно ели, трахались, гадили, бегали взад-вперёд и ещё рыли себе норки. Всё происходило в полумраке, ведь это были ночные зверьки. Эта картина была очень похожа на классический чат «Кроватка».
За чатами пришла пора переписки и форумов — один из них я до сих пор люблю, несмотря на напряжённость патриотической речи, на ортодоксальный гонор. Это было место встречи профессионалов.
Встреча — вот было ключевое слово.
Сеть похожа на кафе. Я говорю слово «Сеть» — но это не наследие ФИДО.
Просто это слово, написанное с заглавной буквы, мне кажется более эстетичным. Не «Интернет», а «Сеть» — может, это отзвук фэнтези, где все простые слова пишутся с больших букв — как в немецком языке.
Итак, сетевое общение живёт по законам кафе, оно собирает людей по этим же принципам кабаков, и по ним же оно умрёт когда-нибудь. Для многих моих сверстников привычка встречаться в кафе — поздняя любовь, будто страсть стареющего ловеласа к барышне. Нет, и раньше я помнил пивные вокруг моего дома наперечёт — всем было известно, кого можно увидеть в «Яме», а кого — в «Гульбарии». Уважающий себя человек доподлинно знал, чем отличается пиво в заведении «Что делать» на улице Чернышевского от пива в «Тайване», у высокой стены китайского посольства.
И даже ссоры в Сети происходят так же, как в кафе. Жизнь эта давно и хорошо описана людьми, не знавшими ни слова «Сеть», ни слова «Интернет». Они понимали толк в том, как повесить на крюк мокрый дождевик и, ожидая кофе с молоком, писать о том, как холодно и ветрено было в Мичигане. Потом впустить в рассказ девушку напротив, заметить её исчезновение, а потом понадеяться, что она ушла с хорошим человеком. Ссорились при этом так: мраморные столики, запах раннего утра, и вот появляется некто, кто сразу раздражает тебя. Раздражает просто так, одним своим существованием. И ты кричишь ему: «Убирайся!», но он резонно отвечает:
— Это кафе. И у меня такое же право сидеть здесь, как и у тебя.
Но, как рассказали нам уже классики, можно отступить. Можно найти новое местечко — но это обжито и привычно. А можно и сопротивляться, потому что тяжело сознавать, что придётся видеть голову какого-то упыря рядом.
Этика кафе подразумевает всё — перекинуться парой слов с одним, помахать рукой другому, скорчить рожу третьему. Иногда прошелестит bon mot. Бессмысленно требовать от всех посетителей литературной формы — если это только не унылые афоризмы на стенах ресторана ЦДЛ. Но это позорище, слава Богу, уже смыло время.
Следующим обстоятельством стало то, что мне несложно читать с экрана книги.
Более того, меня чрезвычайно возмущает, что к бумажным книгам не приделан способ поиска нужной фразы — закладки бессмысленны, всё не хорошо.
И часто, имея на расстоянии протянутой руки собрание сочинений классика, я вынимаю его неважно отсканированный текст из Сети — чтобы найти смутно помнимое.
Это обстоятельство перерастает в другое — всё в мире меняют поисковые машины.
То, чего не могут найти Яндекс или Гугль, — не существует.
Сеть — коллективный разум, коллективный справочник.
И пишет несчастный Барт Симпсон на известной карикатуре «Я больше не буду задавать дурацких вопросов, не посмотрев в «Гугле», Я больше не буду задавать дурацких вопросов, не посмотрев в «Гугле», я больше не буду задавать дурацких вопросов, не посмотрев в «Гугле», я больше не буду задавать дурацких вопросов, не посмотрев в «Гугле», я больше не буду задавать дурацких вопросов, не посмотрев в «Гугле»...».
Это пришло к нам из американского мультфильма, точно так же, как и фраза про алкоголиков.
И я встаю, чтобы как пионер, что торжественно клялся перед лицом своих товарищей:
— Я — Владимир Березин, мне тридцать девять лет, и я зависим от Сети. И я не буду задавать никаких вопросов, не посмотрев сначала в ворох предложенного поисковой машиной.
Не буду, да.