Алкоголь в моей жизни / 22.01.2007

• Александр Уланов

          Наверное, Артюр Рембо — последний, кому стоило писать о пьяном корабле. Потом началась такая литература, что сносила крышу все больше — и все лучше алкоголя. А что поцелуй слаще вина — еще Сафо знала. И прекрасно сходить с ума, сохраняя в то же самое время твердую память и ответственность, балансируя — а упираться в ту или другую крайность неинтересно как-то. Пусть химия остается писателям-описателям, которых никто не любит, кому воображения не хватает, — у меня алкоголи другие. Но вино — предмет, с вкусом-цветом-историей, а есть предмет — есть и предметная память за ним. Вот мои асти-спуманте и слеза комсомолки.
          Бальзам на крымских травах, сорокаградусный, горький, горячий от дневной жары на рынке в Рыбачьем, — ты купила и дала попробовать чайную ложку. Сжатый почти в точку, не тяжелый, завернутый в рубашку, еще долго потом в моем рюкзаке до твоего дома вдали от моря, запах степи, не ялтинских пальм, мы всегда любили открытые пространства, в них и исчезли, тогда я еще не знал, что горечь — об этом.
          Молдавское вино, сладкое и густое, не льется, а тянется, название забыл. Бутылка — узкий высокий конус, проходящий на трех четвертях высоты сквозь небольшой шар, — только и всего, мало я видел столь же точных намеков на легкую фигуру девушки, безымянный дизайнер — мастер супрематизма. День рождения давно отменил, помнят только самые близкие. Ты — помнишь и принесла на, тянущийся праздник, с временем многое можно сделать, мне попалась вторая такая же бутылка, почему бы день рождения и не дважды. А потом оказалось, что бутылка хороша для новогоднего колючего вихря, фонтана еловых веток.
          Домашняя настойка, арония. Думал — несусветная экзотика вроде араукарии, оказалось — черноплодная рябина из-под города пряников и пулеметов. В чашечках для кофе — печаль цвета вечернего неба, вяжущая, едкая, греющая, берегущая горло от простуды. Растягивать по глотку, долго вспоминать, коротко видеть, вот тебе еще привет, и при чем тут алкоголь, сами мы алкоголь, и нормальными нам не быть.
          А лучший алкоголь — вода с тобой, у твоей лампы, в моем походном термосе, в Серебряном колодце, на лавочке у Невы, в вагоне на Владивосток, на римском Форуме. Вода, на которую с тобой — потому что она меняет цвет, шепчет, превращается, бежит — и мы с ней — а алкоголь — al-kuhl, «тонкий порошок» по-арабски — не угонится, сухой слишком.