Павел Петрович ПЕТУХОВ был разведчиком. Об этом знали все, даже его троюродная бабушка Полина, с которой Павел Петрович дружил. А пистолет свой он прямо-таки обожал. Даже спал с ним однажды. Приехал Павел Петрович в 115638 раз в заграницу и тут же, понятное дело, выпил литр кока-колы и пошел на рок-концерт. Там у него была назначена встреча с его агентом, завербованным еще на прошлой неделе в Москве известным заграничным певцом-декламатором Севой.
        Придя на рок-концерт, Павел Петрович позвал Севу, который только что закончил выступление и собирал разные сувенирные продукты, брошенные поклонниками на сцену во время его, значит, пения.
        Сева поднял голову, увидел Павла Петровича, но как бы не узнал. "Отлично работает", – отметил Павел Петрович и позвал как бы снова. Сева поднял голову, побагровел, плюнул в сторону Павла Петровича, запустил гнилым сувенирным помидором.
        Так и было задумано. Такой пароль. И он означал, что Сева сейчас выполняет ОСОБОЕ задание и сможет, не навлекая на себя подозрений сами понимаете кого, уделить Павлу Петровичу несколько часиков или минуточек или секундочек через недельку-другую, не раньше. "НУ И ХУЙ С ТОБОЙ!!!" – крикнул Павел Петрович на весь зал свой фирменный конспиративный ответ и на радостях тут же отправился в публичный дом, на явку с тетей Цилей, подполковником ФСБ, связной-радисткой, работающей на Диком Пока Западе вот уже хрен знает сколько лет как бы содержательницей борделя.
        Тетя Циля всегда была рада гостям, особенно из родного учреждения. "С чем пожаловал, сокол ясный?" – милым блядско-конспиративным голосом спросила она. "Ты, старая, сначала баньку истопи, спать уложи, да и пожрать чего приготовь, а потом уж и спрашивай", – конспиративно-хамски ответил Павел Петрович. Это означало, что все идет как надо, что и места и денежки в родном учреждении есть и будут и для тети Цили, и для других работников, пусть даже и помоложе. В смысле – не уволили пока тетю Цилю без ее ведома и согласия, личный счет в районном банке исправно пополняется, и за это тетя Циля должна сказать "спасибо". Что тетя Циля тут же и проделала мастерски с проглотом, как и положено по Уставу.
        Павел Петрович расчувствовался, потребовал водки и цыганку Дашу, завербованную им в прошлое посещение заведения. Он хотел узнать у Даши, не предала ли тетя Циля потихоньку Родину, не стала ли двойным, а то и тройным агентом. Даша спела песенку из народного кинофильма "Жестокий Роман" на слова Евтушенко про Сталина, из чего Павел Петрович сделал вывод, что все в порядке. Тут выбежали Таня, Ира, Дуняша и Светка – все в маскарадных костюмах, надели на Павла Петровича маску слоненка с лихо поднятым хоботом, и Павел Петрович удалился с девочками – кого вербовать, а кому и инструкции новые давать. Инструктировал он их, инструктировал, да и заснул.
        И приснились Павлу Петровичу его приемные дети – Спидола и Аполлон, подобранные на улицах слегка горящей Праги 1968-го годика.
        Дети смотрели на Павла Петровича с правильными выражениями лиц. И ничего не говорили. Проснулся Павел Петрович в слезах.
        Павел Петрович был хорошим отцом. Во всех уголках планеты были у него дети, и он помнил их всех поименно, хотя многие уже и умерли благодаря империализму.
        Каждый раз, узнав о смерти очередного ребенка, Павел Петрович облачался в траур, врубал на "10" лэдзеппелиновскую "Большую любовь" и пил ведрами, не отрывая губ, детантовскую пепси-колу, пока не начинало покалывать сердечко. Как только оно начинало покалывать, Павел Петрович уходил в отпуск по собственному или брал больничный лист, уезжал в спецсанаторий, где товарищи по работе успокаивали его, как могли, как умели.
        После санатория Павел Петрович обыкновенно отправлялся в Японию к своему дзен-гуру Андрону, передавал ему новые инструкции из Центра, а заодно и каялся. В том, что когда-то ему клялся в любви и верности, хотя в душе терпеть его не мог, особенно его стихи, которые считает графоманскими, в том, что он, человек семейный, так мало внимания уделяет воспитанию детей, которые слушают "Бони М", а не старый добрый хард, американский актер де Ниро ему нравится все больше, а Чурсина – все меньше, и что чтение "Руководства по оленеводству" приносит ему большее успокоение, чем "Бхагавадгита", пусть даже и с комментариями Его Божественной Милости А.К. Бхактиведанта Свами Прабхупады, и вообще он хочет увидеть своих невиданных еще детей в Папуа Новой Гвинее, и если уж ему на роду написано быть шпионом, то шпионить там, в Новой Гвинее, где люди просты и душевны, а не на открытом нараспашку Западе, где все равно никакой революции никогда не будет, шпионь – не шпионь. А в Папуа будет, и не одна, потому что папуасы ментально русские, только голые, и все хотят кушать. И если мы, коммунисты, объясним им, что полезнее кушать не друг друга, а империалистов, они их всех сожрут. И не просто так, а идеологически правильно, в порядке закона классовой, бля, борьбы. Гуру пообещал изложить его соображения товарищам из ЮНЕСКО, и Павел Петрович с облегченной психикой отправился домой, в Россию, где его жена, наслушавшись сплетен о его похождениях там, на Западе, распространенных вьющимися вокруг нее агентами ФБР и ЦРУ, выгнала Павла Петровича из дому, а заодно с оказией и из страны нашей Родины.
        И Павлу Петровичу ну ничего не оставалось делать, как попросить политического убежища в одной очень западной стране, где женщины-агенты ФСБ ходили, ходят и будут ходить табунами.
        Но так как Павел Петрович был уже не их коллега, а мерзкий отщепенец, предатель и СУКА, за свои услуги они требовали уже не инструкций, а твердо конвертируемой валюты, имеющей в той стране хождение, как у нас доллары.
        И Павлу Петровичу Петухову, на старости лет и несмотря на гипертонию левого желудочка, пришлось заняться добычей денег. А так как ничего, кроме как стрелять, он не умел, подался он в гангстеры.
        Стрелял он хорошо, а бегал плохо, и его вскоре изловили, приговорили, но, узнав, с кем имеют дело, перевербовали, сделали серию пластических операций и под видом Майкла Джексона запустили на гастроли в Россию, ставшую к тому времени первым другом Мира Капитала, но еще не совсем.
        Павел Петрович с ролью Майкла не справился, на первом же концерте его закидали гнилыми помидорами (не обошлось здесь и без наводки бывшего коллеги, рок-певца и декламатора Севы).
        Павла Петровича бывшие его начальнички из употребления изъяли, а на его место воткнули своего джексона, фээсбэшного, по кличке Дуня.
        Дуня оказался морозоустойчивым и в быту не капризным, так что в России теперь свой Майкл Джексон имеется, не хуже ихнего.
        НО: НИКАКОГО ОТНОШЕНИЯ ЭТОТ ДУНЯ К ДУНЕ ТЕТЕ-ЦИЛИНОЙ, НАСТОЯЩЕЙ, НЕ ИМЕЛ И НЕ ИМЕЕТ!
        ...а где же Павел Петрович? Увы, его след затерялся. Говорят, впрочем, что он устроился оленеводом в одном подмосковном охотничьем хозяйстве и вполне счастлив. В том числе – и в личной жизни.