ПОДЗЕМНАЯ ОКСАНА

Шелест одежды несётся с проезжей части.
На уровне воды глаза, а ресницы полуприкрыты.
Сегодня у обочины веером шоколадки,
Красивые зонтики, дрянной матерьял.
Метро опрокинуло вечернюю рюмку,
Порция людей пошла в переход.
Над закрылками бегущих легчайший холодок.
Кажется: момент – и что-то случится.
(Момент – это подошедший молодой мент.)

А мимо спешат подземные жители
По своей ежедневной гранитной коммуналке.
Печатное слово, кожа, игрушки,
Молдавия, Украина, Белуджистан.
Дорогое бельё на глянцевой бумаге,
Большие веники подмосковных роз.
Пуштуны продают кошельки-перчатки.
Отдан ресницам целый этаж.
А сверху большой и бронзовый Пушкин.
(Саша сверху, Оксана снизу.)

Оксана и Пушкин. И менты. И цветы. И пуштуны.
Письмо, опрокинутое в щёлку между городами.
На полочке между двумя городами сидит подземная продавщица.
Метро! Метро! Никакого вокзала!
Татары-носильщики встречают поезда на вокзалах,
Хватают за руку зелёные вагоны.
Но эти поезда идут не к тебе, а мимо.
О зеркальце заднего вида, зеркальце бокового вида!
Люди поворачивают из правого ряда через сплошную полосу,
Катятся мимо – люди в шубах, люди в пальто и люди в плащах,
Люди в толстых и тонких колготках, льняных и кожаных пиджаках.
(Время года сменилось, несут зонты.)

Если смотреть только на ноги, видишь, как сапоги подрастают,
Потом стираются каблуки, удлиняются носы, лодочки становятся фелюгами.
Если смотреть на головы, лысины закрываются шерстью, мехом, пото́м
Опять парусиной, а если мокрые волосы – значит, весна или осень
Или кому-то вдруг захотелось мокрых волос.
Глаза бывают тоже по погоде, в тёплых зимних и тонких летних очках.
Руки бывают в перчатках – замша, лайка, бывают красные от мороза.
Ногти короткие, длинные, с наклейками и с чёрной каймой.
Сумочки белые, чёрные, на коротких и длинных ремнях, на подкладке.
Бывает у лиц такой особый оттенок, что сразу видно, на каком человек живёт этаже.
Что он замыслил делать осенью, летом, когда у него зарплата, куда он её понесёт,
Видит ли перед собою в воде пластинки китового уса
Или проходит сквозь них, как Орфей
В исполнении Жана Маре через зеркало проходил,
Или останется, как Иона, во чреве кита.
(В этом эпизоде Иона играл себя самого.)

МАЯКОВСКАЯ – 3

Хочешь увидеть будущее ранцевого парашюта?
А то я на этой станции единственный манекен.
Во что превращает зрителя его длиннополая шуба,
Если задрал он голову, но без весла в руке.

Что-то посеяно в лентах, пустых вещицах.
В склянках бывшего запаха мир под острым углом.
Смотри через это стёклышко, подземная продавщица,
Как несколько будущих лётчиков осваивают потолок.

Страна их держала за ноги, а гражданин Дейнека
Шил на живую нитку из цветного стекла
Линии высоковольтки, сосны, подземное небо,
Раньше моих родителей появившийся моноплан.

В татарском посёлке ветер, и белая стая
Рисует великой эпохе то, что зовется "кроки́".
А если смотреть под ноги – там сапоги подрастают,
Становятся лодки фелюгами, стираются каблуки.

Сейчас свои туфли-лодочки сбросит пловчиха Леда.
Больше таких не встретишь – туфель, стекла, глосс.
У девушки мокрые волосы – значит, в Крыму лето,
Или кому-то в Москве захотелось мокрых волос.

* * *

Хозяйка забыла свитер
С бабочкой на плече.
Победный писк алфавита
Над целой горой вещей.

Она ещё не афиша,
А только последний знак
Того, что это излишек,
Выдернутая блесна.

Из мира колгот, перчаток
Нас вызволят по слогам,
Как букву – значок начала
Известного на югах

Сладчайшего слова Vita,
Опасного, как халва.
А если ты снимешь свитер,
Вывернешь рукава,

Станет усталой бабочкой
Бывший его наплечник.