Академик Чаусов всегда призывал нас учиться у природы. И поэтому неудивительно, что конструкция самого передового бура была, по существу, списана с земляного червя. Просто, зато гениально. Наш аппарат пожирал землю под собой и... как бы сказать... выпускал ее сверху. Ровно посередине серебристого тела червя располагался наш батискаф из сверхпрочного стекла. "Желудок" проходил посередине зала, по вертикальному цилиндру.
У нас было все, что нужно для глубокой экспедиции, – компьютеры, видеокамеры, датчики, еда, сортир. Единственно, наш сортир во время спуска работал не вниз, а вверх. Нас было трое.
Командир Геннадий Пацаев, отличный мужик, кандидат, кстати, наук по геофизике. Связист Ромка Жуков. Ну, и я – Дима Зубрилин. Журналист и психолог в одном флаконе.
Такой вот жюль верн, дорогие господа. Это как минимум, а вообще-то наше "высокое" начальство крепко надеялось обнаружить в глубоких недрах отечества нефть или золото. Гена на пальцах объяснил нам, что добыча всех этих богатств все равно будет нерентабельна, но начальство у нас испокон веку дубовато на мозговую кору, а их плотоядные надежды ускорили финансирование проекта. Так что мы смотрели в широчайшее круговое окно и любовались внутренностями планеты. Протокол по существу: химический состав, температура, давление и тому подобные подробности – компьютер вел сам. На автопилоте.
Как красива Земля! Мы видели ее срез, как в учебнике. Тускло мерцающий уголь, потный блестящий гранит, кварцевые огромные глаза, вдруг возникающие влекущие пустоты. Вы знаете, я благодарил Бога за то, что оказался здесь.
На восьмой день мы побили прежний рекорд наших меньших братьев по разуму американцев, что отметили шампанским. Если все будет в порядке, через восемь часов после нас уже по рыхлому тоннелю спустится второй батискаф с гиннесовской комиссией.
Мы спускались дальше – медленно, но неумолимо. От нечего делать я наблюдал за своими товарищами.
Пацай основателен. Ромка легкомыслен. У Пацая там, наверху, взрослые дети и хозяйство. У Ромки – друзья и девчонки. И вместе с тем, если понадобится, если возникнет форс-мажор... Словом, надежнее ребят мне не встретить. Да и им, смею думать, не придется краснеть за меня. То есть не пришлось бы, если бы...
– Димка!
– А?
– Посмотри, чего он там пищит?
Я подсел к пятому.
– Впереди температурный скачок.
– Сильный?
– Не очень.
– Посмотри еще. Если бы только несильный скачок, он бы так не пищал.
Вот это опыт!
– Да. Геннадий, там большая пещера.
– Добре.
Минут пять шел гранит, потом мы вбурились в полость и начали свисать с ее потолка. В полости шел процесс – она была залита красноватым светом. Ромка подошел к стеклу, заглянул вниз.
– Ё!
– Чего у тебя там?
Ромка, не отлипая от стекла, сделал нам приглашающий жест рукой. Мы, заинтересованные, подошли.
Батискаф завис под потолком гигантского цеха. Внизу споро и слаженно двигались рабочие в черном. Механизация была на нуле. Вилы и лопаты. Ближе к стенам располагались то ли котлы, то ли плавильные печи.
– Что за черт, – проворчал Пацай.
Минуты за три мы спустились достаточно, чтобы рассмотреть сотрудников цеха. Они оказались покрыты черной шерстью, на головах у них красовались рога, а на красных обезьяньих задах – хвосты. Один черт случайно задел другого вилами – тот машинально отдернул хвост, да так, что мы с Ромкой сели от смеха.
– Все ясно, – хмуро сказал Пацай. – Ромка, передавай наверх.
– Что... передавать? – с трудом спросил Ромка, закисая.
– Всё вот это вот безобразие.
– Понял.
Ромка врубил селектор и занудно запричитал:
– Земля, Земля, я Червяк! Земля, Земля...
– Давай, Жуков, – угрюмо ответил из селектора Палыч. – Давай по существу.
Палыч – это отдельная история. В частности, он презирает пароли с тех пор, как... Ну ладно, потом расскажу.
– Палыч, короче, тут такая фигня...
– Ну?!
Пацай неодобрительно взглянул на Ромку, нагнулся к селектору и четко отрапортовал:
– Мы в аду.
– Геннадий, ты давай по существу.
– Мы в аду, – повторил Гена. – По существу. Димон, пристрой ему глаз к стеклу.
Я прслонил объектив к стеклу. Селектор помолчал, потом произнес тихо:
– Вашу мать...
– Вот так, – заключил Пацай с непонятным удовлетворением.
– Вашу мать... Ну вы снимайте, ребята, снимайте! Это же научная сенсация... мягко говоря. Вы проверьте, они получаются на кассете?
Ромка чуть промотал, посмотрел.
– Получаются, куда они денутся.
Мы не отлипали от окна.
– А жарко им, наверное, в шерсти, – произнес вдруг Ромка сочувственно.
– Привыкли, – кратко отозвался Пацай.
– Смотри, пашут и пашут. Ни перекуров тебе, ни чайку. Слушай, знаешь, на что похоже? На пансионат. Я в прошлом году был. Грязевые ванны, душ Шарко.
Мы захихикали.
– Сравнил! – отреагировал Палыч с осуждением. – Тебе начальство навстречу пошло с путевкой, а ты так погано сравнил. Пансионат! Ты лучше поворочай камерой – там отдыхающих не видно?
Мы поводили так и сяк объективом, сами пошарили, по-гусиному выгибая шеи.
– Нет, Палыч. Булькает.
– Кипит?
– Ну, научно говоря, закипает.
Тут наконец-то один из чертей указал на нас вилами. Его товарищи мгновенно бросили работу и сгрудились в кучку, тараща на нас глаза. Потом один гладкий черт бросился в угол зала – и оттуда, из подсобки, нехотя выполз довольно жирный индивид заметно выше остальных.
– Прораб, – констатировал Палыч из селектора.
Старший черт встал посреди кучки, глядя на нас с неудовольствием. Ромка пихнул меня локтем в бок и украдкой показал на Пацая. Я взглянул на обоих начальников, сличил выражения лиц и, честно говоря, сполз от смеха на пол.
Старший черт энергичными жестами показал нам, чтобы мы убирались или вверх, или вниз. Пацай так же внятно показал ему, что нами управляют сверху. Прораб кивнул в знак понимания. Потом обернулся к персоналу и, сопровождая слова широким жестом, послал чертей на рабочие места. Мы висели над ними всего метрах в двух. Молодые черти пустили приказ мимо ушей. Один из них двумя пальцами приставил к голове начальника дополнительные рога. Другой, сзади, откровенно радовался тому, что попал в кадр: улыбался и размахивал вилами.
– Детский сад, – откомментировал Пацай. – Дисциплина говно.
– Это под Россией, – напомнил ему Палыч из селектора.
– Ну, будем надеяться, – заключил Пацай туманно. На что именно надеяться, оставалось гадать. Мы уже спустились практически до пола. Прораб властно взял у ближайшего черта вилы и постучал в стекло.
– Стучи, стучи, пидор мохнатый, – проворчал Пацай. – А вы чего ржете? Чертей не видали? Насмотритесь еще.
– Сам... насмотришься.
– Да, Ромочка? Я, между прочим, в церковь хожу. А ты вот тут глумишься и злословишь. Ты, пока не поздно...
– Геннадий Дмитриевич! – прогудело из селектора. – Кончай мракобесие. Что там впереди?
– Сланец.
– Вот и славно.
Черти уходили наверх. Один, махая на прощание лапой, присел, другой, самый общительный, лег на пол. Еще минута, другая – и вокруг пошла порода.
– Слышь, Димон, у одного там был педикюр на копытах. Он голубой, как ты думаешь?
– Что же это за лажа у вашего поколения в башках?! Представляешь, Дима, мой вот тоже приходит позавчера...
– Гена, – это уже Палыч из селектора, – как думаешь, они тоннель не попортят? Ненадежный народ.
– Думаю, нет, Константин Палыч. Не в их интересах. Да и инвентарь у них старомодный.
– М-да? А как считаешь, может комиссию к ним спустить?
– Я думаю, этот вопрос решат в Москве.
– Ты прав.
– Залежи магния.
– Много?
– Много.
– Вот и хорошо.
|
