В нынешних украинских справочниках легко отыскать Степана Бандеру.
Перед Большой войной сражался с поляками. Потом - вместе с Гитлером - против Сталина. Потом - на два фронта - против того и другого. После войны - исключительно против Сталина.
Две тогдашние "горячие точки" - Западная Украина и Прибалтика. На побережье, в чащобах с болотами, - "лесные братья", а в прикарпатских высотах - сподвижники Степана Бандеры - бандеровцы. "Бандиты" в кавычках и без кавычек.
И нипочём не выкуришь - население поддерживает. Кто добровольно, кто под угрозой...
Извели их, прибегнувши к опыту Кавказской войны. Царское правительство: а) разрешило эмиграцию, рассеяв черкесов с чеченцами по белу свету; б) выселило на равнину горные аулы. Сталин держался второго способа, поголовно отправляя в Сибирь окрестных селян-украинцев и хуторян-прибалтов.
А до того воевали. И некий молодой лейтенант вышел ночью по малой нужде. Шагать в будочку поленился, пристроился под кустом. В аккурат налетели бандеровцы - подхарчиться. И не успел лейтенант застегнуть галифе, - осветили фонариком.
- А-а, краснопогонник!.. Отливай, пехота! Армейских не тронем! - И "бандит" в кавычках - идейный бандеровец - исчез в темноте, спеша подстрелить какого-нибудь кагэбэшника с голубым околышем. - Пиду блакитного пошукаю...
А наш лейтенант остался с большою нуждой - раскоряченный, без кобуры и ремня.
Ну, пояс-то раздобыл и кобуру тоже... А касательно револьвера поплёлся в каптёрку. Нашёл человечка. Повеселил фольклорною байкой (которая, извините, - в следующей главке), поставил-подмазал да и разжился новою "пукалкой" с перебитым номером.
А там сократили армию, переквалифицировался в пожарники, женился по любви на генеральской дочери... изгладил и выветрил давнее, почти юмористическое происшествие, и лишь однажды вспыхнуло, как тот ослепляющий прикарпатский фонарик...
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Был чемпионом страны (и заслуженным тренером) в пожарно-прикладном спорте: кто быстрей размотает-подсоединит шланг, прошмыгнув через препятствия с многопудовой катушкой, не увязши в песке и глине, и вскарабкается по приставной зыбкой лесенке на фанерную верхотуру, и прыгнет с того макета, спасая ребёнка - тряпичную куклу...
Преподавал пожарно-технические дисциплины, заочно, для "корочки", поступивши в Педагогический. Тогда пошучивали заглазно, поскольку в институте таких именитых заочников и в глаза-то не видели... Однако для общего образования, в силу родительского пристрастия, заглядывал брандмайор (но лучше бы - через чёрточку, раз уж присвоили майора) - и вот перелистывал бранд-майор школьные учебники отличника-сына.
Наткнулся в хрестоматии на "Тамань". Там поручик (Печорин - поручик?) схлестнулся с контрабандистами, как лейтенант - с "бандитами", и девушка (а бандеровцы подсылали к нам девушек... о-о, каких ещё дивчин!), девушка, подруга контрабандистов, заманила его в лодку. "Хвать, - пишет Лермонтов, - пистолета нет".
А больше ни слова. Как будто в далёком веке не отчитывались за табельное оружие! Всего и заботы, что пропала шкатулка, шашка с серебряной насечкой, дагестанский кинжал... "И не смешно ли жаловаться, - пишет Лермонтов, - что мальчик меня обокрал, а восьмнадцатилетняя девушка чуть-чуть не утопила?"
А то бы пожаловался? И начальство бы, что ли, не поинтересовалось насчёт пистолета?..
Тут впервые мелькнуло бывшему лейтенанту (пожарному майору), взметнулось, как бандеровский фонарик в ночи, затлело, как поддиванный коврик от брошенной сигаретки, и проворным огневым зайчиком - по плетёному витому шнуру - прямиком к зарядному ящику... занялось-полыхнуло: а верно ли, обошлось? Взаправду выскочил?
Куда подевался весёлый бандит с кобурою и офицерским поясом? Убили в Карпатах? Сгинул на Колыме? Ушёл за кордон?.. А родимый наган с изначальным номером?.. Ведь коли найдётся, мигом хватятся, потянут бывшего лейтенанта...
И позавидовал беспечному классическому поручику, которому нет дела до радостей и бедствий человеческих... Так-то оно так. Покуда не клюнет в темечко!
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
На первом этаже размещался сбербанк. Большое удобство в смысле коммунальных услуг и будущей пенсии. Но пожарный полковник (уже полковник!) тревожился и опасался... Только какая ж беда от мирного кредитного учреждения?
Что? Сына-студента обаяла кассирша?
Да ради Бога! Совет да любовь!.. Девушка, правда, иногородняя, бесприютная, а парню - служить за рубежом, требуют подноготную до седьмого колена, абы как в супруги не выбьешься - без языка, без рекомендации, без родословной...
Пожарный полковник неоднократно бывал за границей. Прежде - участник соревнований, нынче - главный наставник. Всякий раз проверяли: копались в бумажках, обследовали, собеседовали... Выходит, родимый наган затаился в карпатской расщелине, сплющился и заржавел (с ударом на "ржа"), смыт горным потоком или заилился в тихом омуте, а то покоится в захоронке, смазанный, обёрнутый тряпочкой...
Наган - он всегда наган. Хоть слева направо, хоть справа налево - наган. С семизарядным патронником-барабаном при заводском номере, с плоскою звёздочкой над рукоятью и годом выпуска...
Девушка из сберкассы играла свою игру, - особо не торопилась, пренебрегая жилплощадью и достатком. Я, блин, тебе не пара, в карьере твоей - не помощница. И вообще, как в песне поют:
Мой папа - алкоголик,
а братец - шизофреник,
сама я - круглый нолик,
не марка и не пфенниг. |
Не шпрехаю, блин, не спикаю. Не parler vous francais... И с мамой-генеральшей не уживусь! А упаси Бог, укачу в дальние страны, - обратно, блин, ни ногой!
Разборчивая невеста не прошла по конкурсу на актёрский, но с помощью отличника-сына проникла в Финансово-экономический (специализация - sportmanager) и уже подкидывала будущему тестю кое-какие проекты: сварганить пожарно-рекламное show с гастролями за бугром..
- Ох, - сетует, - и наследничек у вас!
Даун, чамрик и пельмень -
погоняй, кому не лень! |
- Ну и не ленись, - смеялся полковник. - Не мучай парня!
- Ничего, блин, потерпит! Мне с ним всю жизнь маяться! - И намекнула: пускай заботятся о жилье. Не будет квартиры, не будет свадьбы!
Через некий срок (сын уже отделился, а генеральша шуровала на даче) в дверь позвонили - слесарь. С домашней сантехникой управлялся полковник самостоятельно, да слесарь-то - из газового хозяйства. И бесшумно ступив за порог, выставил "пушку". Насадкой-глушителем упёрся в растренированный брюшной пресс. Полковник шумно вздохнул, натыкаясь пузом на ствол...
Снаружи, на лестнице, - топот и кутерьма. Гавкает розыскная собака, когтистыми лапами карябает железную дверь. Барабанят в несколько рук. Заливается-дребезжит электрический колокольчик, надрываясь в популярных мелодиях. Мнимый "слесарь" пялится на полковника, полковник - на "пушку"...
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Ясно, как день: брал сберкассу, да неувязка с сигнализацией... Если будут ломать, всё разом всплывёт. Оружейный номер, как ни затёрся, а восстановят... Конечно, срок давности, то, сё... Но уж на пенсию, точно, спроворят. Не до почёта!
А если не будут ломать? Решат, что никого, припустят по этажам...
Отвести к сыну? А невестка?.. Шальная девка непременно снюхается со "слесарем", сын застукает их и этим вот семизарядным "шпалером" с древнею датой под плоской звёздочкой...
Колотят кулаками и сапогами. Приволокли штурмовое бревно... Скулит, подвывает собака...
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
ГЛАВА ВТОРАЯ,
ОБЕЩАННАЯ
Литератор S (от греческого sophron - "благоразумный, здравомыслящий") - и вот обожал будто бы ретирадное место. Окрестил творческой лабораторией, украсивши стихотворным призывом собственного изготовления:
Поэт! Когда приходишь в туалет,
Не забывай и тут, что ты поэт! |
Трудился, говорят, весьма эффективно, с ликованием оповещая домашних: ах, братцы, славно я поработал!
УКРОМНЫЙ УГОЛОК
при участии Василия Макаровича Шукшина
Один молодой человек придумал себе псевдоним с изрядным количеством шипящих, - то ли намекал на польское происхождение, то ли отвергал местное благозвучие... Важно, что нашего Псевдонима перепутали с другим автором, которого обозначим - исключительно согласными буквами - ЧШКН.
Аббревиатура настолько прозрачная, что, пожалуй, не стоит темнить: Чукшин, - с ударением на "у". Чукшин, - как тогда рекомендовался. Потом (уже популярным актёром) сменил ударение. Но в то время только учился во ВГИКе, не снялся даже в "Трёх Фёдорах", хотя и перешёл с актёрского на сценарный. А наш Псевдоним - тоже студент и тоже творческого вуза, сильно моложе Чукшина.
И вот оба, сотворив по рассказику, передали свои произведения - окольными путями - в некий тоненький женский журнал, где заведовала литературой хорошая тётенька с фамилией Недорубова.
Рассказик нашего Псевдонима - в заключительной главке. С песенным титулом "Чёрный пистолет". Само собой - для женского журнальчика - не без "сю-сю"... И, выждав положенный срок, Псевдоним позвонил тётеньке Недорубовой, назвался, натурально, своею шипящею кличкой, а в ответ - три распростёртых восклицательных знака:
- О-о! Вы-то нам и нужны! Приезжайте!
Когда то же самое услышал Чукшин, он, бедный, прикатил на такси, а Псевдоним - студенческая привычка - спустился в метро. Всю дорогу беспричинно улыбался, повторяя (не вслух) весёлый неприличный глагол на "е".
Нынешнюю женскую прессу величают по именам: "Лиза", "Маруся", "Наташа", тогдашнюю - по профессиям: "Работница", "Крестьянка", "Советская женщина" (это скорее призвание), "Ткачиха, прядильщица", "Доярка, свинарка, пастушка", "Сельская учительница"...
И раскачиваясь в метро, твердил Псевдоним на разные лады с непременным глаголом на "е": я, блин, эту Марусю... Наташу, Лизу... я, блин, эту "Работницу"... "Крестьянку", "Ткачиху-прядильщицу", "Совбабу", "Сельскую учительницу"... я, блин, эту мадам Недорубову... В общем, уделал. Или по-нынешнему затрахал - факезировал.
И благословлял руководителя творческого семинара, знаменитого S, что долдонил литературным питомцам (и Псевдониму), упаси Бог, не определять тему и жанр производственно: про железнодорожников, врачей, строителей. Ибо, как ни старайся, отыщется нечто, вами не отражённое: тут упустили, там не учли... Нет, всегда и на веки вечные - про любовь!.. Псевдоним уже видел себя (мысленно) на страницах журнала и сочинял для S дарственную, благодарственную надпись.
В редакции, однако же, прояснилось, что распростёртые восклицательные знаки - все три!!! - относятся к Чукшину.
- Извините, не дослышала по телефону вашу фамилию. - Мадам Недорубова вернула рукопись и познакомила невольных соперников.
- Мы уж встречались, - вякнул Псевдоним.
- Да? - удивился Чукшин.
- Вы читали у нас на семинаре.
- А-а-а...
Чукшина приводил S, будущий тесть, о чём Псевдоним - ни сном, ни духом. Впрочем, отдельные семинарские личности, что обитали в общежитии и не чаяли зацепиться в столице, как-то учуяли насчёт родственных связей. Кто подлещивался, а кто, наоборот, обозлился...
S восторгался местным колоритом, именами Иван и Варвара или такими исконными речениями, как зуб проснулся (в смысле - внезапно заныл). Рыжая девочка (позже - израильский русскоязычный классик) презрительно усомнилась: дескать, подобного рода "находки", как правило, пропадают при переводе...
- Ну и что? - сказал S. - За рубежом издаются не только Тургенев и Чехов, но и Гоголь, Лесков, Ремизов, ранний Замятин. И проигрывая словесно, не теряют в самобытности. Усиливается фантастический элемент. Платонов, Бабель и Зощенко - авторы здешней фантасмагории. - И обернулся к Псевдониму, что был дежурным и корпел, как положено, над Отчётным журналом. - Последнего вы не слышали...
- Я тоже, - прокашлялся некий преподаватель местного языка, что вечно торчал на семинаре с неизменным вопросом и скрипучим, немазаным голосом: "О чём рассказ?", которые (вопрос и голос) внезапно обрушились на Псевдонима в редакционном холле.
- О чём рассказ? - прохрипел Чукшин, в точности как сотрудник кафедры. - Чего сидишь-то?
- Да так! - брякнул Псевдоним. - Куда, думаю, податься? - И поведал весёлую предысторию.
Поскольку в сюжете про чёрный пистолет задействованы мальчик и девочка, он, Псевдоним, пребывал в колебании, обратиться ли в женский орган, или, допустим, в детский. Тем паче адрес-то совпадает. Ладно, решил, разберёмся на местности.
Пришёл. Дети и женщины - на таком-то этаже. Поднялся. Дети и женщины - в конце коридора. Ясно, идём по стрелочке. Налево, направо, в закуток... Ну и пожалуйста, дверь в дверь!
Солнышко за окошком отбилось от туч, наискосок хлынуло в редакционные сени, рассекая печатные органы надвое: женская табличка увяла в тени, а пёстрая детская ("Московский школьник") маняще вспыхнула, встрепенулась.
Псевдоним насмешливо срифмовал:
Не попробовать ли в "Шкодник"? -
Размышляет второгодник. |
- А что сказал представитель кафедры? - И Чукшин опять неотличимо скопировал: - О чём рассказ?
- Сотрудник нам соболезновал. Подобная публикация, говорит, требует специальной визы.
- А-а, небось насчёт оружия... Мальчонка в семейном барахле отыскал трофейный "вальтер"... или откопал что-ничто в лесу...
- Вроде того. Да ещё на самой границе... - И Псевдоним махнул в сторону школьной вывески:
Нынче приключилась шкодня.
Не пойду я к ним сегодня. |
- У нас в деревне милиционер есть. - Чукшин по-актёрски раздвинул плечи, отяжелел. - Пузо. Весь ремнях. Нос картошкой, ухи лопухи. А морда свекольная - Лёха-ряха. Коли ворот не расстегнёт, лопнет. - И будто напыжился, налился соком. - Знаешь, почему генералы толстомясые? Потому что харч даровой, казённый... Ну и приходит Лёха на свадьбу. При полном параде, с кобурой... Мало ли, в застолье чего не бывает. Нужен хозяйский глаз. Власть не дремлет.
Чукшин рассадил гостей, как в знаменитом своём будущем фильме "Русский сабантуй", каждого показал, легко воплощаясь в девочек, молодух и бабок, длинной, словно растущей в полёте, многовёрстной рукой чокался на дальнем краю, внезапно икал, стыдливо загораживаясь ладошкой, по-всякому пил и закусывал, плясал соло и танцевал в паре (то за партнёра, то за партнёршу), хором орал "горько!" и, втянув до провала злые небритые щёки, смачно целовался взасос..
Псевдоним встрял не ко времени, ритмично постукивая ботинком:
Эх, братишки, кроме шуток,
Холодец - молодец!
Передайте в промежуток
Самогон на наш конец! |
- Будешь мне частушки писать! - Чукшин по-лошадиному фыркнул, заржал. - Шустрые ребята, Гуревич да Рабинович, фильм затеяли... про сектантов. А рабочие-постановщики бухтят в перекур: "Ну что евреи понимают в русской религиозности!"
Псевдоним не унимался:
Лёха-ряха постовой
Не дойдёт никак домой.
Пособите Лёхе-ряхе -
Он запутался в рубахе. |
- Хуже. - Чукшин выпятился, расхристался. - Приспичило в туалет. На рысях в будочку. - И враскоряку затопал, присевши "орлом", на карачках, с невыразимым пучеглазым наслаждением на взмокшей медно-круглой физиономии. - Да спьяну-то сбрую и обронил... в очко... буль-буль... утопил с кобурою. - Чукшин приложился ко рту и потешно закрякал, испуская газы на манер саксофона долгою минорною нотой. - В момент протрезвел. Назад в горницу. Бухнулся на колени, крестится: "Люди добрые, спасайте, выручайте! Не дайте пропасть русскому человеку!"...
А Псевдоним:
Вот тебе и бляха-муха,
Невезуха и непруха!
С Лёхой-ряхою - проруха... |
- Что ж ты думаешь? Затопили баню да расшвыряли дерьмо по всему огороду!.. Добыли оружие!
Светлый праздник, муха-бляха!
С кобурою Лёха-ряха! |
- На тот год, знаешь, как уродило!.. Еле убрались!
Общесвадебный подарок -
Удобренье огорода,
Чтоб растительный приварок
Умножал число народа. |
- А в "Шкодник" иди! - Чукшин подтолкнул Псевдонима. - Бери пример с моего тестя - твоего учителя. Если какая незадача, удаляется в "кабинет задумчивости", пыхтит, тужится. После выходит, как из парилки, и в полной боевой... Ну, говорит, ребята, я нынче на них на всех... с высокого дерева... навалял досыта! Нажрутся, не поперхнутся!.. Усёк?
- Усёк, Васёк! - сказал Псевдоним. - Такая работа... - И подмигнул Чукшину:
Мы с тобой - два раздолбая -
Проживём, не унывая. |
ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ
ПОД ПЕСНЮ ВЛАДИМИРА СЕМЁНОВИЧА ВЫСОЦКОГО
Где мои семнадцать лет?
На Большом Каретном.
Где мои семнадцать бед?
На Большом Каретном.
Где меня сегодня нет?
На Большом Каретном. |
ЧЁРНЫЙ ПИСТОЛЕТ
Вскоре после Большой войны московский мальчик из Каретного переулка очутился на западных рубежах. Там тётка его подвизалась в гарнизонном клубе, насаждала солдатскую самодеятельность, моталась с заезжими гастролёрами по военным городкам и заставам, а мальчик куковал с бабкой.
Пробуждался ни свет ни заря, от раннего солнышка, и ленился вставать, предвкушая осеннее возвращение, как похвастает в родимом дворе, что удалось, блин, надыбать на каникулах.
Да ничего особенного!.. И чёрным краешком подразнится из-под полы.
Чем подразнится? Да тем самым! По "Словарю российских жаргонов": бадюга, бадяга, зажигалка, иголка, игрушка... - 60 с гаком синонимов, в большинстве женского рода, половину которых (если не все) мальчик вызубрил назубок, особенно упирая на мужской род: бульдог, инструмент, кнут, мундштук, мордоплюй, шмайсер, шмалер, шталер... И задрёмывал, утопая в розовых утренних грёзах.
Что-то звонко стукнулось об пол. Подскочило и снова шмякнулось, покатилось... В открытое окно летели крупные твёрдые яблоки. Во дворе, в саду стояла девочка Эва (которую здесь окликали Евкой) и швыряла библейские плоды, шустро снимая с дерева. По-женски откинулась, изгибалась и прямою рукой, без замаха, пуляла румяные свои снаряды, лёгко и прицельно достигая третьего этажа.
Мальчик сиганул на крышу сарая, после - на мусорный бак, наглухо заколоченный. Как птенец, с распахнутым в крике ртом, приземлился около девочки.
- Сегодня пойдём?
- Не ори! - И яблоком схлопотал по лбу.
Едва ли не с первого дня, как только приехал, девочка поманила его исполнением желаний. Весь Большой Каретный шептался о местной крепости, что целый месяц сопротивлялась врагу, а теперь освобождённые из плена защитники мотают срок.
Что так и есть, вроде бы подтвердилось. Частично от Эвы, частично от тётки и бабушки (мальчик подстерёг взрослые разговоры), частично от ровесника Казика, отец которого - прежний тёткин сокурсник и сослуживец - в субботу, накануне Большой войны, застрял в крепости с шефским концертом... и тётка, под бабкино шипенье и ругань, совала Казику деньги, снабжая консервами для заполярных посылок.
У него-то, у Казика, и поинтересовался мальчик, нельзя ли ползком подобраться к крепости и порыскать на поле боя относительно кнацера, козыря, утюга и хлопушки...
Казик мотнул башкою. И пальчиком - близ виска.
- У вас в Москве, что ли, все такие?
А Евка схватила мальчика за руку.
- Идём!
Поволокла к своему дому, на задах здешней гостиницы, где поселился мальчик с бабкой и тёткой.
Домик кирпичный, типа cottage - не изба или хижина (в первом значении по словарю), а коттедж (во втором). Широкие окна, черепичная крыша, паровое отопление, медные, под золото, краны с холодной и горячей водой, которую (горячую воду) дают исключительно по субботам.
Бывший владелец - одинокий старик-еврей, хозяин гостиницы, когда пришли немцы, а потом русские...
Да, сперва пришли немцы. Было сражение. Немцы вытурили поляков из крепости, как после выдавливали русских. Крепость построена на костях, на проклятом месте. Царь Николай I изгнал оттуда евреев и заровнял еврейское кладбище. С тех пор покойники тянут к себе живых.
Мальчик был белобрысый, считался русским и носил общеславянскую фамилию: Белявский, Березин, Высоцкий, Волошин, Левицкий, Новицкий, Савицкий... Девочка привела его в сад, вскрыла дёрн под яблоней, отпахнула люк, пнувши тощую змеевидную гусеницу, велела обнять себя выше талии, сильно приплющила веки, чтобы не засорить глаза, и оба погрузились в чёрную земляную утробу, елозили коленками, пихались пятками.
То и дело прекращая движение и на мгновение замирая, девочка вздымалась под мальчиком, притиснувши спиной к потолку - шершавому комковатому своду, осыпавшемуся за шиворот.
Они свалились из лаза - мальчик на девочку - и задержались в объятии. Потом девочка выскользнула, отряхнулась-оправилась и запалила какой-то огарок.
В норе сыро. Мечутся чёрные тени. Нары, стол, табурет. Посудная полка с кружкой и котелком. Толстые книги, пронумерованные задом наперёд, от конца к началу, усыпанные странными буквами, как червяками. Немецкая многотомная энциклопедия готическим шрифтом... Тут бедовал старик, хозяин гостиницы.
Немцы, по тайному договору, уступили городок русским. Был совместный парад. Мимо двух генералов, цокая на торцах, проскакала краснозвёздная конница, громыхали танки со свастикой. Генералы приветствовали войска короткою речью, торжественно козыряли, пожимали друг другу руки, смеялись, переговаривались.
- Жид! - определил старик русского генерала с общеславянскою, как у мальчика, фамилией: Гриневич, Жиркевич, Литвин, Матусевич, Полонский, Островский, Яблонский... - Еврей! - И заховался от страха и удивления.
С вечера взялся рыть земляное убежище, смежное погребу, с выходом в сад. Сам себя похоронил. Надгробная глыба на кладбище украшена могендовидом. Ниже - чётко и мелко - кириллицей:
О, смерть! О, корыстолюбец! О, жадный вор!
Почему ты не пощадил нас хотя бы однажды?
Пересидел советскую депортацию в дальний Магадан и фашистскую - в ближний Освенцим. Гостиницей управляла Эвина мать арийского происхождения. Это называлось аризация. И нынче - при должности: дежурный администратор. Блюдёт чистоту и порядок. Что-ничто (до лучших времён?) припрятала...
А старик сгинул сразу после Большой войны. Не то за морем (в Палестине), не то за океаном (в Америке)...
Но покуда старина Mauelwurf (крот и сапёр) состоял в подземных жителях, - безотлучно держал при себе искомую штучку: дуру, курочку, любу, Марью Ивановну, машину, машинку, семёрку, сестрёнку... И если хорошенечко разворошить барахлишко, его бесхозные бебехи...
Изо дня в день, точно проваливаясь сквозь землю, мальчик и девочка шуровали в темноте. Шушукались, шебуршали. Тыкались по углам. Долбили стариковым кайлом, щупая стены остро наточенный сапёрной лопаткой. Измельчали комья, разрубали корни.
Упарившись, отдыхали на узких нарах. Девочка прикорнула у мальчика на плече. Огарок чадил, ничего не освещая. "Закрой глаза", - говорила девочка. Мальчик послушно жмурился. Она брала его за руку и путешествовала, где хотела.
- А может, забрал с собой? - тревожился мальчик. - Я бы ни за что не оставил...
- Глупый, - улыбалась девочка в темноте. - У него много...
"Много! - захлёбывался про себя мальчик. - Вольер, керогаз, крючок, кулик, примус, станок, самострел..." И вскакивал, вырывая руку.
- Давай поищем за полкой!
Напрасно и зря. С нулевым результатом... И запланировали вылазку непосредственно в крепость.
Она - на острове. Натуральная водная преграда, как земляной ров перед замком. Правда, мост капитальный. Не подъёмный (раздельно) и (слитно) неподъёмный. Единственные ворота, что запирают защитников, как в ловушке. Хочешь не хочешь, совершай подвиг! Либо сдавайся... Могучие высоченные стены. Без штурмовых лестниц не одолеть... Однако защитники прорывались.
- Ну, скоро пойдём? - теребил мальчик.
Девочка увиливала по-немецки:
- Morgen, morgen, nur nicht heute... - И вопреки тевтонской пословице совсем не ленилась.
Кружила с мальчиком по бывшему гетто, где в тайных захоронках, будто бы готовясь к восстанию, прятали евреи то самое: корову, квочку, кочергу, мамочку, рогульку, судьбу и чекушку...
Возбуждая и распаляя мальчика, стреляли на улицах.
- Ночью - облава, утром - шалава! - по-московски шутил он. - Знаешь, кто такая шалава?
- Знаю, знаю, - кивала девочка. - Утром - облава, ночью - шалава...
И мальчик утирался, чтобы не покраснеть, загибая пальцы при каждом выстреле.
После Большой войны вооружены даже спекулянты. И окрестные мужики. И пришлые... "Бандеровцы!" - говорила девочка. А бабушка с тёткой - через Е - "бендеровцы". Точно украинские партизаны суть потомки Остапа Бендера или обитатели молдавского городка Бендеры, куда впопыхах, форсируя Днестр, и устремился Остап...
А бандеровцы пробивались за Буг. Прежде, перечисляла девочка, убивали поляков, потом - немцев, потом - русских. И всегда - евреев... О чём мы, вроде бы, мельком распространялись в первой главе.
Тщетно и тщательно пропахав гетто, сызнова обернулись на крепость.
Спозаранку разбуженный яблоками, мальчик плёлся за девочкой, зевая и спотыкаясь.
Туманное предосеннее утро. Может, земля дышала, исходя, как и всё живое, светлым паром на холоде, а может, укрылась этою ватною пеленой. Мальчик поймал себя на сравнении с рифмой: клубы, что шубы, и увидел берёзы - белые на белом, словно лесная азбука: некоторые склонились, как Л, иные скрестились, как Ч, Х или У, третьи гляделись буквою Ж, малость отощавшею... И покривился:
- Что ж мы в такой мути найдём?
- Дурачок. - Девочка дала ему яблоко. - Зато и нас не найдут... запретная зона.
Петляли тропинками и прямиком, по огородам в ржавой колючке. Девочка - в немецком дождевике, мальчик - в тёткиной плащ-палатке. Зябнут пальцы в солдатской кирзе. Скользко...
Не только они пробирались через росистую мглу, пользуясь утренней дымкой, как дымовою завесой. Вдруг слева - пулемётная очередь, справа - из автомата. И одиночные залпы, будто сухой кашель... Девочка дёрнула мальчика, увлекая вниз.
Лежали, тесно прижавшись, пригибая голову, загоняя себя под землю. Девочка крупно вздрагивала, странно извиваясь всем телом, и мальчик крепко обнял её, чтоб не боялась. Сейчас бы бежать туда, где наши окружают "бандеровцев". Те вскидывают по-украински "руки в гору", бросая на траву примус, сучок, удостоверение личности... И шевельнул плечом в попытке освободиться.
- Зачем? - вцепилась девочка. - У тебя уже есть.
- Что?
- Волна, - сказала девочка, - волына, ваторга...
- Как? - опешил мальчик. - Откуда? Где?
- Да вот, в кармане. - И повторила на местном наречии: - У кишени...
Мальчик хлопнул себя по пустому внешнему боку и уставился в обалдении. Девочка влезла в ближний глубокий его карман, притронулась и надавила...
- Гляди, какое дуло! Правда, что шмайсер!
Стреляли. Глухой кашель разрывал воздух. Словно бы утро подхватило чахотку и гулко, кроваво бухало. Девочка накрыла собою мальчика, целуя мелко и часто. Он уворачивался. Она поймала сухие поджатые губы, разомкнула...
- Дурной! Глупота! - бормотала девочка. - Всё у тебя есть... всё, что надо...
Где мои семнадцать лет?
На Большом Каретном.
Где мои семнадцать бед?
На Большом Каретном.
Где меня сегодня нет?
На Большом Каретном.
Где
мой чёрный
пистолет?.. |