МАДРИГАЛ КОЛЛЕКЦИИ ЮСУПОВА
Открылась выставка в музейном доме
Вельможная усадьба - наизнанку -
И прибегает, заголясь, в Москву
Архангельское
купное поместье,
где Павел Первый на кровати спал,
где Вера И.
на вороной машине
примчалась вскачью на один бивак
романтики отчаянной и Львиной...
Теперь в Москве
на фоне старого портала,
немножечко церковного классИк,
играют скрипки,
Белла Ахмадуллина в прельстишной чёрной шляпе,
Мы все на стульях, на почти что креслах,
И перед нами "Галатею" слабенько танцуют
Немножечко такие простоватые и светленькие лица,
щелястые улыбки,
русые причёски,
и в мягких туфельках прыжочки невысокие
в корсетах и в камзолах бархатного шёлка -
напоминают вместе крепостной балет.
Когда бы Лев увидел эти игры
во сне тревожном
на Архангельском биваке...
Он закричал бы:
Революция всегда!..
А мы давайте убежим,
покамест Анна
Килимник
не пришла ещё сюда.
Пусть расцветут в поместьях де сады́,
чтоб мы вообразить уже смогли,
что будет после музыки Люлли.
Парижский арифметик, марш под суд!
Правь прямо прихоть, барский русский уд...
Не надо всех обманывать, не надо,
искусствоведы,
бурные гиены!
Я расскажу всем правду,
расскажу...
Потомки юных дикостью монголов,
ордынских тысячников,
потеснили скандинавов,
прогнали, вытеснили с этой цирковой арены
истории,
истории России
и, оборзев от сумасшедшей власти
над крепостной потомственной мордвой,
поднакупили голых итальянцев на холстах картин
французских,
дорогих...
Нет лучше края,
чем дорогой Париж,
покуда деньги есть.
Мишель однажды продавал Андрюху,
Ивана, и Кузёмку, и Данилу,
и заодно Арину продавал министру
Уварову
для италийской ночи,
и покупал Шекспира на английском,
большие деньги получив однако.
Однако, Миша Эль, каков он был!..
Ах, Боже мой,
да сколько здесь культуры,
ужасно русской...
Любопытный скиф,
вельможный хан коллекций молодых,
собрал в своем имении
на стенках
Буше, Рембрандта
и развалины Робера;
уставил горки золотым фарфором...
Спасибо матушке Екатерине,
она позволила в эгиде Просвещенья
покойно и насладно предаваться
забавами танцорами гарема
Роскошной прихоти холстов,
таких французских,
где голых женщин голые мужчины
е звездочки
На многих фурах крепостной театр...
стекались...
Да!
А вы себе вообразили
что?..
Огромный Тьеполо,
едва дышАщий
от многих перевозок
то вперёд,
а то назад
во Францию.
Андрей
Гаврилин
высоко уже стоит
и лёгкой кистью подаёт привет
мазками кислородного дыханья
поддерживая импозантный пир
царицы Клеопатры.
А куда же
без человека,
без художника такого,
сам который метод
восстановленья большемерных масляных картин,
холстов громадных,
кинутых в музеи.
Куда без человека -
никуда.
Ещё замах -
и Тьеполо живёт.
Смотрите на него!
Какое небо,
оно совсем похоже на свободу.
Оно случайно оказалось здесь,
а, может быть, совсем и не случайно...
Да, вы, конечно, верно угадали,
да, вы, конечно, правильно всё угадали.
Всё это просто русская культура
от матерей, отцов отторгнутых детей.
В таком-то доме барском продаётся девка,
обученная быть Зефиром русским...
Давайте никуда не убежим!
И пусть они взрастут зелёным садом,
тела глухие крепостных танцоров.
Тень Троцкого усыновит их снова,
и русская история помчится,
сшибая всё,
крича, как паровоз,
и ветром революции дыша,
отличнейшая русская душа!..
Такое кириллическое "бэ" прекрасное мгновенье!
И жизнь уже грозит:
"Не прекословь!"
Она всегда у нас, как вдохновенье,
как много слёз,
и вся она - любовь.
Она живет на Краснобогатырской,
она простая Люба Медовар,
и варит мед.
Мы все безумно ей не пара,
мы недостойные,
но после каждого удара
она готовит нам
один медовый взвар.
Мы связаны,
мы все трагично связаны -
цветами и шипами,
разными зловещими узлами-бо́лями,
а также - чудесами.
Но это,
милый мой Андрей,
вы знаете и сами...
ОДИН КАРНАВАЛЬНЫЙ МАДРИГАЛ
Здравствуйте, родные, дорогие!
Вот вам и кино,
вот вам и театр,
такой любимый,
вот вам карнавал.
Трупы
со всего конца
мира
собрались.
А вы,
любимый водосточный труп,
а вы сыграть могли бы
на флейте?
Он, конечно, мог.
Но как это приятно и свободно,
какая это милая свобода, -
говорил Полунин, -
какая это милая свобода -
сбросить голенькое тело,
простое голенькое тело сбросить
и откинуть
уже через плечо.
Сейчас же все разделись
до последней
до слезинки.
Эстати Чиаберов
Нину Панчулидзеву
повёл в лезгинке.
Ах, славно-хорошо
цыгански-голо
танцевать скелетом.
Ах, славно
чистоту природную любить
зимой, весной и летом.
Ах, сладостно закружится шутейный Даниил,
и мерят Ивановы
свободных косточек обновы,
сбросив тел оковы...
Муравьи-козявушки-мурашки,
семечки-проросточки-дурашки,
Помогайте раздеваться мертвецу!
Сны распуколок,
бутончиковых почек
Завершай,
зелёненький листочек!
Расцветанье черепам к лицу.
Прилетайте, вороны, гиены,
прибегайте,
юные шакалы!
Вы нам помогали раздеваться
в этот настоящий день свободы...
Распахнитесь быстро,
небосводы.
И
ни в сказке рассказать, пером не описать -
Андрей Гаврилин с Машенькой
пошли плясать,
неотделимые друг другу.
И золотые чашки черепов пошли по кругу...
Нет, Маша, убегай,
тебе не место здесь,
в кругу весёлой чистоты костей,
отмытых радостным дождём...
Беги, красавица!..
Вдруг очень кстати заигрался
итальянской полечки мотив.
Мария побежала,
платье подхватив...
Уже в таверне Петрос Лодовикус пил вино
за Машино здоровье подымал
немножко блещущий бокал
и вспоминал,
какая Машенька была смешная,
девчоночка,
флейтистка,
вытянулась,
столбиком стоит,
за спинку руки заложив,
кудрявка,
детское было её лицо
круглее луны;
и небом глаза полны,
а не рекой;
и на детском лице -
губки, забранные вовнутрь, -
ни-точ-кой,
тонкой, смешной...
И вот она теперь
вошла вперёд
в одну разомкнутую дверь
прекрасной молодости щедрой...
Машенька,
ты золушка-голубка!
Мчится вдаль каретная скорлупка.
Счастье бормотнёт хрустально-хрупко
птичка золотая на лету.
Птичка -
старомодная навычка.
Ключик соловьев китайских кличка.
Танцев бальных знает много кучер-крыса.
Кучер-крыса набирает высоту...
Петрос Лодовикус вверх бокал рукой.
Мария Паль, зачем же ты пришла?
Решила кондотьером сделаться
с копьём наперевес?
Все пьют,
смеются так по-доброму,
участливо кидаются вопросами в Марию.
Она тряхнула головой кудрявой светлыми кудрями,
плеснула золотым стаканом,
говорит:
- Я видела вчера в порту Екатерину,
прекрасную своею чистотой красавицу
по прозвищу Ракушка.
Она была в прекрасном синем платье,
в прекрасном алом бархате и шёлке.
Она уехала в карете в замок.
Помчались кони.
Я люблю её!..
Ракушка милая,
прелестность дорогая...
И вот Мария
с головой в тюрбане,
прекрасно вскинутой,
и сильная вперёд
копьём наперевес пробила замок:
ворота пробивает и летит
во глубину покоев островерхих,
где стены алым бархатом горят,
где выстланы полы атласом тихим...
Екатерину робкую ведёт
счастливая Мария...
Ты моя!
И ты моя!
Мы счастливы прекрасно,
прекрасным счастьем.
Это карнавал.
Да здравствует!
Мы счастливы сегодня...
Продолжение
альманаха "Авторник"
Вернуться на главную страницу | Вернуться на страницу "Журналы, альманахи..." |
"Авторник", вып.5 | Фаина Гримберг |
Copyright © 2002 Фаина Ионтелевна Гримберг Copyright © 2002 Союз молодых литераторов "Вавилон" E-mail: info@vavilon.ru |