ПО МОТИВАМ НАБОКОВА

И, дверь знакомую толкнув,
Я снова очутился там,
Где коврик и диванный пуф
Лежат по заданным местам.

Здесь Айвазовский на стене:
Идёт-гудёт девятый вал -
И пруд коричневый в окне,
Куда ленивый не плевал.

За стенкой ржавая вода,
Как одичалый метроном,
Мне размечает путь туда,
Где и такой не нужен дом.

Он - сотый номер у меня,
Я - сотый номер у него...
Тут ни камина, ни огня -
Тут совершенно ничего.

Мне всё равно, кто здесь бывал,
Угрюмо вешал плащ на крюк,
Бутылку пива открывал,
Ронял её из влажных рук,

Спускался в ресторан внизу,
Гляделся в зеркала овал,
Бефстроганов или азу
Официанту называл,

Но если он - она - они
Ушли отсюда не вполне
И их фасованные дни
Бегут узором по стене?

И души их за пядью пядь
Выходят за свои края,
И составляют, так сказать,
Летучий дух небытия?

И тут я вспомнил, как давно,
Привычно подавляя стон,
Пытался распахнуть окно,
Искал напрасно телефон,

Короче, умер. Тут сквозит,
Невнятный шорох за стеной...
Не ад, не рай, а лишь транзит.
Мне пусто. Сжалься надо мной.

И Он ответил: - Нет тебя,
Ты толком никогда не жил,
Но снова, память теребя,
Ты извлекаешь миражи.

Я сократил тебя в число
И записал на лист пустой,
Но и число само росло.
- За точкой?
                  - Нет, за запятой.

НОМЕР
(перевод из Набокова)

В том номере, где умирал
в апартаментах неживых
поэт, как в прочих номерах,
лежат две книги типовых.

Там телефонов номера
и глав священных номера.
Он там остался до утра
и постепенно умирал.

Там зеркало, окно и стул,
кровать холодная торчит
и отступает в темноту,
где вывеска кровоточит.

Не страх, не слёзы. Только рок
и безымянность. Там вдвоём,
казалось, пол и потолок
лишь имитируют объём.

Горящих фар огни в окне
кромсали ночь, и им в ответ
по потолку и по стене
катился световой скелет.

Вот номер мой. Я свет зажёг
и надпись на стене нашёл:
"Безвестен, брошен, одинок,
я тут умру", - карандашом,

над головой моей как раз,
она была как плагиат,
а он? начитан, дикоглаз,
а может, толст и лысоват?

Ни вышколенный экипаж,
ни досточтимый капитан,
ночной портье, ночной алкаш -
никто не знал, кто умер там.

Быть может, он нашарил свет,
включил - и проклял красный ад,
не в силах больше верить в бред,
что это клёны и закат?

Как Черчилль в лучшие года
изобразил бы этот вид,
шагали клёны в два ряда
от озера в Отель Элит.

И пусть неполон мой отчёт.
Поэта смерть, в конце концов,
аккорд в финале, переход
стиха, сюжетное кольцо.

Жизнь поглощает темнота.
Стук сердца - в стены, в потолок -
безвестен? да - и брошен? да,
но больше - нет! - не одинок.

Д.В.

Тополиный пух у него в бороде,
колотье у него в боку.
- Канотье, вы сказали?
                                  - Нет, колотье,
как у лошади на скаку.

Так случится - Господь остановит коня,
в дом горящей души войдет,
на вершине дня - на закате дня
в небе молнией прорастет.

- Вы сказали: Господь?
                            - Я сказал - Господь.
- То есть дух?
                            - То есть дух и плоть.
Посмотри - горит тополиный пух,
то есть плоть, но скорее - дух.