Роман-балет
Вася Ногтев - это, знаете ли, у-у!
Василий Николаевич, профессор.
Однажды сын учителя из одного такого
однажды земства.
И ещё позавчера
в какого-то Шанявского ходил учиться.
А также и на маёвку иногда ходил.
Кругом идёт война.
Она идёт с двадцать второго июня.
Она бушует и она идёт
вперёд.
А не назад.
В распахнутые настежь нараспашку плачущие женские плаксивые глаза
идёт война.
Она
совсем народная идёт
вперёд.
А не назад.
И бабы в голос голосят
открытым странноватым звуком...
Погоди машина ехать
Погоди свисток давать
Надо с милым попрощаться
Восемь раз поцеловать!
Ноябрь уж наступил.
Все люди отряхнули зимние пальто.
Никто
не ждёт весны.
Кругом идёт война, и потому нигде
игрушек нет.
Василий Николаевич безмолвно покидает
уединённый кабинет,
на брови шляпу фетровую надвигает.
И
по стогнам городским летит сюда-туда.
А Васин братик - это, знаете ли, у-у!
Комендант на Соловках.
Все проходят друг за дружкой,
он стреляет,
убивает всех.
Потом его убили тоже.
И, понимаете ли, очень много жертв!
Ну столько жертв -
ну просто надоело!
А Васю Муся ведь всё время ждёт.
А Муся Рудакова - это, знаете ли, у-у!
Она сказала: "Вася, только Вася!
Никому
не дам
поцелуя без любви!
А только Васе одному
дам
поцелуй с любовью!"
Муся у детской кроватки сидит.
Детскую вслух читает книжку "Доктор Айболит".
Маленькая Рита в беленькой рубашечке
за сеткой сидит.
Чуковский - это, знаете ли, у-у!
Такой ещё Лысенко - вышла муха за кота,
за кого-то, крокодила, бегемота,
почему-то, отчего-то...
Вдруг Василию навстречу русский мастер поспешал.
Вдоль базара городского
старичок с зелёной бородою
русский мастер поспешал,
Андрейка Чегодаев.
Дмитриевич, между прочим.
И ещё ведь Пётр Первый
говорил ему, когда крестил
сына у него,
и говорил:
"Ка́кО ты, Ондрейко, дОма тОчишь хОрОшО!
Хорошенечко!"
А Пётр Первый - это, знаете ли, у-у!
Прорубил окно в Европу;
все кричат, бегут куда-то кто куда...
А он рубит!..
Андрейка Чегодаев...
Чегодаев, Андрей Дмитриевич, тысяча год рождения, специалист по истории движений...
Он - русский мастер.
А русский мастер - это, знаете ли, у-у!
Так однажды подкуёт заморскую блоху!
Будет сука знать,
как танцевать!..
Примечание:
Сука - это блоха. Блоха - это сука.
Пусть она стоит,
как властелин судьбы;
смело вскинутая на дыбы;
гордая, как мухоморные грибы,
В сумрачном лесу, где заблудился русский мастер,
земную жуть пройдя до половины,
Андрейка Чегодаев.
И один лишь милый Терпигорев
жалел его и говорил ему:
"Андре!
Какое это Боже мой такое крепостное право ты страдаешь!"
Он говорил,
и все попили водку.
Но только водка - это, извините, так банально.
А русский мастер - это, знаете ли, у-у!
Ковырнёт чего-то там такого
долотом своим
И вот уже готова
быстрый птица-танк!..
Уже в какое-то вчера
из вымытого нянечкой-уборщицей паркета классов
почти гимназии
имперской возрождённой
в сквер девичий весенний майский
вылетала дочка Маргарита;
резвилась в стайке девушек, смеялась;
и над чёрным фартуком поверх кофейно-форменного платьица подкидывала руки...
И на лицо её, такое нежное,
на тонкие восточные черты правнучки
персидского торговца,
восточные насмешливо и горделиво,
девически самолюбивые черты;
на это нежное лицо
летит каштановая тёмно прядка
ветерком наискосок...
Раскружившаяся Маргарита
Бадахшанские алмазы
грозы
на посольские приказы
песни
струны саза
Лазаря
лазоревые глазы...
Таволга!
Мы встанем рано-рано
сполоснём разгорячившиеся щёки
руки
сбрызнем из-под крана
Выбежим на Волгу,
на какое-то диковинное, обещательное далеко и ширь...
На горы выбежим, замрём, рванёмся романтически и русски,
разорвём судьбы зелёное кольцо...
Лицо
любимой -
ты лицо
далёкого Ирана.
Лицо любимой - ты лицо большого каравана.
Лицо любимой - ты лицо дурмана,
Лицо любимой - волжское лицо -
ты лицо Рабии, Разии, Сании...
Как вырвемся однажды на Итиль!..
Мы разорвём судьбы зелёное кольцо...
Лицо любимой - ты моё лицо.
Лицо любимой, ты - иконописно,
персидски маленькое,
гречески смешное,
такое,
как персидкина рубашка,
узорно-очень-красно-золотое,
такое круглое, как будто греческая чашка,
где танцевание свивается в кольцо.
Лицо любимой, ты - лицо...
Уже сегодня
по ухабам склеротическим лица
вчерашней Маргариты,
по её глазам,
циническим, бессмысленным и шутовским,
давно катаются грузовики,
старинные, гружённые картошками мешками;
И бабы все в платочках и набрякшие щеками,
трясутся на мешках, раздольное поют:
Погоди машина ехать
Погоди свисток давать
Надо с милым попрощаться
Восемь раз поцеловать...
И теперь Маргарита Васильевна сидит и кушает,
похожая на спрятанный портрет
ужасный
Дориана Грея...
Но ещё позавчера
ребёнок в кружевной рубашечке, дитя,
на день рождения подарка ждёт.
Поэтому вопрос классический:
Что делать?
А также - Кто куда?
Кто виноват? Где лучше?
И Почему зачем?
Проснулась маленькая Рита -
и детский "ах!" -
и на кроватке - танк!
А маленькая Рита - это, знаете ли, у-у!
Поломала танк ребяческими пальчиками,
пушку отломала и катает кукол, как в коляске -
би-би-би!
И прямо на филфак
Горьковского университета.
Ну а там
Лазарь Шерешевский - это, знаете ли, у-у!
Первый парень на деревне
города Горюшкина,
поэт!
Но, конечно, не такой, как Миша Шишкин;
тот у нас прозаик.
Вдруг напишет что-нибудь роман,
всех задавит мотоциклом и посадит в психбольницу,
как де Сада!
И бегом в Швейцарию,
как Тартарен.
У-у, как теперь он окружён швейцарским холодильником, красивым и крещенским!
И никого не видит, и ни с кем ни слова...
Ну, а мы ему раздвинем
лёгким взрывом
тринитротолуоловым
толпу влюблённых критиков!
А мы ему накинем на плечо гадюку,
пушистенькую.
Пусть узнает,
как бывает!
Пожалуйста!
Четвериков, застёгнутый на пуговицы, ходит по Откосу.
Он гуляет.
И Вася Ногтев у него учился и работал с ним.
Четвериков профессор был,
генетик.
И немножко на то похожее, агроном,
теоретик.
И вот один гуляет, выгнанный с работы.
А внизу течёт спокойно Волга.
Все гуляют очень даже далеко,
все боятся,
очень жить хотят!
Может быть, в генетике и что-то есть плохое.
Защищать генетику уже немножко скучно
и банально.
Вася Ногтев и Четвериков -
они совсем не двое чудаков.
Они совсем не трое чудаков;
культурные,
но ходят без очков.
Ах, Вася Ногтев и Четвериков -
двое червяков.
"А что случилось? - Вася спрашивает маму. -
Плачет Маргарита почему, скажите?
Двойку, что ли, получила?"
- Нет. Сталин умер.
И тотчас же Муся Рудакова
восклицает:
- Надо чёрный бант!
Чёрный бант к портрету прикрепить,
пока не поздно...
Поскорей, мой друг...
И вдруг -
"А ну его к чертям!" -
храбрый Вася Ногтев прямо в ухо Мусе
полушёпотом вскричал...
Бабушка
Екатерина Терпсихоровна Строфокамилова -
старинный русский род
ведётся от варяжского мурзы Каюка,
в святом православном крещении - Евструпий,
канонизирован в год смерти Грозного Ивана.
Известная дворянка, столбовая баронесса,
купчиха высшей гильдии, княжна
Дурская-Мещорская;
такая меценатная славянофилка,
окончила епархиальное училище,
смолянка,
фрейлина её величества Елены Двадцать Третьей,
прозванной "Зеро",
то есть "Очко",
вследствие активности любовной.
Императрица бывшая Елена много претерпела от жидов и комиссаров
после революции...
"Ссуксиство - отэ фишмаз!" -
так-таки говорил Тигрий Караваев Беглу Шофтляупу
В одной из далёких галактик,
Далеко от Земли голубой,
Где сегодня вам кто-нибудь платит,
А завтра не платит любой.
А когда атесага Зелбирсскэ срывает корону
И насмешками тянется вверх;
Вот тогда она входит в Коровьев,
Как сенатор,
а может быть, как президент.
Извините,
это просто сиюминутные такие глупости.
Потому извините!
В одной из далёких галактик,
Далеко от Земли голубой,
Где сегодня вам кто-нибудь платит,
А завтра не платит любовь...
А вот и книжка дога.
Она называется:
"Один сапог - не каскетка".
Ай, интеллигенция!
Ай-я-я-яй, что за идиот
Миша Гордон
его меньшой сынок Болот Бейшеналиев
на солнышке сияет жёлтым задом
Николай Бурляев
А что, если Андрей Тарковский
надуется ещё,
будет он шириной с Феллини?
Доктор, женатый человек, Живаго!..
... Нельзя же было по улице нести топор в руках. Ни одного мига нельзя было терять более. Он вынул топор совсем, взмахнул его обеими руками и почти без усилия, почти машинально опустил на голову обухом. Тут и родилась в нём сила. Старуха вскрикнула, но очень слабо. Кровь хлынула, как из опрокинутого стакана, и тело повалилось навзничь. Он положил топор на пол, подле мёртвой, и тотчас же полез ей в карман, стараясь не замараться текущею кровию. Лара, благоухающая, запахнутая в купальный халат, устраивалась на ночь. Весь уйдя в предвкушение скорой сосредоточенности, он воспринимал всё совершавшееся сквозь пелену разнеженного и всеобобщающего внимания.
- А ты всё горишь и теплишься, свечечка моя яркая! - влажным шопотом тихо сказала ему Лара.
Он распрямился и потушил лампу...
Ай-я-я-яй! Лос корасонес...
Лихо подхватив под мышку
Маргариту и её стихов домашнюю тетрадку-книжку,
Лазарь Шерешевский -
экое государство! -
едет в гости к Анне Андреевне.
Анандревна, наш отряд
хочет видеть Бродского.
И потрогать у него сами знаете чего,
то есть почитать его стихи.
Но Анна Андреевна отвечает:
- Не просите ни за что! И лучше уходите.
Бродский улетел в метро,
и больше никогда не прилетит.
А мы опять спрашиваем:
- Анандревна, наш отряд
хочет видеть Бобышева.
И потрогать у него. Говорят, он ничего.
Но Анна Андреевна опять отвечает:
- Не просите ни за что! И лучше уходите.
Бобышев тоже улетел.
А мы всё равно спрашиваем:
- Анандревна, наш отряд
хочет видеть Наймана.
И потрогать у него
что-нибудь такое.
И тогда Анна Андреевна отвечает:
- Наймана, конечно, можно;
только очень осторожно,
пожалуйста!
А мы опять и опять пристаём:
- Анандревна, наш отряд
хочет видеть кого-нибудь совсем такого.
И потрогать почитать
у него его стихи!
Но Анна Андреевна отвечает опять и опять:
- Не просите ни за что! Уходите, уходите!
Кто-нибудь совсем такой
больше никогда!..
А чего стихи -
не хуже,
чем у Беллы Ахмадулиной.
Чемубелло всё оно
вполне.
А Белла Ахмадулина такая, знаете ли, у-у!
Говорит: "Не подпишу
ничего про Пастернака!"
Гордая была.
Уговаривали долго,
угрожали исключением из института,
из литературного и хуже.
И не исключили почему-то.
А совсем наоборот, включили!
Приняли в писательский союз и дали новую квартиру,
новую квартиру в самолёте,
дачу в Перегулинском посёлке -
Белле Ахмадулиной и Пастернаку.
Только подошли они,
а им Кудимова как даст!..
Анандревна, наш отряд
хочет видеть:
а) непонятно почему, Войновича
бэ) Анри Волохонского
цэ) Татьяну Гнедич...
и...
ещё кого-то вэ...
И это всё можно,
только не нужно,
потому что когда их,
то и они тоже всех,
кто их...
Ну, хорошо,
я вам скажу честно:
потому что когда их всех трогают, они пукают...
Извините!
Ради Бога, извините!
Это просто ужасное такое слово.
Извините!
Не оскорбление,
а просто -
интересное воспоминание,
чтобы интересно было жить!..
"Автор умер!" - говорят,
совсем как французы, итальянцы какие-то.
"А мы, - говорят, - редактор".
Ну и что!
Я тоже люблю хорошенький журнальчик "Енотовое титулатурное варенье".
Но я всё равно возьму одну мою хорошую девятизарядную беретту
и буду стрелять в их мужские и женские животы,
пока они не перестанут получать деньги!..
Анандревна, наш отряд
хочет видеть прочитать
и потрогать прочитать...
Уходите, уходите!..
Анна Андреевна запускает к себе всех по очереди:
- Почитайте мне, пожалуйста,
чего-нибудь ещё!..
И ещё!
И ещё!
И ещё!..
Раз-два -
и взяли!
Всех выбросили на помойку.
Маша Ходакова бежала мимо
и махнула,
и подобрала
некоторых...
потому что добрая женщина
и пишет прозу и стихи
А мы как раз пришли к Анне Андреевне,
а её укусил комар и она умерла
Интеллигенция какая героическая всё моё...
Рита,
где ты?..
Продолжение
альманаха "Авторник"
Вернуться на главную страницу | Вернуться на страницу "Журналы, альманахи..." |
"Авторник", вып.7 | Фаина Гримберг |
Copyright © 2002 Фаина Гримберг Copyright © 2002 Союз молодых литераторов "Вавилон" E-mail: info@vavilon.ru |